На одном из них сидела Михеева и рассеянно листала последний номер журнала «Караван историй» с фотографией известной, но уже примелькавшейся актрисы, открытой в свое время режиссером Говорухиным, а потом им же и забытой.

В динамиках музыкального центра звучал голос Джанго, поющего про холодную весну.

Татьяна подняла глаза на вошедшего Танкована, успевшего переодеться в желтую футболку и черные спортивные штаны, и указала на место за столом напротив себя:

– Садитесь, ужинайте.

На аккуратной сиреневой подставке дымилась тарелка с вареным картофелем и крохотными сосисками величиной с палец. Поодаль стояли плетеная хлебница с мелко нарезанным французским батоном и фарфоровая салатница со свежими овощами. Вилка и нож лежали рядом, на ресторанный манер завернутые в бумажную салфетку.

– Премного благодарен! – Максим уселся за стол, устраиваясь поудобнее, подвигал под собой стул, оказавшийся на редкость тяжелым, и аккуратно, двумя пальцами извлек из салфетки вилку. – Приятного аппетита!

– Спасибо, – кивнула Михеева. – Я уже поела.

– Это я – себе, – пояснил он, схватив хлеб и поддев вилкой дымящуюся сосиску. – Приятного аппетита, Макс! Спасибо, дорогой Макс!

Адвокатесса опять оторвалась от чтения, некоторое время молча наблюдала, как ее гость управляется с ужином, а потом спросила насмешливо:

– Вы всегда разговариваете сами с собой? Да еще столь дружелюбно.

– Разумеется, – кивнул тот, набив рот и с удовольствием жуя. – Приятно ведь поговорить с умным человеком.

– Как прошел день? – поинтересовалась Михеева без особого интереса.

«Ого! – мысленно воскликнул Максим. – Мы уже похожи на супружескую пару, проведшую в браке не один десяток лет и лениво обсуждающую за столом итоги минувшего дня».

– Славно, – ответил он и надкусил огурец, извлеченный пальцами из салатницы. – Спас свою карьеру и, полагаю, успел продвинуться по служебной лестнице.

– Рада за вас. – Адвокатесса перевернула страницу журнала. – Уверена, вы не пропадете в жизни.

«Ты еще пока не можешь быть в этом уверена, – хмыкнул про себя Танкован. – Но скоро…»

– А вам не интересно, как закончился день у меня? – вдруг спросила Михеева и отложила в сторону «Караван историй».

– Отчего же, – пожал плечами Максим. – Если вам не лень рассказать – с удовольствием послушаю.

– Я думала, вы проявите большую заинтересованность, – заметила она. – Ведь речь идет о жизни и здоровье вашего друга.

«Ах, да! – с досадой вспомнил Танкован. – Эта дура все-таки потащилась в больницу к Руслану!»

Он отложил вилку и вытер салфеткой губы.

– Я как раз собирался расспросить вас о нем, не дожидаясь завтрашнего дня, когда сам смогу навестить беднягу.

– Я так и подумала, – кивнула Михеева и холодно разрешила: – Расспрашивайте.

Максим отодвинул тарелку и озабоченно нахмурился.

– Он в сознании?

– В полном.

– Как чувствует себя?

Татьяна откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.

– А как бы вы себя чувствовали, лежа на казенной кровати с отрезанными гениталиями, в полном одиночестве, забытый и брошенный всеми, даже лучшим другом?

Максим изменился в лице.

– Вы словно пеняете мне на что-то, – пробормотал он. – Как будто это я… отрезал… кастрировал Руслана.

– Не вы, – согласилась Михеева. – Но по вашей вине. А вы даже не удосужились навестить друга в больнице!

– Смените, пожалуйста, тон! – вспылил Максим. – Кто вам дал право обвинять меня? Насколько я помню, вы адвокат, а не прокурор!

– Я – простой человек! – возразила она. – Женщина, которая умеет сострадать и сочувствовать и которую возмущают черствость и бездушие других людей по отношению к их близким.

– Вот как? – оскалился Танкован. – Значит, я – черствый и бездушный человек? От кого я это слышу, позвольте спросить? От барышни, избалованной обеспеченными родителями, от той, кому все в жизни преподносят на ладошке очищенным и подслащенным, от той, чья профессия – наживаться на чужих проблемах и несчастьях! – Он отшвырнул скомканную салфетку и выскочил из-за стола. – Я не поехал сегодня в больницу, потому что у меня действительно были важные и безотлагательные дела, а вы непонятно зачем отправились туда, хотя вас никто об этом не просил! И теперь, пользуясь этим своим мнимым преимуществом, вы обвиняете меня в черствости?