— Сэр Растер, — обратился я к нему строго и торжественно, — мы люди войн и боевых труб, так что я к вам без мерехлюндий и флажолетов всяких, недостойных мужчин…

Он проревел таким густым голосом, что Лалаэль крупно задрожала за моей спиной:

— Я польщен, сэр Ричард!

— Мы — победители, — продолжил я. Растер при этих словах выпрямился и еще больше выпятил широченную грудь, на которой две-три расплющенные в виде доспехов наковальни. — И как победители изволим закрепить победу и показать местным, кто здесь кто!..

Он довольно крякнул.

— Надо это почаще…

В коридоре послышались торопливые шаги, затем приоткрылась дверь, Хрурт спросил:

— Сэр Палант?

— Впусти, — велел я.

Палант вошел, поклонился и застыл, но я махнул рукой на церемониал, здесь все свои, продолжил, обращаясь к Растеру:

— Дорогой друг, на вас возлагаю ответственнейшее задание, потому жалую вас титулом обербургграфа. Это чуть ли не единственный титул, что я пропустил на своем многотрудном пути!.. Даже жаль, но, увы, жизненный путь не переделать, как бы нам ни хотелось!.. Хотя нет, есть еще титул, которого я не познал… им я жалую сэра Паланта… Поздравляю вас, сэр Палант, с титулом ландхофмейстера!

Они оба смотрят несколько ошалело, чем-то похожие, недаром Растер считает Паланта своим лучшим учеником, кроме меня, разумеется.

Палант, более быстрый, пролепетал:

— Ваше высочество?

— У вас обоих, — сказал я, — особая роль в церемонии коронации! Вы, сэр Растер, будете стоять с моим мечом, а вы, сэр Палант, с державой. Постарайтесь не ржать, мероприятие серьезное.

— Ваше высочество…

— После коронации, — продолжил я строго, — буду раздавать пряники. Так что смотрите не осрамитесь. Главное, быть серьезными!.. И бабам не подмигивать, на это будет время потом.

Палант пробормотал:

— Спасибо за великую честь, но… лядей не разберут, пока мы там будем стоять?

Растер мощно рыкнул с укором:

— Палант, как не стыдно, у тебя же в лапе будет держава!.. Ну, хочешь, дам меч подержать?.. Нет, подержать не дам, но посмотреть дам!

С грохотом, словно по коридору пронесся подкованный конь, вбежал Хрурт.

— Ваше высочество! — прокричал он, отсапываясь. — Тьфу, сэр Ричард! Я подумал, вдруг вам интересно…

— Что? — спросил я, раздраженный долгими предисловиями. — Говори сразу!..

— Отец Дитрих прибыл!

Я охнул и, вытолкав свежеиспеченных обербургграфа и ландхофмейстера в коридор, — все, свободны, — оставив и эльфийку без прикрытия, выбежал наружу и промчался по всем лестницам к выходу.

Во дворе две повозки, из одной уже вышли священники и суетятся возле второй. Оттуда выбрался, кряхтя и щупая поясницу, отец Дитрих.

Его подхватили под руки, повели к дворцу, но я набежал навстречу со счастливым воплем:

— Отец Дитрих!..

Он остановился, я бережно взял его за пальцы и смиренно поцеловал.

— Сын мой, — сказал он со вздохом, — что ты творишь? Мне пришлось все оставить в спешке…

Я спросил встревоженно:

— Что-то случилось?

Он прервал:

— Ты знаешь, что случилось. Пойдем к тебе, поговорим. Думаю, ты уже прибрал к рукам и этот дворец?

Я ответил смиренно:

— Хорошо, передам под церковь.

Он вздохнул.

— Такой вертеп? Даже тебе в нем опасно для твоей неокрепшей души. Или наивно считаешь, что тебе уже все по плечу?

Мы прошли в сопровождении охраны во дворец, а оттуда прямо в покои герцога. Я заботливо придвинул кресло отцу Дитриху, ныне архиепископу Сен-Мари, но в то же время и верховному инквизитору, помог опуститься.

Он бросил быстрый и внимательный взгляд на замершую в испуге эльфийку, тень странной печали промелькнула в глазах, но ничего не сказал.

Слуги внесли еду и вино, я лично налил в золотой кубок и придвинул дорогому гостю. Отец Дитрих взял замедленным движением, в задумчивости посмотрел в чашу.

— Пожалуй, — проговорил он медленно, — я так устал, что не откажусь от кофе.

Я поперхнулся, закашлялся, переспросил:

— Кофе?.. Чашечку?

— Можно чашу, — ответил он. — Не слишком большую, а так… среднюю.

Я собрал хаотично разбегающиеся мысли, сосредоточился, перед священником сгустился воздух, медленно образовалась простая глиняная чаша размером с кружку. Черный кофе едва не переливается через край, терпкий аромат с размаху ударил в ноздри.

Отец Дитрих взял обеими руками, явно грея ладони, отпивал мелкими глотками и смотрел на меня поверх чаши усталыми глазами, но взгляд был тревожен и ясен.

— Отец Дитрих…

Он прервал:

— Твою хартию я читал, читал. Я все читаю, что печатается в нашей типографии, а этот манифест просто изучил. Потому и поспешил прибыть.