Вот так, и только так. Спонсоры плачут. Народ стонет. А что же ты, милая Кристи? Что ты скажешь мне после? «Поль, ты неисправимый пижон». Умница. «Но я все равно тебя люблю». Правильно. Я тоже.

Нужно будет потом извиниться перед Бояном, если мое заявление пойдет в эфир. Потому что наврал я, ох, наврал… Ладно, однажды я сам начну ходить с микрофоном, и мне будут врать другие лыжники. Элементарная физика — закон сохранения вранья в информационном поле.

Мисс и Мистер Америка, он четвертый, она пятая, вне себя от раздражения, но все равно с улыбкой идут к нам говорить комплименты. «Пол, Мэри, сегодня ваш день». Ну, это мы еще посмотрим… «Когда сделаете круг почета, не целуйтесь слишком долго, можете замерзнуть! Ха-ха!» Ха-ха-ха. Машка уже передумала рыдать, она хищно буравит глазами мой висок. Круг почета — забавная церемония. Но при этом удивительно торжественная. Представьте себе окружность. Нижняя ее точка — финишный створ, верхняя — у подножия центральной трибуны, возле пьедестала. Золотая пара встает спина к спине в нижней точке и разъезжается коньковым ходом в разные стороны вдоль бортика, чтобы в верхней точке встретиться. Под трибуной победители на приличной скорости заходят друг другу в лоб, но в последний момент чуть подтормаживают и мягко въезжают один другому в объятия. Вот, собственно, и все. А дальше уже всякая ерунда типа пьедестала, медалей, дипломов, чеков и душа из шампанского. Главное — круг почета. В жизни «челленджера» он случается только раз. Во всяком случае, пока исключений не было. Тяжело это сделать — чтобы два золота в одной команде. Чересчур жесткие трассы, чересчур мощная конкуренция.

Я кошусь на столпотворение у букмекерских терминалов. Ставки, которые собираются прямо с трибун, ничто по сравнению с денежными потоками, идущими по Сети. Но для серьезных контор эти кабинки — элемент престижа. А лыжнику они напоминают: ты на ипподроме. Ты скаковая лошадь и жокей в одном лице. Десятки миллионов людей надеются на тебя, и миллиарды юро стоят на кону. Боян как-то признался, что иногда ему бывает стыдно. В самом деле, вот ты привез себе медаль, а в каком-нибудь Гондурасе у человека инфаркт. Я ему в ответ: а сто инфарктов не хочешь? А двести? Он даже в лице переменился.

А вот, кстати, и пошел Боян Влачек. Тресь! Опять этот флаг улетел. Машка инстинктивно жмется ко мне вплотную. Есть чего бояться, дружище Боян опасный соперник. В будущем сезоне он меня точно сделает. У мужика талант, «продвинутый интеллект нижних конечностей», как это называет острослов Илюха. Для Бояна фактически нет чрезмерно разбитых трасс. Он в любой канаве выписывает идеальную траекторию. Весело насвистывая. Сам видел. И слышал… Ох, красиво чешет! Впрочем, ему же хуже. Старый уговор — если разобьет мой золотой дубль, подарит мне свой «порш». Уговору лет десять, мы тогда еще ни о каком золоте и ни о каких «портах», естественно, не мечтали. А сегодня все реально. Ох, как прет! Лучший результат на промежуточном чек-пойнте. Машка шмыгает носом. Эй, мужик! Полегче! Да что же ты делаешь?!

Казалось, мир взорвался, когда он упал.

За последними стартами никто уже особенно не следил. Боян, хромая, протолкался сквозь толпу репортеров, и я его расцеловал. «Катайся пока на „порше“, старик. Я подожду». — «Договорились. В будущем сезоне он тебе достанется». — «Что с ногой?» — «Ерунда. Давайте, мои хорошие. Круг почета. Эй, Мария! Мысленно я с тобой! В смысле — на месте Павела. Ха-ха-ха!» Ха-ха. Ну, вот и все. Поднимайте флаг. В году две тысячи двадцатом русские сделали «трижды двадцать». Мы — юбилейная, двадцатая золотая пара за всю двадцатилетнюю историю жесткого слалома. И Машка вовсе не собирается плакать. Она уже представляет, как мы обнимемся там, в верхней точке окружности.

До чего это было красиво, наверное, со стороны! Чуть подтанцовывая, чтобы движение казалось легким и естественным, я пошел «коньком» вдоль бортика, хлопая рукой по подставленным мне ладоням. Разогнался и не хотел ни останавливаться, ни даже немного притормозить. Я хотел, чтобы это длилось вечно. У Машки в руках набрался огромный букетище, и она небрежно отшвырнула его. Вороная грива, яркий чувственный рот, огромные зеленые глаза, полыхающие неземным огнем. Мы все-таки чуть-чуть погасили скорость. Но все равно наши тела грубо столкнулись, и у обоих перехватило дыхание. Машка впилась в мои губы, мы плавно завалились на бок, это падение казалось бесконечным — наверное, из-за поцелуя, в который моя партнерша вложила то, о чем уже тысячу раз мне говорила. Наконец мы, не разжимая объятий и не размыкая губ, рухнули, и сквозь вселенский рев толпы пробился восторженный щенячий визг. Это русская команда рванулась от бортика с лопатами в руках и принялась исступленно нас хоронить. Ритуальное омовение снегом. Не утонуть бы.

И тут наступил какой-то провал в сознании, потому что вдруг оказалось, что я сплю и вижу удивительный сон. Мы с Кристи бок о бок катились по одному из знакомых мне с детства склонов в подмосковном Туристе, и вокруг были люди, вынырнувшие из далекого прошлого, те, кто учил меня, совсем несмысленыша, стоять на лыжах. Молодые, какими их запечатлело мое детское «я». Опустил глаза — под лыжами плескалась вода, тонкой пленкой лежащая поверх непрочного льда. Замерзший пруд, слегка подтаявший сверху. Я не испугался, инерции вполне хватало, чтобы дотянуть до берега. Крис тоже не выглядела обеспокоенной. Я выскочил на берег почти на полную лыжу, а Крис уже стояла впереди и улыбалась мне.

Быстро, прямо на глазах, смеркалось. Мы въехали в какой-то парк — деревья, обледеневшие дорожки, слегка припорошенные снегом. Я оглянулся — пруд исчез. Странно. Крис повернулась ко мне спиной. Правильно, Кристи. Гоу! Круг почета. Не знаю, почему, но чувствую — мы его заслужили.

И мы степенно, не спеша, заложили круг. Мягко, с ювелирной точностью сошлись грудь к груди. «Я люблю тебя, Кристин». Во сне мой французский оказался гораздо чище, нежели на самом деле. «Я люблю тебя, Поль». Вот так. Именно так. И никак иначе.

Тут-то я и проснулся.

И ничего не понял. Ну совершенно.

Я сидел, развалясь, в пластиковом кресле и боролся с желанием пойти за сигаретами. Трезвый я не курю, да нам и не положено, но вот когда выпью — обожаю это дело. Мама! Куда это меня занесло? И почему я такой косой? Граммов на четыреста крепкого. Уличное кафе, столики прямо на мостовой, отгорожены легким заборчиком. За столиками угадываются знакомые лица. Русская команда. Наши. Уже легче. Да и городской пейзаж тоже как-то смутно узнается. О-о! У-у… Молодец, Поль. Это ж надо так надраться! Финальный этап «Челлендж»! Мы просто закрыли сезон. И сегодня… Сегодня приезжает Кристи. Да, это будет, как говорит Илюха, «пассаж»! В хор-рошеньком состоянии встречу я свою возлюбленную.