«Но рано или поздно мое прошлое вскроется».

И будто слышит ответ генерала:

«Какое прошлое? За тобой нет судимости».

«А трупы?»

«А на ком их нет? Разве спецназ не убивал? А ты как раз из этой когорты, если кто и способен понять, то свои, спецназовцы, среди которых ты вскоре окажешься».

Климов вздрогнул. Неужели генерал умеет читать мысли? Или это он сам произнес свои мысли вслух?

Нет, он не мог ослышаться: «...среди которых ты вскоре окажешься».

— Отслужишь оставшиеся два-три месяца, вернешься домой. Я буду приглядывать за тобой. А когда потребуется, ты снова наденешь форму. Или возьмешь в руки оружие. Выбора у тебя нет.

Двадцать один год...

Возраст не позволял спросить, с какой целью он снова наденет форму, возьмет в руки оружие.

— Пока ты живешь прошлым, но завтра начнешь жить настоящим — не где-то за колючей проволокой...

Двадцать один год...

Возраст не позволял задать вопрос о бесплатном сыре. Но какие могут быть вопросы, когда всего четверть часа назад у него не было никакого будущего, а лишь горечь, насквозь пропитавшая душу. Срубленное и обработанное дерево, пропитанное вонючим составом, превращается в обычную шпалу, стонущую под тяжестью поездов. А ведь недавно оно весело шумело под теплым ветром.

Перед глазами не серые стены камеры, но бескровное лицо матери, которая вот уже сейчас начинает приучать себя ждать сына с войны долгие годы. О каком выборе может идти речь? Прав генерал: выбора у Сергея не было. Он всего лишь человек, принадлежащий к единственному на этой планете виду, который испытывает к себе жалость. И как утешение за эту «ошибку природы» — способность испытывать жалость к другим. Но не всегда.

— Мне придется вытаскивать весь твой расчет. В ком ты уверен больше всего? Назови двух-трех человек.

Клим назвал Василия Серегина, Романа Трегубова и Юрия Аденина. Но по другой причине. Вряд ли он был уверен в них больше остальных. Просто они наравне с ним были главными виновниками той трагедии.

Назавтра освободили не только их, но и весь расчет старшего сержанта Климова. Генерал Паршин свое слово сдержал.

Дагестан, Пионерский

Не замечая, Михаил Артемов часто качал головой, дополняя полученную информацию личными «выкладками». Ступив на путь преступлений, бойцы из группы Климова не могли свернуть с него по нескольким причинам. Они обязаны были отработать свои несостоявшиеся сроки. Кто-то откровенно прятался от мстительных родственников погибших, объявивших спецназовцам вендетту. А терпения у «абреков» хватало, они могли ждать годами.

Но все ли чувствовали себя одинаково спокойно? Они не отрабатывали, но отдавали долг — уже иного качества, нежели раньше, но все же. Задумывались над тем, «нужна ли совесть современному спецназовцу»... А вместо нее могло быть «ощущение величества и ничтожества». А попади они на скамью подсудимых и под открытый процесс, могли бы стать «кумирами несчастной нации». И что лучше — не разберешь. Тем не менее говорили бы со скамьи подсудимых правду и только правду. «А говорить правду — значит иметь совесть». Кажется, так сказал Андрей Караулов.

Но был ли у них выбор? Со ссылкой на «несчастную нацию» — не было. И вообще не было.

Без вины виноватые. Да, но только со знаком вопроса.

«Трегубов, — нахмурился полковник Артемов. — Роман Трегубов. В центре его уже нет. Экипаж Клима пополнил Алексей Бережной. Неужели и он „замазан“ в криминале?»

— Что там по Бережному? — спросил Артемов помощника. — Алло, ты где?

— Ищу записи... А, вот они. Характеризуется только с положительной стороны. У меня все.

— Везет тебе, — сердито отозвался полковник.

— А что я могу поделать, Михаил?...

— Извини, я злюсь не на тебя. Ты доложил шефу?

— Через твою голову?

— Доложи немедленно.

— Есть. — Помощник чертыхнулся. — Михаил, я забыл о главном. На твой московский номер звонил Тульчинский.

— Что-нибудь передал?

— Нет. Просто посетовал, что не может тебе дозвониться. А дело у него срочное.

— Понял, я сейчас свяжусь с ним.

«Долго я курю», — начал нервничать Артемов, торопливо набирая номер.

— Влад, это Артемов. Что у тебя?... Так... Так... Слушаю... Ты что сделал? — Полковник переменился в лице. — Предупредил Климова?! Е... Представляешь, что ты наделал?

Дагестан, полевой лагерь военно-морской базы «Дельта»

Для Эфира капитан Колчин был инструктором, а командир его — сержант Климов. Как в Священном писании. Поэтому Леонид Гардин позвал на связь Сергея.

«Кто?» — глазами спросил Клим. Веки у командира припухшие: прилег на несколько минут, и комары, невесть как залетевшие под москитную сетку, малость изменили облик спецназовца. Может, по этой причине сейчас он выглядел намного старше своих лет. Плюс неважное настроение.