Возможность того, что образ Иисуса в Ин имеет палестинское и иудейское происхождение, приводит нас к вопросу о том, как развивалась Иоаннова община.

Как было отмечено при обсуждении синоптиков, поскольку каждый евангелист оформлял материалы об Иисусе исходя из целевой аудитории, Евангелия могут дать нам косвенную богословскую и социологическую информацию о христианах, которые сохранили, переработали и/или получили воспоминания о Нем. Изображение Иисуса в Ин характеризуется спорами и конфликтами. Мы также располагаем тремя Посланиями Иоанна, которые ясно вторят Иоанновой мысли, но более прямо адресованы аудитории с ее проблемами. Следовательно, мы, видимо, можем в большей степени восстановить исторический контекст Ин, чем любого другого Евангелия. Однако не следует путать такое исследование по реконструкции с экзегезой, цель которой — выяснить, что Евангелие должно было донести до своих читателей. Автор Ин обозначает свою цель в 20:31, но это ничего не говорит нам о контексте.

Ниже я помещаю реконструкцию истории Иоанновой общины [692] , но надо иметь в виду, что хотя она и объясняет многие факторы Евангелия, она остается просто гипотезой, и слово «возможно» подразумевается в каждом предложении. Эта реконструкция касается не только Евангелия и его редакции, но и Посланий Иоанна (они будут более подробно рассмотрены в главах 12–14). Реконструкция включает четыре стадии.

(1) Стадия, на которой Евангелие еще не было написано, но уже формировалось его содержание (вплоть до 70–х или 80–х годов). В Палестине или ее окрестностях иудеи, имевшие вполне стандартные иудейские надежды (включая и учеников Иоанна Крестителя), приняли Иисуса как Мессию Давидова, исполнителя пророчеств, подтверждением чего были чудеса (см. титулы в 1 Ин). Среди них был (сначала незаметный) человек, знавший Иисуса и ставший Его учеником во время общественного служения, а потом превратившийся в любимого ученика. К этим первым сторонникам Иисуса присоединились настроенные против Храма иудеи, которые были обращены в Самарии (Ин 4). Они понимали Иисуса, прежде всего в контексте Моисея (а не в контексте Давида): Иисус был с Богом и видел Его и принес Его слово в этот мир. Принятие этой второй группы послужило катализатором развития высокой христологии предсуществования (рассматриваемой в контексте Премудрости Божьей [693] ). Это привело к спорам с иудеями, считавшими, что христиане Иоанновой общины отходят от иудейского монотеизма, делая Иисуса вторым Богом (5:18). В конце концов, лидеры этих иудеев изгоняют христиан Иоанновой общины из синагоги (9:22; 16:2) [694] . Последние, отчужденные от своих, становятся очень враждебными по отношению к «иудеям», которых они считают детьми дьявола (8:44). Они подчеркивают, что эсхатологические обещания были реализованы в Иисусе, компенсируя этим свои потери в иудаизме (отсюда тема замещения в Ин). В то же время они презирают христиан, открыто не порвавших с синагогой (ср. родители слепорожденного в 9:21–23; а также 12:42–43). Упомянутый выше ученик сделал это и помог другим это сделать. Благодаря этому он сделался любимым учеником.

(2) Стадия написания Ин евангелистом [695] . Поскольку «иудеи» стали считаться слепыми и неверующими (12:37–40), приход греков был воспринят как выполнение замысла Божьего (12:20–23). Община или ее часть могла отправиться из Палестины в диаспору (возможно, в район Эфеса) учить греков (7:35) [696] . Это перемещение способно объяснить эллинистическую атмосферу Ин, а также необходимость разъяснения иудейских титулов (например, Мессия, равви). Этот контекст показывает вселенский потенциал Иоанновой мысли, принимая во внимание попытку говорить с более широкой аудиторией. Однако неприятие и гонения убедили христиан Иоанновой общины в том, что мир («иудеи») враждебен Иисусу. Себя они считали не от мира сего, который находится под властью сатаны, князя этого мира (17:15–16; 14:30; 16:33). Что касается их отношения к другим христианам, то некоторых они считали за низкую христологию вообще неверующими (6:60–66). Другие, которых символизировал Симон Петр, на их взгляд, действительно, верили в Иисуса (6:67–69), но, по их мнению, не были настолько восприимчивыми, как сами Иоанновы христиане, чьим символом был любимый ученик (20:6–9). Они надеялись на преодоление разделения между этими двумя течениями христианства и воссоединение христиан (10:16; 17:11). Однако одностороннее подчеркивание в Ин божественности Иисуса (возникшее в борьбе с синагогальными лидерами) и любви друг друга как единственной заповеди (13:34; 15:12, 17) привело к тому, что некоторые представители последующих поколений, чье знание об Иисусе всецело пришло из Ин, стали исповедовать слишком крайние взгляды [697] .

