Нико обернулся и, словно он отправлял в Европу и Мэрион тоже, улыбнулся ей и подмигнул. Напряжение, сковавшее ее тело, не позволило ей попрощаться с Сюзон. Она отпустила руку, и девочка перешла к адвокату. Тот легонько сжал ее руку и отпустил, обнадеживая ее, вкладывая в этот простой жест столько, сколько по силам понять взрослому человеку: «Не бойся. Ты по-прежнему в безопасности».

В безопасности. Тут Николаев мог рассмеяться во все горло.

Он не мог разобраться со своими ощущениями, но полагал, что может понять, какие чувства сейчас в душе у пятилетней девочки. По сути, к концу пути ей было уже все равно, кто рядом с ней, хорошие люди или не очень, свои они или чужие. Любой взрослый запутался бы, а здесь ребенок. Она доспела, налилась, как яблоко, что, собственно, устраивало Николаева. Где-то в глубине его души возился надоедливый червячок, и вот ему-то будет не все равно, если Сюзон не оглянется, не бросит скрытый взгляд на человека, который рисковал ею больше, чем собой. И это было самое слабое звено в операции, построенной и на взаимоотношениях тоже.

Нико встал справа от Вивьен, подвинулся еще дальше, ставя девочку между собой и главой миссии, которая тотчас взяла Сюзон за руку. Со стороны они смотрелись по-современному гармонично, но не совсем естественно: двое взрослых белых и черный ребенок. Современно, значит, в ногу со временем. По словам Вивьен, во Франции белой паре модно иметь черного ребенка; так заводят домашнего любимца, собаку или кошку.

Нико и Вивьен обменялись взглядами. Он улыбнулся ей, она – ему. Обе улыбки несли на себе отпечаток легкой снисходительности: Нико проделал трудную работу, фактически провел операцию на открытом сердце Африки. Вивьен, занимаясь своим делом, учитывала интересы русского адвоката. И встретились они с чувством чуточку перевыполненного долга.

«Вот они что задумали».

– Нужно помешать им, – громким шепотом Леонардо привлек внимание жрицы.

Времени в обрез, но Лео все-таки сумел представить последствия любого вмешательства. Девочка не попадет на самолет, но и в Камерун она не скоро вернется, если такое вообще возможно. Разбирательства в полиции, с привлечением посольских работников, так или иначе откроют глаза на правду. В этом деле все окажутся в проигрыше.

Что же делать?

Ответ он прочитал в отражении черных очков Мамбо, в которых видел свое искаженное лицо; как в простенькой шахматной партии, она просчитала на пару ходов вперед: «Русские в самолет не сядут».

«Найди и убей их!»

Про девочку султан не сказал ни слова.

Он потерял ее давно: в тот момент, когда получил известие о смерти сына.

И вот жрица нашла их. Осталось только убить. Сейчас любое лишнее движение может спугнуть русских.

Леонардо медленно развернулся, благо не углубился в толпу, и пошел назад. Не видел, но чувствовал, как следом идет Мамбо.

Вот и все. Нико отпустил руку Сюзон. И девочка только сейчас подняла на него глаза. Ровно в тот момент, когда первая группа детей, сопровождаемая миссионерами, миновала ворота и остановилась; на очереди вторая группа, готовая, говоря военным языком, выдвинуться вслед за первой. Худой седоватый миссионер с бордовой повязкой на руке несколько раз хлопнул в ладоши, шагнул сам и жестом руки поманил за собой детей. А теперь дело за Вивьен. Она, не отпуская Сюзон, шагнула наперерез группе; смешалась, растворилась в ней, стала частью, как хочешь назови. И Нико, оценивая это, снова примерил термин, однажды прозвучавший в конторе Алана Ришпена: иллюзионистка. Центральная фигура, она с самого начала дирижировала толпой, частью которой были и журналисты, и полицейские, и агенты безопасности аэропорта, и в то же время оставалась незаметной. Письмо лучше всего прятать в почтовом ящике, припомнилось Нико.

Он был готов послать Сюзон последний жест – группа детей во главе с седовласым миссионером была уже в двух шагах от невидимой черты, – как вдруг слух адвоката резанул резкий звук. Так «петь» могла только полицейская сирена. И перемигиваться так могли только проблесковые мачки на крышах спецмашин.

«Поздно», – пронеслось в голове Нико.

У него был единственный вариант – рвануть к Сюзон и, пользуясь моментом, вытащить ее обратно. Но девочка свела работу Нико на нет. Казалось, она действовала по плану, являясь полноправным членом отряда: присев, она высвободила свою руку и рванула навстречу Николаеву. Тот был готов заключить ее в объятья, но она пролетела у него под рукой и попала в объятья Мэрион.

Нико не походил на иллюзиониста, но он так быстро согнал с лица торжество, что этого не заметила Вивьен, смотрящая на него буквально в упор. И что бы ни случилось, он останется вне подозрений. Потому что не играл ни он, ни члены его команды, в которой самому младшему едва исполнилось пять лет.

Полицейские высыпали из машин и оперативно отсекли членов миссии и вывозимых детей от внушительной толпы, заполнившей широкую площадку, ведущую на летное поле аэродрома. И только по прошествии пяти минут, многим показавшихся вечностью, из черного полированного «Шевроле» вышел человек плотного телосложения, на котором генеральский мундир сидел как влитой. Поправив очки в золотистой оправе, генерал неторопливой походкой прошелся вдоль длинного ряда притихших детей и таких же молчаливых взрослых, которые ждали объяснений и боялись их.

В вальяжных манерах генерала было что-то от карателя. Он приостановил свой шаг напротив женщины лет двадцати пяти, одетой в серую мешковатую юбку. Оглядев ее с головы до ног, он спросил:

– Вивьен Гельфанд?

Та покачал головой.

– Нет, я…

– Достаточно, – осадил ее генерал.

Вивьен смело шагнула к нему. Ей дорогу преградил рослый полицейский. Начальник убрал его с пути чуть заметным шевелением широкой брови.

– Я Вивьен Гельфанд. И я хочу знать, что здесь происходит.

– Конечно, – последовал невозмутимый ответ. – Здесь происходит арест членов гуманитарной организации «Миссия Вивьен».

– По какому праву? Я подданная Франции. Это недоразумение…

– Если имеет место недоразумение, я лично принесу извинение вам и вашим коллегам, сколько бы времени это ни заняло.

– В чем нас обвиняют?

Чернокожий генерал пожал плечами и опустил уголки губ, как бы говоря: «Разве нужно объяснять?» И все же расставил все по своим местам.

– Вы подозреваетесь в незаконном вывозе ста детей. – И не удержался от акцента. – Ста детей. – Также не стал скрывать легкие следы недоумения: как же такая весомая цифра ускользнула от его внимания. Ладно бы там двадцать или тридцать…