Шрифт:
Бам!
Каулквейп, не теряя времени, склонился над клином и принялся бешено колотить по нему молотком. Со стоном и скрипом зазубренная ось поддалась. Когда зубцы и шестерни, которые сотни лет никто не трогал, задрожали и повернулись, во все стороны полетели хлопья ржавчины…
Бам!
У него над головой Мать Штормов опустилась ещё ниже, заполняя собой небо. Тяжёлый воздух был весь заряжен электричеством, так что волосы становились дыбом, кругом стоял запах серы, смолы и жареного миндаля. Возник огромный вихрь, который завертел Санктафракс. Те, кто ещё стоял под ним, в страхе за свои жизни бросились врассыпную.
Наконец последнее звено огромной Цепи проскользнуло, как горячий нож сквозь масло. Санктафракс был отцеплен.
Бам!
— Нет! — взвыл Профессор Темноты, с трудом поднимаясь на ноги. Он подобрал полы мантии и бросился к волочившейся за летучей скалой огромной Цепи. — Это невозможно! — кричал он. — Нет!..
— Профессор, — звал его Прутик. — Послушайте меня!
Но профессор не обращал на него никакого внимания. Санктафракс был его святая святых. Он не станет — не сможет! — жить без него.
Профессор Темноты в броске поймал конец Цепи и крепко ухватился за него.
— Профессор! — кричал Прутик.
Бам!
Колокол пробил двенадцать. Над Санктафраксом стояла полночь. Мать Штормов взревела, как огромный зверь. Отцепленная скала Санктафракса взмыла вверх, выше Матери Штормов, и исчезла из виду; пульсирующая от собственной мощи и новой жизни, Мать Штормов прокатилась по небу дальше, на утреннюю встречу с Риверрайзом.
Каулквейп спрыгнул с платформы и побежал к Прутику.
— Да защитит вас небо, профессор! — крикнул Прутик бедняге, глядя вверх.
Каулквейп положил руку ему на плечо.
— Профессор Темноты был хорошим человеком, Каулквейп, — сказал Прутик. — Верный, преданный… как и те заблудшие академики, которые отказались спуститься. — Он вздохнул. — Они не могли оставить свой любимый Санктафракс.
— Вот они! — раздался рядом с ними громкий рассерженный голос.
— Они перерезали Якорную Цепь! — закричал кто-то ещё.
Прутик и Каулквейп оказались лицом к лицу со взбешённой толпой — учёные, охранники, подтягиватели корзин — все они стеной шли на них. Каулквейп повернулся к Прутику.
— Что нам делать? — воскликнул он.
Прутик поднял руки.
— Друзья! Коллеги учёные! Жители Нижнего Города! — начал он. — Это правда, Каулквейп отцепил Якорную Цепь… — Всё прибывавшая толпа закричала и зашикала. — Но он должен был это сделать, — перекрикивая шум, продолжал Прутик. — Ужасный шторм, которому вы все были свидетелями, разрушил бы не только Санктафракс, но и Нижний Город, и всю жизнь, какая только есть в Крае!
— Кто это говорит? — крикнул им какой-то высокий человек в мантии.
— С чего это мы должны вам верить? — спросил другой.
Крики стали громче, яростнее.
— Потому что я говорю с вами от имени вашего нового Верховного Академика, — ответил Прутик. Толпа колебалась. — Да, вы поняли меня правильно — Верховного Академика! — Он указал на тяжёлую золотую печать, висевшую на цепи на шее Каулквейпа. — Ибо этот титул был передан ему предыдущим Верховным Академиком, что, согласно старинным обычаям нашего любимого Санктафракса, является его правом.
Каулквейп смущённо отступил назад.
— Но… но… — бормотал он.
— Нашего любимого Санктафракса больше нет! — прокричал рассерженный голос.
— Ну, это-то хорошо! — завопил какой-то житель Нижнего Города. — Ленивые учёные!
— Урод из Нижнего Города! — с яростью ответили ему.
Началась потасовка, послышались тычки и затрещины. И тут толпа замерла, все до одного, потому что их крики потонули в бешеных воплях и карканье стаи белых воронов, которые кружились в небе.
— Хор мёртвых. — простонали жители Нижнего Города и, спасаясь, стали разбегаться в разные стороны.
— Белые вороны, — прошептали учёные и остались стоять на месте.
Как снежная буря из белых перьев, вороны спустились на землю и защитным кольцом окружили Каулквейпа и Прутика. Самый крупный из них повернулся к Прутику и выставил вперёд огромный клюв.
— Краан, — сказал Прутик, — спасибо за…
— Молния ударила в Каменные Сады, — прервала его птица. — Голубая вспышка молнии. Помнишь?