Тут показался поворот на Ключи, и я бросилась активно общаться с заскучавшим водителем. В Ключи мне было не надо – я планировала подъехать сразу к ферме. Зачем вызывать ненужный ажиотаж и давать повод к сплетням, афишируя свой приезд? Хотя вот бы удивились люди, если бы узнали, что к их односельчанину Глебу-скотнику, будущему рядовому Российской армии, едет невеста – женщина-оборотень вдвое его старше?

Всё. Такси уехало. До крайности удивлённый водитель получил деньги, помог выгрузить сумки и коробки прямо на снег возле порога нашей каморочки. И – адью.

Я обошла ферму. Доярок не было – я выбрала правильное время, потому что помнила расписание доек. Коровы стояли на месте, у Бекеши пусто. Значит, Глеб верхом уехал на конюшни. Ладно, подождём.

Я пошарила под застрехой – там Глеб держал ключ. Открыла дверь, втащила вещи, печку затопила. Разложила еду на столе и подарки на кровати.

Темнело. Я разделась, обернулась, схватила в лапу фонарик и вылетела в дверь – встречать Глеба.

Фонарик пригодился. Хоть я увидела верховой силуэт в сгущающихся сумерках, свет в небе привлёк Глеба быстрее. Так бы он меня и не заметил. А здорово я мигала – как будто инопланетяне заходят на посадку

Э-ге-ге! – Глеб встал Беку на спину и радостно махал мне. Я выписывала горящим фонарём кренделя и снижалась.

Ну здорово как! Я уселась на коня, уцепившись за луку седла. Сел и Глеб. Мы смотрели друг на друга.

– Здравствуй!

– Здравствуй. Я к тебе. Насовсем.

Поздним-поздним вечером я одна вышла на улицу. Пронзительно синяя ночь была тихой. И пустой. Только звёзды, только тёмные деревья и тусклые отсветы огней из окон коровника. Всё.

Вот она я – стою у самого начала своей новой жизни. Где она там, Москва? Отсюда не видать. Что меня теперь ждёт? Деревня, пустота, однообразие. И я испугалась. Телогрейка, что я накинула на плечи, упала в снег. Я тут же подняла её, застегнулась. Шла-то я в сортир. О, мне тут же захотелось не в холодный деревянный домик, а на удобный унитаз, а после этого занырнуть в горячую ванну, встать под душ, как следует намыться, одеться, накраситься и выйти на Московскую улицу! Там мне будет хорошо, там я буду молодой и стильной! Да, я буду о-го-го – нафуфыренная, надушенная, размахивающая модной сумкой, я буду идти среди таких же прекрасных женщин. Это же Москва, это радость, это город, где ты можешь появиться хоть с голым задом и в разных ботинках, никто не удивится и не осудит. Как не любить её? А я вот из Москвы – хоп! – и усвистала.

Поражение.

Первый раз мне пришла мысль о поражении. Я ехала и думала, что это мой приятный сознательный выбор. А вот что поражение…

Вышел Глеб.

– Ты чего, боишься? Хочешь, провожу? Или ведро принесу.

И мне стало весело. Куда-то свалили упаднические мысли. Ни фига себе поражение! Каждой бы женщине по такому поражению.

Да, кстати, ведь для улучшения имиджа я решила отучить Глеба шепелявить. Я ведь в Москве специально зашла в «Педкнигу» и купила учебник логопедии.

– Будешь учиться правильно говорить, Глеб? Пригодится.

– А чего ж. Буду.

– Умник. Это реально сделать.

Я улыбнулась, помчалась до деревянного домика. И скорее в тепло. Надо найти в сумках, где там эта «Логопедия»…

И мы стали жить вместе. В каморке было очень мало места, буквально три на четыре метра плюс жалкий предбанник, но мне казалось, что всё прекрасно. Ведь когда ты счастлив, остановиться невозможно.

Прятаться было бессмысленно. О моём приезде быстро узнали. Несмотря на то что я потрясла всех своим наличием в жизни Глеба ещё на дне рождения, обо мне постепенно забыли. Ведь меня не было тут долго. Была, да сплыла. На фига дамочке мальчишка.

А тут: нате вам из-под кровати, прикатила! И живёт. Нинка поверить не могла – за каким домовым мне её сынишка понадобился. Вообще, рассказала она, в деревне сначала решили, что я прячусь от милиции. Или что от мужа сбежала.

– Ну трудно поверить, что у такой девки мужа нет, – призналась Нинка. – Вот бабы наши и не верят. Ты разведённая?

– Ага, – пришлось соврать мне. Для убедительности картины мира. – Давно развелась.

Нинка поверила. И я рассказала ей «правду» – которую, я не сомневаюсь, она разнесёт по остальным. И разговоры стихнут. Умными словами я наплела ей про поиск вдохновения вдали от шумной суеты. Сказала, что работаю в рекламе и нуждаюсь в релаксации. Которая, соответственно, придаст в последующем особой креативности и эффективности моим проектам.

Нинка окончательно поверила и отстала. И действительно – все совершенно успокоились, что Глеб с девушкой живёт. Так и говорили – «с девушкой». Нинка и бабка спросили про свадьбу – когда? Спросили при Глебе. Который, в упор глядя мне в глаза, подтвердил их запрос. Я сказала, что только летом, чтобы в белом платье по сугробам не скакать, а весной грязь не месить. Согласились.

Так что всё решилось само собой. Как же приятно чувствовать себя невестой! И которая не сама напросилась, а которую все родственники жениха почётно вынудили дать согласие. Все родственники – и он особенно. Приятно. Приятно-расприятно! Интересно, что чувствуют люди, которые женятся не по любви? Про тех, которые по любви, понятно. А вот те-то?

В общем, я здесь была невестой. Только милые наивные деревенские люди, которые сами стареют раньше времени, могли принять моё лицо за юное, адекватное званию невесты. Правда, ощущение постоянного счастья сделало с ним чудо, но неужели настолько? Я уже не понимала этого, глядя на себя в зеркало. Может, и правда стало. Тогда вдвойне чудо.

Нинка и Лёха предлагали жить дома. И бабка у себя предлагала – а то чего мы при ферме ютимся? Но Глеб отказывался. И я тоже, конечно. Мы к ним только в баню приходили.