Когда все изменилось? Точно не скажу. Между вторым и третьим ребенком? Когда Майкл перешел из юридической консультации к “Веймару и Ботту”? Просто не знаю.

Я отложила “Секрет Виктории” на вечер, но, почистив зубы, обнаружила, что Майкл уже спит. Я долго лежала под слепящей лампой для чтения и слушала храп своего мужа.

Вдохновленные советом из женского журнала (“Двадцать один способ сохранить романтику в браке”), мы с Майклом устраиваем свидание. Наш вечер станет образцом супружеского компромисса. Майкл получит боевик, где знаменитый седеющий актер и сексапильная молодая актриса выживают в авиакатастрофе, ненавидят друг друга, занимаются любовью и, наконец, спасаются, – а мне достанется сасими. Для детей я ухитрилась раздобыть суперняню Хитер Креддок. Она берет восемь долларов в час, но приносит с собой целый рюкзак развлечений, в том числе личный “Гейм-бой”, с которым управляется с виртуозностью девятилетки.

Фильм идет в большом кинотеатре, в зале шесть – том самом, что пахнет сточной канавой и жареной картошкой. Со мной вместительная холщовая сумка, которую я получила, возобновив подписку на кабельное. Внутри – коробочка мятных конфет в шоколаде, купленных не в буфете кинотеатра, а в супермаркете, два мандарина и две бутылки воды. Я впервые в жизни проношу в зал левую еду (не считая вафель с метамуцилом, но тогда я была беременна Джейком и постоянно мучилась от запоров). Я чувствую себя нар ко курьером. Мы с Майклом сидим молча. На экране появляются вопросы викторины о кино. Какой актер в школе был саночником мирового класса? В каком фильме снимались Эдди Мерфи и говорящий шнауцер? Беглый осмотр аудитории показывает, что мы с Майклом смело можем считаться пенсионерами, – обычное дело, если живешь в университетском городке. Чтобы оказаться среди взрослых, надо идти на документальный фильм о миграции канадских гусей.

– Боже, боже, посмотрите-ка на ее добычу. – Майкл сует нос в мою сумку и достает мятные конфетки. – Это что ж такое?

– Я пошла вразнос.

– Что?

Майкл кладет руку мне на плечо. Пальцы ненавязчиво сползают на мою правую грудь. Муж всегда любил поприставать ко мне в кино. Собственно, он и сейчас не против, но я постоянно боюсь: вдруг сзади сидит кто-нибудь из стажеров Бентли? Как я говорила, городок у нас маленький. И я никогда не была сторонницей публичной демонстрации чувств. Майкл наклоняется и нежно целует меня в шею.

– Вразнос? – шепчет он и целует снова. – Звучит интригующе. Уточните.

– Не важно.

Я знаю, что должна нарушать правила, и мне не хочется разочаровывать подруг, но на самом деле я жалею, что приволокла в кинотеатр всю эту ерунду. Я читала, что продажа билетов не приносит прибыли – только еда и напитки из буфета. И если люди начнут приносить все с собой, то кинотеатрам придется бесконечно повышать цены на билеты, а потом они вообще закроются, и тогда прощай, Голливуд. Я не желаю нести ответственность за смерть киноиндустрии, но съедаю один мандарин, и он наполняет весь зал цитрусовым запахом.

Я засыпаю примерно на том месте, когда дряблый актер целует двадцатичетырехлетнюю гладенькую шейку. И сплю, пока Майкл не пихает меня легонько локтем в бок:

– Лапуля. Просыпайся. Кино кончилось.

Я открываю глаза, вижу бегущие титры и уборщиц, выметающих мусор из проходов, и вытираю со щеки слюну.

– Что я пропустила?

– Не слишком много. – Майкл наклоняется и целует меня в нос. – Я вот что думаю. Давай в следующий раз отправим детей с няней в кино, а сами останемся дома и похулиганим.

– Звучит заманчиво.

Но про себя думаю: в вашем сценарии нет правды жизни, мой дорогой, безнадежный оптимист. В последний раз пара свободных часиков дома выдалась у нас полгода назад, когда мои свекор со свекровью повели детей на концерт в парке. Мы с Майклом договорились о встрече в постели сразу после проверки электронной почты. Мы даже успели раздеться до половины, прежде чем оба заснули.

“Тикуми” – японский ресторан в “Брюстер-виллидж-сквер”, который никакой не сквер, а торговый центр между двумя заправками. Японские шеф-повара встречают гостей равнодушными ритуальными приветствиями на родном языке. Официанты здесь – американские студенты, но некоторые усиленно стараются походить на азиатов: вытягивают волосы, раскосо подводят глаза и разговаривают с легким акцентом. Стены в зале цвета пшеничного зерна, половина столиков – очень низкие, а вместо стульев – подушки, тут надо снимать обувь. Майкл предпочитает “настоящий” стол: ему претит сидеть в носках в общественном месте. Да и мне тоже.

Мы садимся у ширмы из древесины грецкого ореха и рисовой бумаги. Вскоре Майкл замечает в очереди на вход Карен и Брэда Мерила.

– Эй, ребята! – кричит он и машет рукой. – Брэд! Идите сюда! К нам!

– Слава богу, не надо торчать у двери, – говорит Брэд, выдвигая стул для жены и как бы между прочим массируя ей плечо, пока она садится.

Карен Мерила легка, как эльф, у нее короткие взлохмаченные волосы, четыре гвоздика с бриллиантами в одном ухе и золотое кольцо в другом. А еще – широкая плоская задница и отвисшая грудь без лифчика. Она на голову выше мужа, который сложен как медведь и почти так же шерстист.

Выясняется, что Брэд и Карен тоже ходили в кино, но только на артхаусный французский фильм в центре города.

– Горячий фильмец, надо вам доложить. – Брэд картинно обмахивается ладонью. – Я уж думал, мы оттуда в одежде не выйдем.

Карен игриво шлепает мужа салфеткой, и он тянется поцеловать ее.

– Тогда не понимаю, что вы тут делаете, – говорит Майкл. – Может, лучше домой, в постельку?

Супруги Мерила без стеснения обсуждают свою сексуальную жизнь. Пятнадцатую годовщину свадьбы Карен и Брэд отпраздновали в “Амуре” – “любовном гнездышке” недалеко от объездной дороги. А у нас с Майклом шампанское и ванна в форме сердца были только в медовый месяц. Стоит ли говорить, что у Карен и Брэда нет детей.