– Лучше бы он не всплывал! – притворно схватился Крячко за сердце. – Мы из-за тебя чуть с инфарктами не свалились.

– Все, Катя, решено, – строго бросил Гуров.

– Да, уж, Катюша, – поддержал друга Крячко, – ехала бы ты в распоряжение Орлова. Мы уж тут сами закончим. Ты молодец, но теперь становится слишком опасно. Зачем нам головная боль в виде дочери-заложницы кандидата в мэры? Теперь по кафе, Лев Иванович. Оперативники побеседовали с директором этой «Лолиты». Кстати, молодцы, докопались, что в тот вечер он забегал в кафе.

– Что-то новое есть?

– Нет. Директор видел Чуканова одного, потом к нему подсел Захаров. Когда Захаров ушел, его водитель на секунду подбегал к столику мэра. Затем Захаров с водителем уехали, а через пять минут уехал и Чуканов.

– Кто-то еще подтверждает, что к столику подходил водитель Захарова?

– Нет. Да и директор кафе не очень уверенно рисует очередность – кто сначала ушел, кто потом.

– Н-да, ну, ладно. Стас, ты когда в Москву?

– Вечером. А сейчас мне в Борисов надо. На сегодня следователь наметил допросы свидетелей и должностных лиц. Хотел поприсутствовать и обсудить задания, которые следователь будет потом давать оперативникам.

– Я с тобой, Стас.

Место допроса в Борисовском ГУВД быстро изменили. Нашли подходящую комнату в службе профилактики, где имелась занавеска за шкафом. В этом закутке работницы службы пили чай, обедали и переодевались, когда нужно было сменить цивильную одежду на форму или наоборот.

Гуров и Крячко примерились, какой стол хорошо виден в щель из закутка, и его развернули так, чтобы допрашиваемый сидел лицом к занавеске. Наконец следователь начала допросы. Сегодня ей надо было уточнить некоторые моменты относительно условий совершения преступлений по уничтожению тел. Кто, с чьего ведома и как менял графики дежурств, систему режима доступа? Следователь должна была в результате этих сведений окончательно очертить круг причастных к преступлениям, найти новых свидетелей и новые косвенные доказательства.

Через кабинет проходили начальники смен, цехов, рабочие. Потом появился сам директор завода Балмасов. Гуров присматривался к этому человеку, прислушивался к его голосу, часто закрывая глаза. Нет, Балмасов никак не подходил. Не он беседовал с ним той ночью. И голос у Балмасова резче, и интонации иные. Нет, он типичный производственник, не отличается терпеливостью, привык, чуть что, покрикивать. Другой типаж, совсем другой.

Потом вошел заместитель начальника службы безопасности. Гуров сразу отмел и эту кандидатуру, еще до того, как парень вообще открыл рот. Высокий, костлявый, он говорил дискантом, который в минуты волнения становился еще выше. А еще он был очень шумным. Много возился на стуле, все время шаркал ногами и покашливал.

Когда парень вышел, Гуров вопросительно посмотрел на Крячко. Тот в ответ показал один палец. Еще один человек. Оперативник, который помогал следователю, о чем-то с ней пошептался и пошел к двери.

– Шацкий, – позвал он в коридоре.

В кабинете прозвучали неторопливые, но уверенные шаги, чуть шаркнул по полу стул.

– Щацкий Алексей Николаевич? – привычно начала допрос следователь. – Вы являетесь собственником борисовского завода по переработке и утилизации мусора?

– Да, я один из крупных акционеров.

Гуров насторожился. Допрашиваемый отвечал коротко, односложно, и это сыщика раздражало. Когда же следователь закончит так длинно формулировать свои вопросы и позволит этому Шацкому отвечать? Козе понятно, что главный акционер не будет связываться с такой мелочью, как уничтожение трупов и торговля квартирами бомжей. И понятно, что он ничего об этом не знал и все делалось за его спиной и спиной немецкого акционера – фирмы «Либо». Как там Крячко осадил этого Циммермана, усмехнулся Гуров, вспомнив рассказ. Напомнил про Бухенвальд?

Наконец допрос вошел в свою заключительную фазу, и когда Шацкий, наконец, заговорил, Гуров сразу узнал этот голос. Неторопливый, уверенный, снисходительный. Даже междометия и интонации совпадали в точности. Сыщик приник к щели в занавеске и посмотрел на человека, сидевшего перед следователем. Дорогой светлый костюм, белоснежная рубашка без галстука, в руках небрежно покручивает что-то вроде четок с кисточкой на конце. Очень уверенное лицо. И уверенность такая непробиваемая, как будто есть он и есть все остальные люди.

Гуров повернулся к Крячко и с улыбкой поднял вверх большой палец правой руки. Жест выглядел двусмысленным, с учетом гипса на указательном. Так изображают пистолет. Крячко состроил непонимающую гримасу. Гуров снова улыбнулся, глядя на свой гипс, показал большой палец, но теперь уже левой руки, и одними губами беззвучно прошептал:

– Он.

Пока Крячко, формально курировавший дело борисовского завода, заканчивал свои дела по результатам сегодняшних допросов, Гуров сидел в соседнем кабинете у оперативников и с наслаждением курил, старательно пуская струю дыма в потолок. Вид у него был исключительно мечтательный. Молодые оперативники, заходившие и выходившие из кабинета, делали это чуть ли не на цыпочках, с уважением поглядывая на известного сыщика.