У него было ощущение, что его втянули в заговор, которому не видно конца. Ему опять вспомнилось, как в ночь приезда Гардения звала на помощь, отбиваясь от пытавшегося поцеловать ее графа. Он вспомнил, как хрупка и беспомощна была она, когда лежала на диване, как длинные темные ресницы бросали тень на бледные щеки. Он не мог не признать, что сегодня она выглядела совсем по-другому, она была красавицей. Было в этих кажущихся невинными глазах и в маленьком личике такое, что заставило бы любого поверить в ее слова, как бы неправдоподобно они ни звучали.

Конечно, это было нелепо. Она уже, наверное, догадалась, что представляет собой ее тетка. Не могла же она считать, что присутствовавшие за ужином или снующие по гостиной женщины принадлежат к парижскому высшему свету или что уважающая себя дама сможет переступить порог Мабийон-хауз. Ее невинный вид — игра, убеждал себя лорд Харткорт. Она прекрасно понимала, о чем говорит, когда рассказывала, что тетка хочет, чтобы они подружились. Конечно, понимала! Но его на эту удочку не поймать! У него есть Генриетта, она его удовлетворяет, а что еще нужно мужчине?

Некоторое время он ехал не разбирая дороги, а когда огляделся, оказалось, что он в Булонском лесу, около одного из ресторанов, где он был завсегдатаем. Он направил машину к ресторану, собираясь зайти и выпить чего-нибудь, но потом подумал, что там слишком много народу и очень шумно. После изумительной игры Вентуры ресторанный оркестр наверняка покажется чудовищным.

Внезапно он решил, что будет делать. Он поедет к Генриетте. Он почувствовал, что она ему нужна. По крайней мере, с ней просто. Не надо притворяться, что она совсем не то, чем является на самом деле.

— Цветы, мосье? — обратился к нему по-французски старый-престарый продавец цветов, тащивший огромную корзину.

— Нет, спасибо, — по-французски ответил лорд Харткорт. Но потом передумал. — Дайте мне вот эти! — сказал он, указывая на большую охапку в углу корзины.

— Но они еще не собраны в букеты, мосье, — объяснил цветочник. — Это цветы для петлиц. Моя дочь только что привезла их из деревни.

— Я покупаю все, — сказал лорд Харткорт.

Он дал старику пять франков и получил в ответ целый поток благодарностей.

Лорд Харткорт взял белые цветы и уложил их рядом с собой на сиденье. Только проехав несколько миль, он осознал, что это гардении. Стебли с зелеными листьями еще не были подрезаны, и весь букет издавал божественный аромат, обволакивавший лорда Харткорта. Гардении! Они заставили его опять подумать об этой проклятой девчонке.

Он нажал на газ. Чем быстрее он доберется до Генриетты, тем лучше. Она его не ждет, но от этого их встреча будет более радостной. Он был у нее в пять, и когда в семь он собрался уходить, она прижалась к нему и стала упрашивать, чтобы он побыл еще немного. Он ехал через Булонский лес, и его мысли о Генриетте были полны тепла и нежности.

Лорд Харткорт свернул на маленький бульварчик, где стоял дом, который он когда-то купил. Улицы казались пустынными. Он оставил машину под деревьями на середине улицы, перешел дорогу и открыл дверь своим ключом. То, что он так неожиданно прокрадется к Генриетте, придавало всему приключению особую остроту. Обычно его встречала маленькая опрятная горничная, которая открывала дверь и принимала его шляпу и которой он тоже платил. Генриетта всегда ждала его наверху, иногда разряженная в экзотические платья, а чаще всего обнаженная, как и вчера, когда ей хотелось, чтобы он купил ей изумрудное ожерелье.

Свет в холле и на лестнице был погашен, а мягкий ковер заглушал шаги. Его путь освещал свет от уличных фонарей. Он прекрасно знал, что комната Генриетты будет полна света. Она испытывала ужас перед темнотой, и рядом с ее кроватью всегда горела лампа. Когда она была ребенком, отец в наказание запер ее в шкафу, и с тех пор у нее развилась клаустрофобия. При мысли, что она может оказаться в темноте, она впадала в истерику.

Неслышно лорд Харткорт приоткрыл дверь в комнату Генриетты. В руке он держал букет гардений. Он решил разбросать цветы по подушке, чтобы ее волосы впитали их аромат. Внезапно он замер! Голая рука покоилась на плече Генриетты, а рядом на подушке лежала чья-то голова! Генриетта не одна!

Он, наверное, целую минуту стоял неподвижно. Наконец Генриетта открыла глаза. Она вскрикнула, ее крик был полон смертельного ужаса.

— Прошу прощения за вторжение, — ледяным тоном, который, казалось, заморозил всю комнату, произнес лорд Харткорт.

— Боже мой! Но ты не собирался сегодня приходить! — выдохнула Генриетта.

Лежавший рядом с ней мужчина пошевелился и приподнялся на локте. Он был средних лет, с седеющими волосами и с густыми темными бровями. Он уставился на лорда Харткорта с выражением замешательства на лице. Вид у него был крайне нелепый.