Жилище Мишки-дурачка Алексей обнаружил только тогда, когда подполз к нему вплотную. Оказалось, что Мишка завешивает вход в нору плотной циновкой из болотных трав, и слабый свет коптилки проникает в тоннель только через едва заметные отверстия. Зайцев чуть не прополз мимо, но заметил на стене множество светящихся точек и остановился.

— Есть здесь кто? — на всякий случай спросил он и тихонько поскреб пальцем по плетеной двери.

Никто не ответил, и тогда Алексей отодвинул циновку и заглянул внутрь. Там на подстилке лежал худой и очень грязный человек неопределенного возраста, с длинными спутанными волосами и прозрачной кожей. Лицо у него было покрыто какой-то омерзительной рыжей шерстью, отчего нижняя часть от носа до подбородка больше напоминала лобок.

У хозяина пещеры имелись в наличии все четыре конечности, и одной из них он что-то усердно процарапывал на полу. Как и все обитатели подземелья, он был одет в бесформенный мешок, а локти и колени дурачка были так же обезображены наростами.

— Ты Мишка?.. — начал Зайцев, но осекся.

— Да, я Мишка-дурачок, — не поднимая глаз, ответил тот. — Заползай, стояк, я тебя давно жду. Исть хочешь?

— Нет, спасибо, — отказался Зайцев.

Предпоследняя фраза озадачила его. Алексей очень торопился изложить просьбу, но, увидев вполне нормального мужика, сразу позабыл о ней. Зайцев вполз в нору, поправил за собой циновку и только сейчас заметил, что все стены испещрены какими-то символами. Одни напоминали пиктограммы, другие — древнеегипетские и корейские иероглифы. Рунические значки и клинопись соседствовали со стилизованными латинскими буквами и кириллицей. Эта настенная роспись походила на попытку создать из всех существующих письменных систем что-то вроде графического эсперанто.

— Ого! — разглядывая письмена, невольно воскликнул Алексей, а хозяин, доцарапав очередную закорючку, наконец снизошел и посмотрел на гостя.

— Хочу свою грамоту придумать, — солидно заявил Мишка. — Жизнь нашу буду записывать, все, как есть: кто родился, кто помер, чего говорят.

«Так вот почему тебя называют дурачком», — подумал Зайцев и спросил:

— А ты-то зачем здесь сидишь? У тебя же и руки, и ноги есть. Мог бы жить, как нормальный человек.

— А без рук, без ног разве нельзя, как нормальный? — вопросом на вопрос ответил Мишка.

— Можно, конечно, — растерянно ответил Алексей. — Но не здесь же! Зачем ползать под землей?

— Все ползают. Мы кудияровцы-богоносцы, за то и страдаем.

Даже тот незначительный интерес к этим несчастным, который был у него вначале, после этих слов сразу пропал.

— Хочешь, пойдем со мной, — вяло предложил Зайцев.

— Благодарствую, стояк, — сверкнув глазами, ответил хозяин норы. — Я так считаю: лучше здесь умереть лежа, чем там жить на коленях. Ты, стояк, зря народ баламутишь. У нас своя жизнь, у тебя — своя. Был у нас здесь один такой же шустрый, все на четвереньках бегал, да народ подбивал, пока ноги не поотрывало. Тоже любил речи говорить… Сейчас многие болтают. Порядка совсем не стало. Ничего, кончится Время великого затишья, всем припомнится.

— Что такое Время божьего гнева? — спросил Алексей.

— Это когда с неба падает очищающий огонь — кара за распутство, — ответил Мишка-дурачок. — Опять же людишкам шибко расплодиться не дает. А то ведь давно бы заполонили все и перегрызли друг дружку. Места у нас маловато, — с сожалением закончил он.

— А огонь этот какой? — не отставал Зайцев.

— Страшный, — тихо произнес хозяин норы.

— Ладно, хотите — ползайте, — потеряв надежду получить вразумительное объяснение, сказал Алексей. — Кстати, вчера у меня в трактире стащили сапоги, фляжку и ружье. Ружье — чужое…

— Там небось и валяется, — перебил его Мишка. — У нас не тащат.

— А картошку? — вспомнил Зайцев.

— Картошка — для всех.

— А фляжка? — не унимался Алексей.

— Побаловаться взяли, — начиная злиться, ответил Мишка. — Они же, как дети. Наиграются, отдадут.

— Ну, дети так дети, а мне пора, — сказал Зайцев. Очень не понравилось ему «они же, как дети». Эта фраза прояснила и то, кем аскет-пещерник считает себя. — Покажи дорогу наверх, — попросил он.

После этих слов с лицом хозяина норы вдруг случилось нечто, не предвещающее гостю ничего хорошего. На губах у Мишки появилась безумная улыбка, он опустил глаза и, давя смех, проговорил:

— А тебя не отпустят.

— Почему? — удивился Зайцев.

— Не тот стояк. Забрел — все.

У Алексея сперло дыхание. Он заволновался и посмотрел на циновку, как будто проверяя, успели на выход из норы поставить решетку или нет.

— Да зачем я вам нужен? Что вы со мной будете делать? — стараясь сохранять невозмутимость, спросил он.

— Убьем, наверное, — показав остатки гнилых зубов, спокойно ответил Мишка-дурачок.

Самое жуткое в словах хозяина было то, что они не выглядели угрозой. Из уст Мишки они прозвучали столь же естественно и даже целомудренно, как при обсуждении дикарями-людоедами своего страшного меню.

Зайцев поперхнулся следующим вопросом, невольно отпрянул назад к стене и машинально вытер со лба пот. От испуга он не знал, что говорить. Молчал и Мишка. Он изучающе, с улыбкой наблюдал за стояком и, как китайский болванчик, кивал головой.