Шрифт:
А ещё я так думаю: если на моём пиджаке Звезда Героя висит, не мне одному она дана. Ну, персонально-то, выходит, мне, но в неё труд моих товарищей вложен. Вот говорят — трудовой подвиг. Труд — это подвиг тихий, не минутный. Тут всю жизнь надо положить, без остатка.
Тянем-потянем!
Ты, наверно, видел, как канат перетягивают? Есть такая давняя матросская игра-соревнование.
Канат всегда две команды перетягивают — с шутками, с подначками, со смехом, с гиканьем! И вот на первый взгляд — игра, а и в ней для ума загвоздка есть: почему порой слабаки-маломерки команду из силачей перетянули так, что попадали? Ответ простой: тянули все вместе да разом, а одна сила без дружбы — пустой номер!
И так у меня в голове это перетягивание каната засело незаметно, что я работаю-работаю, на бригаду свою смотрю, а сам всё о новом способе соревнования думаю.
Бригадир не просто ведь для того, чтоб кричать: «Давай, давай!». Ему думать положено, как хорошему командиру перед боем. И назад оглянуться, и силы свои взвесить хорошенько, тылы осмотреть и о резервах позаботиться.
Бригада моя — одна команда. А нельзя ли, думаю, разделить моих сборщиков вроде как бы на две команды, раззадорить их? Чтобы и внутри бригады тоже соревноваться! Вот было бы хорошо! Двойное соревнование получилось бы — и с другими бригадами, и внутри собственной, и всё — на пользу общему делу!
Думал-думал, мозговал-мозговал — и решил я свою бригаду по-новому расставить: половину — по левому борту, половину — по правому. Корабельные-то секции и на тот, и на другой борт одинаковые подают. Вот и пусть, прикидываю, левый и правый борт друг с дружкой силой да уменьем меряются. Пусть в работе перетягивают: кто кого?
Левый борт — правый борт
Поставил я Володю Васильева, Виктора Николаева и Валю Михайлова на левый борт. А Юра Ручьевский, Коля Зубанов и Володя Сайгалов по правому борту позицию заняли. Народ они, конечно, разный — и опытом, и характером!
То и дело мне слышно:
— Ну-ка, поднажми, Бугорок малый!
Это Юру Ручьевского за его рост так шутливо прозвали.
Ну, день работаем, два работаем.
Попривыкли мои ребята к новой расстановке сил, друг на дружку поглядывают, правый борт на левый взглядом косит, по нему равняется.
Ну, кто кого?
А я у них, получается, вроде дирижёра. Только не палочкой по дирижёрскому пульту стучу, а иногда и кулаком грохну…
У нас ведь на заводе хозяйство обширное, и один цех за другой, как колечки в цепочке, цепляются. Одно звёнышко в цепочке порвётся — и вся работа у других встанет. Вот и выходит: один — за всех, все — за одного!
Разметчики у нас — вроде судовых закройщиков. Корабль-то одеть надо по мерке, как человека в ладный костюм, чтобы в плечах не жало, на спине не морщило. Вот разметчики сначала гладкие стальные листы для корабля и размечают, раскраивают, словно ткань на костюм.
А уж газорезчики по чертежам, по разметке стальные листы режут, выкраивают газовыми горелками.
Мы с ребятами — это, так сказать, корабельные портные, шьём готовые куски-секции огненными швами.
Вот я — раз для дела нужно — и к разметчикам иду, объясняюсь, и на газорезку заглядываю с мастерами потолковать, а уж с корпусно-подготовительного цеха, где для нас секции окончательно готовят, и вовсе глаз не спускаю.
Чуть где задержка — сразу туда.
— Ребята, — говорю, — вы уж нашу непрерывную цепочку не рвите, не подводите нас, судосборщиков!
Где потороплю, где растормошу — чтобы секции к нам на стапель на сборку непрерывным потоком шли. Так потом и стали называть: «поточный метод сборки».
В общем, как в песне поётся: «Поспевай, не задерживай, шагай!»
Был это в моё время хороший очень фильм — «Вратарь» назывался. Там песню пели лихую: «Левый край, правый край — не зевай!» Ну, а мои ребята эту припевку переиначили по-своему. Подают, скажем, секцию краном, а они её ворочают и сами орут на весь стапель:
— Левый борт, правый борт — не курорт!
Иной день смотришь — на левом борту дым столбом: всё ладится, всё спорится, секция на место словно бы сама собой встаёт, только знай прихватывай!
Ну конечно, Володя Васильев — человек опытный, напористый, он помощник бригадира, моя надежда и опора. Сам семьдесят восемь кораблей спустил. Он Виктора и Валю за собой тянет.
А на правом борту — чуть не полный «завал»! Вроде бы и секция такая же, а попалась с характером — её в сторону потянуло. Поставили, прихватили — а её опять скособочило. Юра Ручьевский, смотрю, от пота мокрый весь, брезентовая куртка на нём аж дымится. Володя Сайгалов своими золотыми зубами не сверкает — не до улыбок, значит, — и словно румянец с лица сошёл. А Коля Зубанов и совсем молчит.