— Иди отсюда, сумасшедший, — чуть не всхлипнул Алексей.

— Не-ет, — трескуче рассмеялся Мишка. — Не сумасшедший. Был бы сумасшедшим, отпустил бы тебя. Тут-то нам всем и каюк. А я хочу дать людям нормальную жизнь. Хватит им по трубам ползать да в тесных норах жить. Будем строить подземные квартиры.

— Ну а себя ты, конечно, объявишь царем?

— Как хочешь называй, — уклончиво ответил Мишка. — Можно и царем, да подземелье пока маловато для царства. А что, Михаил Первый — звучит. Да не ломайся, я дело предлагаю. Как тебя звать-то?

Такого поворота событий Зайцев не мог себе и представить. Этот полубезумный мозгляк вознамерился построить целую подземную империю и собирался предложить ему должность советника или первого министра. Подобная идея могла возникнуть в башке только такого человека, как Мишка-дурачок: психически неуравновешенного, физически ущербного, маниакально себялюбивого. Но самым ужасным Алексею показалось то, что, в принципе, этот невероятный план был вполне осуществим. Зайцев очень ярко представил, какими словами Мишка будет уговаривать дремучих кудияровцев, что будет сулить и на каких давно заржавевших струнах играть. Не менее страшно выглядела убежденность дурачка в своей правоте. В его словах не было ни грамма цинизма, и чисто внешне она являлась благом для этих несчастных одичавших калек. Он, Мишка, не вылезая из подземелья, желает построить руками кудияровцев настоящую, а не вымышленную Кудияровку, тогда как живущие на поверхности могут предложить ползунам лишь жалкое прозябание в убогом поселковом доме инвалидов, глупое людское презрение и бесстыдное любопытство.

А Мишка-дурачок принялся фантазировать; при этом глаза у него подернулись мечтательной дымкой, он смотрел на стену поверх головы Алексея и каким-то кондовым псевдогазетным языком со смаком перечислял:

— Построим подземные заводы, наладим производство стали, поднимем химическую промышленность. Здесь, у нас под землей, есть все полезные ископаемые. Все есть! Надо только это взять!

— Ты неграмотный идиот, — хрипло отозвался Зайцев. — Ты даже не соображаешь, что говоришь.

— Не надо, — на этот раз обиделся Мишка, — у меня десять классов. Как-нибудь разберемся. Вон, даже древние греки две тысячи лет назад выплавляли чугун и сталь. А мы, слава Богу, уже в космос летаем.

— Кто это — мы? — поразился Алексей.

— Мы, русские люди, — ответил дурачок.

Этот невыносимый бред заставил Зайцева застонать. «Почему древние греки? — с тоской подумал он. — Какой чугун? Мы в космос летаем!Что он несет?»

— Хорошо, — как можно спокойнее проговорил Алексей. — А ногу мне зачем отрубать? Я и так могу…

— Ну, у тебя небось высшее образование, — сказал Мишка. — А нам такие нужны. Это и будет твоим первым вкладом в строительство подземного государства. Вроде как залог. Знаешь, когда берешь что-то напрокат, оставляешь залог.

— Так залог же возвращают! — вскрикнул Зайцев. — А ногу-то не вернешь!

— Она тебе здесь и не пригодится, — резонно ответил дурачок. — Научишься ползать и забудешь. Как я. Ты не веришь, потому что не хочешь остаться. Но это дело поправимое.

— Слушай, отпусти меня! — взмолился Алексей. — Обещаю, никому не скажу ни слова о вашем погребе. Клянусь! И стройте здесь, что хотите: город Солнца или тракторный завод. Был же у вас здесь солдатик, это который сбежал. И никто не пришел и не разорил ваше подземелье. И я не стану. Живите, как хотите.

— А кто тебе сказал, что он сбежал? — хохотнул Мишка, и от этого хохота у Алексея по спине побежали мурашки. — Не понимаешь ты, — уже серьезно и даже с некоторой досадой продолжил дурачок. Он перелез через распятого Зайцева, помотал головой и повторил: — Не понимаешь. Ладно, потом поговорим. Время у нас есть.

Мишка собрался было покинуть святилище и пополз к выходу. А Зайцев вдруг забеспокоился, с трудом приподнялся и совсем другим голосом униженно попросил:

— Слушай… почеши голову. Не могу больше. Блохи заели. Я так скоро с ума сойду.

— Терпи, стояк. Господь терпел и нам велел, — выползая из пещеры, ответил дурачок.

Оставшись в одиночестве, Зайцев некоторое время лежал без единой мысли в голове. Забегать вперед и думать о своей участи у него не было сил, мучить себя воспоминаниями о такой далекой и ставшей уже нереальной жизни в Москве он не желал. Алексею ужасно хотелось забыться, и он уже согласился бы на кудияровский поганый самогон, но попросить было не у кого. Ко всему прочему давящая подземельная тишина стала раздражать его не меньше укусов блох. Почему-то только сейчас Зайцев заметил, что здесь не слышно ни шелеста листьев, ни жужжания насекомых, ни завывания ветра в ветвях деревьев. Это снова напомнило ему второй круг Дантова ада, вернее, одиночку в нем: могильное безмолвие, кровососущие твари и никакой надежды когда-нибудь выбраться на поверхность.

«Я уже умер, — вдруг подумал Алексей. — Может быть, это произошло давно, на болоте? А кудияровцы — это лишь мыслеформы? Как сказано в древнем буддийском трактате? Не бойся их, не ужасайся, не трепещи. Знай, что они воплощение твоего разума. Смирись и возлюби их. Вместе с постижением этого наступит и освобождение.Ни черта не наступит», — возразил себе Зайцев и вдруг во весь голос закричал:

— Самогонки! Дайте мне самогонки! Эй, кто-нибудь!