Уар удалил из гардероба возлюбленной корсеты и прочие жесткие конструкции, атаковал шнурованные лифы и громоздкие тяжелые одежды, сдавливающие тело. Модерн помог ему найти правильные изящные линии и роскошный декор.

Но этуаль желала манто из тяжелого шелка с собольей оторочкой и даже показала доставшийся ей по случаю карминно-красный шелк с кистями, в котором Уар с ужасом узнал настоящее китайское погребальное покрывало.

– Где вы это взяли, сударыня?

– Купила у одного красивого китайца – поставщика «Чайного дома Перлова». Он сказал, что пришлет мне портниху. Китаянки, должно быть, прекрасные мастерицы. Смотри, какой узор по шелку выткан! Лучше всякого муара!

«При чем тут китайцы? – удивился царевич. – Только китайцев мне недоставало!» Он точно знал, что Перловы давным-давно открыли в забайкальской Кяхте чайную контору по закупке чая у китайцев и никакие китайцы сами чай в Москву не возят. Может, китаец, которого москвички находят красивым, – это рекламный трюк? Тогда зачем ему позволено торговать погребальными покрывалами?

Еще Анастасия требовала предоставить ей классы.

– Там должны быть станки и непременно зеркала во все стены. И вид на реку.

– Я оборудовал вам помещение в особняке. Что вас не устраивает? – отвечал Уар.

– Ах, боже мой, вы собрались меня здесь сгноить! Вы вывозите меня только на вечерние представления. Я света белого не вижу! Вы бездушный монстр!

Упрек был несправедлив. Уар любил Анастасию всем сердцем, несмотря на лежавшую в нем тяжелым камнем обиду.

– Для чего вы покупаете мне шубы, платья и бриллианты, если мне некуда в них выйти?

Уар целовал ее шею от мочки уха до ключицы – ему нравилось «ходить по краю».

– Разве вы мало выезжаете со мной? Или вам претит мое общество?

– Ах, Митя, в тебе нет жизни! И руки у тебя – вечно ледяные… – оправдывалась Анастасия.

Да-да, он точно заметил, как избегала она в последнее время его прикосновений. И по-прежнему отводила глаза. А может, она интуитивно, как дитя природы, чувствовала его нездешнюю сущность и, как могла, остерегалась.

– И вообще, вся моя программа устарела. Мне необходима новая. С партнером!

Уар не представлял, как сможет вынести партнера. Он станет касаться Анастасии, она почувствует его дрожь… И непременно настанет день, когда она захочет откликнуться, отдаться в эти умелые горячие руки. А ведь он столько времени не позволял себе ни отпить, ни доподлинно приобщить возлюбленную! Отказывал себе в самом насущном! А может, она как раз и ожидала от него решительных действий? Но разве мог он подумать о принуждении? Вся его натура восставала против малейшего нажима. Он мечтал, чтобы она сама захотела его так сильно, что не пожалела бы для него тепла.

– Я готов пригласить хореографа для постановки новой программы. Но на партнера не рассчитывайте!

– Митя, ты просто не понимаешь главного: что бы я ни исполняла, я танцую любовь! А для любви нужны двое. Здесь же не восточная сатрапия с сералем! Женщины хотят получить свою порцию эмоций. Есть дамы, которых не устраивает, что их мужья бегают в дома терпимости. Они сами хотят дома играть роль одалиски.

– Вот так новость! Вы решили фраппировать Лигу суфражисток? Право же, у нас в Москве общественная мысль всегда движется задом наперед!

– Суфражистки? – Анастасия скривилась, произнося незнакомое слово, как будто на вкус оно показалось ей кислым. – Господи, это еще кто такие?

– Ну как же вы не знаете? А еще салоны посещаете… Это дамы, которые борются за предоставление им избирательного права.

– За право самим избирать себе мужчин? Невероятно! Ах, какие разумницы! Ты познакомишь меня с ними?

– По счастью, у нас пока до этого не дошло. Это Лондон катится в гендерную пропасть.

– Митя, я – с тобой. Чего тебе еще? – раздосадованно спросила этуаль.

– Чтобы ты этого хотела, по-настоящему хотела! – ответил Уар, уже догадываясь, что грезит о несбыточном.

С некоторых пор московским нетрадиционным потребителям удалось внедрить в Лондон человека с придуманной высокородным родителем фамилией «сын сердца» – Александра Ивановича Герцена, рожденного от случайного греха Ивана Яковлева, имевшего общего предка с Романовыми – Андрея Кобылу, – с шестнадцатилетней немкой, дочерью мелкого чиновника, делопроизводителя казенной палаты в Штутгарте.

Разбуженный не в добрый час декабристами, поглядел «сын сердца» окрест и увидел, что окрест плох. Отчаявшись пробудить соотечественников, спавших глубоким цивилизационным сном, уехал в Лондон, не просто протоптав туда дорожку, а прорубив широкую просеку грядущим несогласным. Приобщен доподлинно был лондонскими из черт их разберет каких соображений. Впрочем, это не помешало ему оставаться патриотом Воробьевых гор, в которых зарыли они с Николаем Огаревым некое послание потомкам. Лондонские ошибочно полагали, что обиженный Россией никогда не простит родину. Но не таковы эти непонятные русские. Лишь только им удавалось отойти на безопасное расстояние, они принимались с энтузиазмом учить своих бывших соотечественников правильной жизни. А кто сказал, что соотечественникам потребна правильная? Соотечественники желали хорошей. А мера хорошего до сих пор никому в точности не ведома.