Царевичу вспомнился трогательный февральский приказ временного Московского градоначальника генерал-майора Е. Н. Волкова: «Проезжая по городу, я усмотрел, что некоторые постовые городовые, заметив мое приближение, поспешно останавливают движение экипажей, освобождая путь для моего проезда. Находя, что поддержание правильного движения экипажей, согласно требованиям обязательных постановлений городской думы, вполне достаточно для устранения затруднений в уличном движении и что при точном исполнении сих требований всякие поспешные экстренные меры к освобождению проездов являются излишними, предлагаю приставам разъяснить городовым, чтобы они как во всякое время, так и при моих проездах ограничивались лишь поддержанием установленного порядка движения». Уар тогда счел приказ двусмысленным и даже лукавым, ибо ему еще не приходилось жаться к обочине в ожидании проезда градоначальника.

Москва потряхивала автомобиль на колдобинах, вот уже потекла под колеса с Садового кольца Сретенкой, маякнула Сухаревой башней, от которой вдруг отчаянно шарахнулся под колеса новенького «Винтона» расстроенный молодой человек крестьянского вида. Заметался, взмахивая руками, как курица крыльями на деревенской улице, запричитал, да и был сбит с ног железным самоходным монстром. Сбежались зеваки, загалдели, кто-то привел городового, который, пошептавшись с водителем, помог ему погрузить неудачника в авто. По дороге выяснилось, что крестьянин Алексей Новозеров, войдя в часовню в Сухаревой башне, купил свечу и, оставив свой чемодан у входа, пошел ставить свечу к иконе. В это время чемодан его кто-то похитил. В чемодане было платье, и в том числе пиджак, в котором было зашито триста рублей. Вот он и шарахался, помраченный таким несчастьем.

Ах эти провинциалы!.. Кого же из них не приведут в трепет храмы Первопрестольной и несущийся над крышами колокольный звон? Кого не обманут? Уар запрокинул голову и увидел расчерченное голыми ветвями деревьев весеннее небо, окаймленное знакомыми зубьями и шпилями.

– А что, вашество, – городовой скомкал обращение, не зная, как правильно величать богатого шалопая, – моторы нынче на собачьем дерьме ездят?

– Почему на собачьем дерьме? С чего ты взял?

– Так пахнет… – разведя воздух руками, пояснил блюститель порядка.

Тут Уар вспомнил, как вляпался поутру, и сконфузился ужасно, хотя, что ему за дело до обывательских впечатлений?

– Да это сапоги твои пахнут, – отговорился он.

Городовой был высажен за поворотом, вполне удовлетворенный хрустящей в кармане крупной купюрой, а крестьянин доставлен в особняк господина Углицкого на Пречистенке, обласкан смертной прислугой женского пола и пристроен в помощники истопника.

– А что, барин, моторы теперь на собачьем дерьме ездят? – услышал Уар за спиной удивленный голос камердинера своего – Епифана.

– Поезжай на Мясницкую, скажи им, чтоб керосином заправили, – разозлился царевич и, сбросив ботинки, велел их сжечь. – А будет опять вонять, так поменяй на другое авто!

На следующий день, зайдя от праздности в Исторический музей, Уар угодил в аудиторию, где некто Фриче читал публичную лекцию под заглавием «От марксизма к идеализму» в пользу пречистенских классов для рабочих, состоящих в ведении постоянной комиссии по техническому образованию. На лекцию собралось довольно много рабочих. По окончании мероприятия часть публики начала петь «Марсельезу».

Ровно в это же самое время, можно сказать, под пение «Марсельезы» в Верхних торговых рядах в Китай-городе обокраден был магазин И. Д. Егорова. Громилы, незнакомые ни с марксизмом, ни с идеализмом, проникли в магазин из подвала и опустошили кассу, из которой похитили девятьсот семьдесят рублей.

Расклад случайностей вырисовывался странный и чуть тревожный. А в прихожей почему-то стоял отчетливый запах собачьего дерьма.

«Весна…» – подумал Уар.

В мае лечебница жужжала растревоженным ульем. Напряженное лицо главы комиссии по сохранности Общества – Параклисиарха, бывшего некогда, еще до расправной палаты, мастером заплечных дел, не сулило ничего хорошего. Присутствующим стало совершенно очевидно, что сохранность Общества опять оказалось под угрозой. Но с какой стороны на сей раз набегают тучи, московские пока не догадывались. Каждый был занят своим делом, и только Малюта по долгу службы отслеживал обстановку.

Первым с вполне оптимистичным докладом выступил граф Сен-Жермен:

– В то время когда все жалуются на застой торговых дел и отсутствие денег, столичные клубы заканчивают год, благодаря игре в карты, с изрядным барышом. Доходы клубов колеблются от тридцати тысяч рублей (Благородное собрание) до пятидесяти (Железнодорожный клуб).

Но радость членов Общества нетрадиционных потребителей померкла, когда слово взял Параклисиарх – бывший защитник и утешитель Иоанна Грозного – Малюта Скуратов, состоящий ныне при Обществе в той же охранной должности.

– Господа! Лондонские что-то затевают. Нам стало известно из компетентных источников, что в Лондоне сейчас проходит Третий съезд РСДРП. Как это мы два предыдущих прошляпили?