— Да что вы делаете-то? За что?

Казалось, его сейчас затопчут, растерзают на тысячи кусков! Что он им сделал? Навалились, налетели, словно вампиры на свежую кровушку. Сволочи…

Вдруг кто-то повелительно крикнул, похоже, женщина. Кто-то что-то переспросил, и Виталий почувствовал, что его отпустили. Ну наконец-то пришли в себя…

Молодой человек медленно сел, привалившись спиной к стене, осторожно потрогал разбитые губы… Хорошо еще, зубы не выбили, а ведь могли бы.

— Ты — тевтон? Кимвр? — присев напротив, спросила женщина, одетая в бесформенную хламиду.

Лица ее Беторикс в темноте не видел, как всех прочих, лишь смутно различал очертания фигуры. И что отвечать, не знал. Что сказать — я аспирант и социолог? Или командир клуба «Галльский вепрь»? И то и другое казалось равно неуместным в этой чудовищной обстановке, которая имела одинаково мало общего как с реалиями двадцать первого века, так и с ходом фестиваля исторической реконструкции.

— Ты — враг римлян? — продолжала допытываться незнакомка.

— Да. — Молодой человек вытер ладонью кровь. Это была, пожалуй, единственная сейчас правда, ибо симпатий увиденные вживую римляне не внушали. — Враг.

— И мы враги. Теперь уже рабы, пленники. Почему ты не говоришь, как мы?

— Потому что не знаю вашего… языка!

Виталий с трудом подбирал слова — душа просила мата, но материться по-латыни он не умел, а русского тут не поймут. Хоть обстановка и располагала, ни одного из «родных» выражений он ни разу не услышал!

— Враг римлян — наш враг. Но ты ведь не галл!

— Пожалуй, нет… — Беторикс сам не знал, к какому народу себя сейчас отнести. — Русский я.

— Этруск, что ли? — с удивлением переспросила женщина. — Вот не знала, что ваш народ еще существует!

— Существует вроде…

Бух!!! Что-то ухнуло в дверь снаружи, потом послышались громкий смех и пьяные вопли. Видать, римляне нажрались уже! Успели!

Потом запахло паленым, и, проникая сквозь щели, по стенам запрыгали оранжево-красные зайчики. Римляне жгли костры? Или факелы?

Левая створка двери распахнулась, освобождая путь дрожащему свету и вошедшим римлянам. Первым в сарай явился сержант Луций, за ним еще с десяток воинов, вооруженных пилумами и мечами.

Взвились к потоку факелы, пленники инстинктивно попятились, женщины прижали к себе захныкавших детей.

Заложив руки за спину, тессарий гнусно ухмыльнулся и, кого-то высмотрев, указал рукой:

— Ты!

— Я, господин?

— Да ты, ты… Хотя нет, погоди-ка… Ты слишком стара… а впрочем… Выходи!

— Но…

— Выходи, или мы убьем твоего ребенка, а всех вас спалим!

Возмущенный Виталий шагнул было вперед, но ему не дали даже рта раскрыть — ударили с ходу концом копья в грудь, да так, что едва не сломали ребра!

Аспирант отлетел к стенке и скрючился, причем кто-то из галлов еще прижал его к земле, видно боясь, что чужак накличет неприятностей.

— Ты! И ты! — С видом опытного работорговца тессарий продолжал выбирать женщин.

— И вот эту… вон ту… — радостно оскалился другой легионер, помоложе, с высохшим, словно у старой воблы, лицом.

— Нет, Коморий. — Обернувшись, сержант погрозил ему кулаком. — Этих нельзя.

— Да почему же?

— Показать тебе? Эй, девка!

Юная девушка несмело вышла на середину. Из глаз ее потоком текли слезы.

— Не реви! — ухмыльнулся Луций. — Мы ничего с тобой не сделаем… А ну-ка, держите ее, парни…

Нагнувшись, тессарий одним движением разорвал на девчонке одежду и, засунув руку в промежность, осклабился:

— Так я и думал — девственница. Ты знаешь, Коморий, сколько она стоит?

— Да разве мало сейчас будет рабынь?

— И насколько она упадет в цене, после того как мы ею попользуемся? Чего они будут после этого стоить? Ты настолько богат, Коморий, чтобы перечить нашему оптию?

— А-а, так это оптий приказал.

— Ну да, он хорошо умеет считать денежки. Что пригорюнился, друг мой? Возьми лучше мальчика, клянусь, они ничуть не хуже!

— Мальчика? — Коморий прищурился. — А что ж, и возьму, может!

— Да вы что творите-то? — Аспирант снова вскочил на ноги.

— Опять этот? — Тессарий нехорошо ухмыльнулся и махнул рукой. — Ну, надоел! Кассий, Сергий, Тит! Тащите его на конюшню да хорошенько выпорите. Я вам даже свою плетку дам.