— А если стрельбы не будет? Окружат танками Белый дом, народ дня два побузит и разойдется? Ну, три?

— Это такие, как ты. А есть люди, которые готовы бороться! — В голосе зазвучал вызов. Спорить дальше было бесполезно. Автандил находился в таком состоянии, когда эмоциональный порыв не остановишь никакими разумными доводами.

Вадим почему-то вспомнил Александра Матросова. Сколько шуток ходило о том, что тот просто поскользнулся перед амбразурой. А черт его знает, может, он был в таком же порыве, как сейчас Автандил? Тогда и правда можно грудью на амбразуру лечь. А не шинелькой заткнуть. Ну что за тяга к геройству!

Хотя на этом фоне месть в виде казни партбилета, что собирался свершить сам Вадим, выглядела даже не фигой в кармане, а простой трусостью.

А что он может сделать? Если идти к Белому дому, то с оружием. Погибнуть, так хоть с толком.

«Все! К черту! Надо ехать на дачу! Там родители и Лена с Машкой! Я там сейчас нужнее», — решил Вадим. Пожелал Автандилу удачи, подхватил свои папки и отправился к машине.

Каким взглядом провожал друга Автандил, Вадим не видел.

На даче Вадим появился только к вечеру. Сначала все просто радовались, что он вернулся живой и невредимый. Потом стали расспрашивать, что в Москве? Наконец, Михаил Леонидович и Владимир Ильич, отослав женщин, стали обсуждать с Вадимом, что будет дальше?

Неожиданно вернулась Лена. У нее в руках был маленький радиоприемник, который они купили в Америке по дешевке. Но он ловил FM-диапазон.

— Попробуй найти «Эхо Москвы». Ты говорил, у Егора его все слушали.

— Да уж прикрыли наверняка! — бросил Владимир Ильич.

— А вдруг? — Михаил Леонидович, надев зачем-то очки, стал медленно крутить колесико настройки. Сквозь скрежет и шуршание эфира прорвался голос. Человек говорил, что сейчас происходит у Белого дома: собралась огромная толпа людей, недалеко стоят танки, но солдаты никаких действий не предпринимают.

— «Свобода» или «Голос Америки», — высказал догадку Владимир Ильич.

— А может, просто кэгэбэшная провокация? — испуганно предположила Лена.

— Дайте послушать! — рявкнул Вадим. Он хотел услышать что-нибудь про полевой госпиталь. Сейчас он переживал только за Автандила.

Голос продолжал рассказывать, что подходят люди с термосами и бутербродами. Защитники здания разделились на бригады. Есть десятники. Находящиеся в толпе военные пытаются как-то организовать оборону Белого дома. Строятся баррикады. Много врачей. Среди защитников и старики, и молодежь. Народ воодушевлен. Тот там, то тут начинают петь песни. В основном — «Это есть наш последний и решительный бой»…

В глазах Владимира Ильича блеснул огонь:

— Я поеду! Я войну прошел. Я умею!

— У вас есть связка гранат? — попытался умереть пыл тестя Вадим.

— Зачем?

— Ну, на войне вы на танк могли пойти со связкой гранат. А здесь с чем? С пучком морковки? «И этот туда же — взбесился Вадим. — Герои чертовы!»

— Знаешь, Вадим, мы потому войну и выиграли, что на танки с голыми руками шли! — Пафосные слова не помогли, — сам Владимир Ильич сник.

Именно в этот момент голос объявил, что в эфире «Эхо Москвы». Как назло, волна стала куда-то уходить, голос пропал. Михаил Леонидович начал судорожно вращать колесико настройки и через несколько минут, как и раньше, сквозь треск и шипение, голос зазвучал опять.

Еще часа два спать никто не уходил. Мужчины слушали радио, периодически начиная обсуждать только что прозвучавшую информацию, женщины говорили о чем-то своем, но в другой комнате. Лена сидела то с мужчинами, но обязательно рядом с Вадимом, то с женщинами, притягивая на колени сопротивлявшуюся дочь.

— Что ты собираешься делать? — спросила Лена, когда Машу все же уложили. С недавних пор у них появился новый ритуал: разбирать постель на ночь вместе.

— Скорее всего, ничего, — Вадим приподнял покрывало со своей стороны. — Во-первых, бессмысленно. Во-вторых, вами не могу рисковать, — тут Вадим вспомнил, что собирался порвать партбилет. Но говорить об этом Лене не стал. Почувствовал, что прозвучит это как-то показушно и мелко.

— Наверное, ты прав, — Лена помолчала несколько секунд. — Ехать туда, правда бессмысленно. Но если что-то более разумное тебе придет в голову, — действуй. Я пойму, а Машке объясню, то есть вместе объясним, — быстро поправилась Лена, — когда она вырастет.

— Что ты имеешь в виду? — Вадим откинул край одеяла, сел на кровать и стал снимать носки.

— Ничего. Не знаю. Просто думаю.

Легли.

— Слушай, а что сейчас делает Кузьмичев? Люберецкий Кузя, это не он?

Вадима как током прошибло! Вот о чем думала, оказывается, Лена. Но, по-любому, это было не ее дело. Совсем не женское.