— Значит, был контакт? — спросил Грубин.

Генерал молча кивнул головой и сплюнул на паркет.

— Ты тоже послал своей привет?

— Нет, получил от нее, — признался Грубин. Примерно так: «Мой возлюбленный! Если ты еще будешь в своей командировке торчать, не выдержу».

— А моя еще намылилась квартиру разменивать, — сказал генерал. — Вчера я ее любовную мысль перехватил.

— Минца вызывать будем? — спросил Грубин.

— А может, сам подтвердишь мои худшие подозрения?

— Могу и подтвердить, — согласился Грубин. — Значит так: эти споры развиваются. К нам они попадают молоденькими, а через пять — семь лет достигают половой зрелости, понимаете?

— К сожалению, да.

— Потому они и молчали в американском посольстве. Чего им волны посылать, если еще страсть в организме не накопилась?

— А ты, гад, их руками хватал, — сказал генерал.

— Кто их не хватал!

— Значит, они не только в ихнем посольстве?

— Какой там — в посольстве! Подозреваю, что в нас с вами, не говоря о спутницах жизни, их десятки.

— Но ты понимаешь, мерзавец, что это значит?

— Не обзывайтесь, генерал, теперь надо лекарство искать.

В дверь без стука заглянул сотрудник Особой секретности. Не глядя на Грубина, он сказал шифром: «45688909987675768997434332 565434456778221176547777».

— Ладно, — ответил генерал, — иди. — Он обернулся к Грубину:

— Только что американский посол говорил с президентом. Завтра на рассвете будут снова бомбить Ирак.

— Наверное, надо президенту доложить, орден получите…

— На хрен нам теперь Ирак?

И точно в ответ на его грустные слова в комнату, опять же без стука, ворвалась секретарша.

— Иван Иеронимыч! — закричала она. — Полковник Вуколов из шестерки кинулся в пролет лестницы с криком: «Я не могу больше слышать, как скрипит твоя койка!»

Генерал вытолкал секретаршу и сказал Грубину:

— А ты — Ирак, Ирак!

Грубин понял, что не прав.

Позвонил белый телефон с гербом СССР.

— Сомневаюсь, — ответил на звонок разведчик. — Очень сомневаюсь.

Он повесил трубку и сказал Грубину:

— Директор ФСБ звонил. Умный он у нас, чертяка! Спросил, не пригласить ли срочно преподавателей языка глухонемых. Умница, но ограниченный.

— Не поможет, — согласился Грубин.

Внутри у него что-то засвербило, засосало под ложечкой. И существо его наполнилось далеким голоском Вероники:

— Я не могу, я бегу, я бегущая по волнам… он ждет меня после работы… Прости, Грубин.

— Отпусти домой, генерал, — взмолился Грубин. — Срочно отпусти.

— Сначала придумаешь противоядие…

— Но ведь теперь не будет войн. Не будет тайн…

— Ты с ума сошел, Грубин! — рассердился генерал. — При их уровне науки они противоядие через месяц сделают, а мы так и останемся даже без семейных секретов.

Тут генерал замер, прислушиваясь к голосу бактерии.

Прислушиваясь к голосу своей молодой жены…

И не говоря более ни слова, распахнул окно и шагнул в него, как в дверь. С седьмого этажа.

Грубин был спокоен. Он подошел к столу, нашел свой пропуск. Написал на нем генеральской ручкой время ухода, расписался за генерала, очень похоже. Окна закрывать не стал — снизу уже слышались голоса.

Вышел в прихожую. Секретарша рыдала — у нее были свои проблемы.

Грубин спустился, вышел, отдав пропуск ошалевшим от тревоги часовым, перебежал площадь, из первого же автомата (слава Богу, карточка была) позвонил в Гусляр, на службу Веронике. Сказал ей только:

— Буду дома ночью. Жди и не мечтай!

— Ой, — сказала Вероника. — В самом деле? Ради меня?

— Ради тебя.

— Милый, а то у меня просто страшные мысли…

Второй звонок был Минцу.

— Я заеду за вами на такси, — сказал он. — И сразу к вам в лабораторию.

— Правильно, — сказал Минц, — у меня уже появились кое-какие мысли, как ограничить этих бактерий сферой внутренней политики…