— Но фамилия одного из этих людей — Фленниген, — заявил я.

— Не думаю, чтобы подобное доказательство имело на суде большое значение, — отозвался Дик. — Но я уже выкурил сигару. Что ты скажешь, если мы пройдем в салон и разопьем бутылочку красного вина? Заодно ты покажешь мне этих двух Орсини, если они там.

— Хорошо. Я решил весь день не спускать с них глаз, — заявил я. — Только не смотри на них слишком пристально, чтобы они не заметили, что за ними наблюдают.

— Будь спокоен, — заверил меня Дик, — я буду вести себя, как невинный ягненок.

Мы спустились с палубы и вошли в салон.

За огромным столом в центре комнаты собралось довольно многочисленное общество. Некоторые пассажиры возились с непослушными саквояжами, другие закусывали, третьи читали или чем-нибудь развлекались. Тех, кого мы искали, здесь не было. Покинув салон, мы обошли все каюты, но безуспешно. «Боже милостивый! — подумал я. — Может быть, в этот самый момент они находятся у нас под ногами — в трюме или машинном отделении — и собираются пустить в ход свое дьявольское изобретение!»

Лучше уж узнать самое худшее, чем пребывать в неведении!

— Официант, еще какие-нибудь пассажиры здесь есть? — спросил Дик.

— Да, двое — в курительной комнате, сэр, — ответил тот.

Небольшая, но уютная и роскошно обставленная курительная комната находилась рядом с буфетом. Мы толкнули дверь и вошли. Вздох облегчения вырвался у меня из груди. Я увидел мертвенно-бледное лицо Фленнигена с немигающими глазами и решительной складкой губ. Против него сидел Мюллер. Они играли в карты и пили вино. Я толкнул Дика локтем, подтверждая, что наши поиски увенчались успехом, а затем мы с самым непринужденным видом уселись рядом с ними. Заговорщики не удостоили нас даже взглядом. Я стал внимательно наблюдать за ними. Они играли в «наполеона».

Оба были тонкими знатоками игры, и я не мог не восхищаться самообладанием, с каким эти люди, скрывая свою страшную тайну, хладнокровно подбирали длинную масть или ловили королеву. Деньги быстро переходили из рук в руки, но чернобородому явно не везло. В конце концов он с раздражением швырнул карты на стол, выругался и заявил, что больше не намерен играть.

— Будь я проклят, если еще соглашусь тянуть эту канитель! — воскликнул он. — За пять конов у меня ни разу не было больше двух карт одной масти!

— Ничего, — ответил его товарищ, сгребая выигранные деньги. — Проиграть или выиграть несколько долларов — какое это будет иметь значение после того, что произойдет сегодня вечером?!

Меня поразила наглость этого мерзавца, но я с самым бесстрастным видом продолжал разглядывать потолок и попивать вино. Я чувствовал, что Фленниген пристально смотрит на меня своими волчьими глазами, проверяя, не вызвал ли у меня подозрений этот намек. Затем он что-то шепнул своему товарищу, но я не расслышал, что именно. Очевидно, это было предупреждение, так как тот сердито ответил:

— Чепуха! Что хочу, то и говорю! Излишняя осторожность как раз и может погубить все дело.

— Ты, видно, не заинтересован в успехе, — ответил Фленниген.

— Ничего подобного, — буркнул Мюллер. — Ты отлично знаешь, что если я делаю ставку, то надеюсь выиграть. Но я никому на свете не позволю отчитывать меня и одергивать. Я не меньше, пожалуй, даже больше тебя заинтересован в успехе нашего дела.

Ом весь кипел от злости и некоторое время яростно дымил сигарой. Его компаньон тем временем посматривал то на Дика Мертона, то на меня. Я понимал, что нахожусь рядом с человеком, готовым на любой шаг, что стоит ему заметить хотя бы легкую дрожь моих губ, и он тотчас же меня укокошит. Однако я проявил больше самообладания, чем мог от себя ожидать в столь трудных обстоятельствах. Что касается Дика, то он оставался невозмутимым и бесстрастным, как египетский сфинкс.

Несколько минут в курительной комнате царило молчание, нарушаемое только шуршанием карт, которые тасовал Мюллер перед тем, как положить в карман. Он по-прежнему казался рассерженным. Бросив окурок в урну, он вызывающе взглянул на своего спутника и повернулся ко мне:

— Не можете ли вы сказать, сэр, когда на берегу получат первую весть о нашем пароходе?

Теперь они оба смотрели на меня, и хотя я, быть может, немного побледнел, но ответил спокойным голосом:

— Я полагаю, сэр, первое известие о нашем пароходе будет получено, когда мы достигнем Куинстауна.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся сердитый человечек. — Я знал, что вы так скажете. Не толкай меня под столом, Фленниген, я не выношу этого. Я знаю, что делаю. Вы заблуждаетесь, сэр, — продолжал он, вновь поворачиваясь ко мне, — глубоко заблуждаетесь.

— Возможно, о нас еще раньше сообщит какой-нибудь встречный корабль, — высказал предположение Дик.

— Нет, вовсе не корабль.

— Погода прекрасная, — заметил я. — Разве корабль не увидят, когда он прибудет к месту назначения?