(3) Стадия написания первых двух Посланий Иоанна: 1 Ин и 2 Ин (около 100 года). Община разделилась на две части: а) Некоторые придерживались взглядов, выраженных автором 1 Ин и 2 Ин (другим писателем из Иоанновой общины, отличным от евангелиста). Он дополнил Евангелие, подчеркнув человеческую природу Иисуса (пришел во плоти) и нравственное поведение (соблюдение заповедей); б) Многие отпали (по крайней мере, по мнению автора 1 Ин 2:18–19) и стали антихристами и детьми дьявола, поскольку стали так сильно преувеличивать божественность Иисуса, что перестали понимать важность Его земного служения и своего собственного поведения (единственно важным они считали просто веру в Иисуса). Однако в Иоанновой общине не было структуры достаточно авторитетной, чтобы автор мог обуздать раскольников, чья точка зрения привлекала все новых сторонников. Он мог только побуждать сомневающихся в истине испытывать духов (1 Ин 4:1–6).

(4) Стадия, на которой было написано 3 Ин, а редактор добавил главу 21 к Евангелию (100–110 годы?). Раскол в Иоанновой общине привел к развитию пастырской структуры и приблизил тех, кто тяготел к христологии, описанной под За выше, к более широкой «вселенской церкви». Диотреф в 3 Ин (хотя автор и не любит его за властолюбие), вероятно, принадлежит к этому новому течению, которое противостоит вышеописанной тенденции части Иоанновой общины полагаться на Дух как на единственного учителя. Сходно с этим, в Ин 21:15–17 Иисус дает Симону Петру задание пасти овец и тем самым признает наряду с Собой (образцом пастыря) человеческих пастырей. Развитие в этом направлении в конце концов приведет христиан Иоанновой общины в более широкую церковь и позволит сохранить Иоанново наследие для этой церкви. Те же, кто тяготел к христологии, описанной в ЗЬ выше (возможно, более многочисленная группа), довели свое понимание христианства до докетизма (отрицавшего, что Иисус был полностью человеком), гностицизма (где этот мир считался настолько искаженным, что уже не был Божьим творением [698] ) и, наконец, до монтанизма (где Монтан стал считаться Параклетом, воплотившимся для руководства церковью).

(1) Отрывок Ин 7:53–8:11, где говорится о суде над женщиной, уличенной в прелюбодеянии, отсутствует в лучших греческих рукописях. Хотя многие (включая католиков) считают этот рассказ каноническим, боговдохновенным Писанием, он почти наверняка не вписывается в контекст Ин, несмотря на его возможную связь с 8:15, 46а. В некоторых рукописях этот рассказ помещается после Лк 21:38 как продолжение коварных вопросов, заданных Иисусу перед арестом (Лк 20:2040). Возможно, это старый рассказ о милосердии Иисуса к грешникам (см. Папий в Евсевий, Церковная история 3.39.17), который существовал независимо от четырех Евангелий и не мог быть включен в них до тех пор, пока церковь не смягчилась в своем нежелании прощать прелюбодеяние (Пастырь Ерма, Заповедь 4.1). Этот фрагмент дает повод поразмыслить о взаимосвязи между Иисусовой традицией и учением церкви.

(2) В Нагорной Проповеди Мф (5:44) Иисус говорит: «Любите врагов ваших и молитесь за гонящих вас» (КП). Иоаннов Иисус, говоря «да любите друг друга» (13:34; 15:12, 17), имеет в виду любовь к собратьям–верующим, детям Божьим, а о врагах здесь ничего не сказано. [Более того, Иоаннов Иисус не молится о мире (Ин 17:9; см. 1 Ин 5:16с)]. Таким образом, Иисусова «новая заповедь» любви сужена до немногих и даже кажется сектантской. Однако, с другой стороны, любовь к ближним может быть самым сложным испытанием любви. Христиане могут молиться за нехристиан и заботиться о них, но при этом не любить своих собратьев. Печально, но факт: церкви яростно сражались друг с другом в миссионерских областях, где провозглашали любовь к тем, кто еще не верил в Христа! [699]

(3) Идут споры о сакраментализме Ин. Одна группа ученых находит в Ин очень мало или совсем не находит ссылок на таинства (особенно крещение и евхаристию). Их точка зрения основана на отсутствии явных упоминаний о крещении (ср. Мф 28:19; Мк 16:16) и евхаристии (ср. Мк 14:22–24 пар.). Отсюда тезис Бультмана о «церковном редакторе», которые добавил упоминания о таинствах, чтобы сделать его приемлемым для церкви. Противоположная трактовка: Ин говорит о таинствах больше, чем синоптики. Получается около двадцати аллюзий или символических упоминаний о крещении и евхаристии в словах Иоанна о воде, хлебе, вине, обретении зрения и так далее [700] . Чтобы предотвратить слишком вольное использование воображения в поисках таких упоминаний, были предложены внешние критерии, например, необходимость проверять предполагаемые символические упоминания таинств в Ин подобными контекстами НЗ, раннехристианских писаний и/или катакомбного искусства. И промежуточная трактовка: слова и дела Иоаннова Иисуса служат, скорее, пророческим предчувствием таинств, а не прямыми упоминаниями. Если оставить в стороне вопрос о крещальных/евхаристических толкованиях, Ин считается самым сакраментальным писанием НЗ в более широком смысле. Иоаннов Иисус пользовался языком этого мира, говоря о реалиях мира, из которого пришел, то есть земное используется как символ небесного. На мой взгляд, такое широкое сакраментальное понимание Иоанновой символики склоняет чашу весов в сторону того, что в Ин нужно видеть и конкретные символические упоминания о крещении и евхаристии.