И тем не менее благодаря отличной выучке, мастерству и подлинному героизму летного состава русская военная авиация с первых же дней войны зарекомендовала себя как неоценимый помощник армии. Русские летчики показали, что они умеют отлично справляться не только с заданиями по разведке и связи. На непревзойденной высоте стояли аэрофотосъемка, точность бомбометания, а позже и воздушный бой. Летчики-истребители одерживали в воздухе блестящие победы над противником, летавшим и в больших количествах и на лучших самолетах.

Прекрасная и самоотверженная работа русских летчиков нашла полное признание и у союзников и у противников России. В частности, даже чванный германский кайзер Вильгельм II в одном из своих приказов поставил их действия в пример личному составу немецкой авиации.

Уже 1 августа (старого стиля) в русских официальных сводках было отмечено, что «воздушная разведка в Галиции дает весьма обстоятельные результаты». Там действовал как раз отряд Нестерова.

Через несколько дней, 9 августа, было сообщено, что в Пруссии русские летчики впервые произвели бомбометание по вражеским сооружениям военного значения. 12 августа сообщалось уже о групповой разведке русских летчиков «в глубоком тылу противника». При этом упоминалось, что один из самолетов получил пробоину в бензиновом баке, но летчик заткнул пробоину ногой и сумел благополучно вернуться на свой аэродром. Далее сообщения о действиях авиации запестрели в сводках почти ежедневно.

Когда XI отряд выгрузился из поезда на станции Радзивиллов и самолеты были собраны, в первый боевой полет отправился сам его командир — Петр Николаевич Нестеров. Это было 28 июля, на десятый день войны.

Вот, подпрыгивая на неровностях выбранного под аэродром поля, самолет оторвался от земли. Круг над аэродромом для проверки, достаточно ли хорошо работает мотор. Высота 600 метров. «Моран» — тот самый, на котором Петр Николаевич перед войной совершил перелет из Москвы в Петербург, — поворачивается курсом на запад. Продолжая набирать высоту, штабс-капитан Нестеров приближается к линии фронта.

Под самолетом на светлом фоне полей четко вырисовываются черные зигзагообразные линии — это окопы. Впереди показывается еще одна такая же линия — это уже австрийцы. В небе, в стороне, почти на одной высоте с самолетом, возникают маленькие пушистые белые облачка — это разрывы шрапнелей, но Петру Николаевичу за ревом мотора не слышны ни выстрелы австрийских пушек, ни разрывы снарядов. Все его внимание сосредоточено на земной панораме, где то тут, то там виднеются какие-то странные темные пятна. Чем ближе змеящаяся между холмами лента шоссе, тем этих пятен больше и тем они крупнее, — да это же скопления австрийских войск!..

Надо спуститься пониже, чтобы лучше было видно. Да, все шоссе тоже покрыто пятнами и точками. Еще ниже, ниже… Теперь видно, что пятна и точки на самом деле колонны солдат, пушки, лошади, повозки, автомобили… Все это бесконечной вереницей движется на запад.

В крыле «Морана» возникает дырка, вторая — попадания от ружейного огня с земли. Крутой нестеровский вираж, и самолет выходит из-под обстрела.

Взгляд на часы. Уже 45 минут в полете. Пора возвращаться, тем более, что и картина ясна: основные массы австрийских войск стремительно отступают! Еще вираж. Курс на восток. Опять появляются облачка разрывов шрапнелей. Но австрийцы стреляют плохо — снаряды рвутся далеко по сторонам.

Через 1 час 35 минут после вылета механик Геннадий Нелидов уже бежал встречать идущий на посадку «Моран» своего командира. Сколько пережил верный товарищ Петра Николаевича, пока самолета не было видно, об этом трудно рассказать. Это знают только механики, которым самим доводилось провожать в боевой вылет своего летчика!..

— Автомобиль мне… живей! Поеду в штаб корпуса… Геннадий, проверь, не задели ли пули важных частей, и залатай пробоины… — И Петр Николаевич уехал.

Такова была в то время система «взаимодействия» авиации с общевойсковым командованием. Летчиков почти всегда вызывали на личный доклад, а это приводило к задержкам в использовании донесений, тогда как ценнейшее свойство воздушной разведки — ее быстрота. Тем не менее вылетевший перед вечером поручик Передков уже смог увидеть, как русские войска занимают оставленные австрийцами окопы и продолжают двигаться вперед.

Но были и такие «полководцы», которые отказывались доверять донесениям летчиков до их проверки кавалерийской разведкой. Именно из-за такого недоверия к донесениям летчиков XXXIV корпусного авиационного отряда [61] на западном фронте своевременно не были приняты меры для предотвращения так называемого «Свенцянского прорыва», имевшего для русской армии тяжелые последствия.

Итак, боевая жизнь XI отряда началась. Как и ранее, Петр Николаевич Нестеров подавал пример своим подчиненным личной работой. В то время многие командиры авиационных отрядов предпочитали посылать на боевые задания других летчиков, а сами отсиживались на земле под предлогом выполнения неотложных административно-хозяйственных функций. За такими летчиками даже утвердилось выдуманное кем-то прозвище «непромокаемых». Но Нестеров летал больше всех других летчиков отряда и находил время не только на администрирование, но и на многое другое.

Тщательно выбирая из оперативных сводок все, что имело отношение к действиям авиации как своей, так и противника, Петр Николаевич систематизировал и анализировал эти сообщения и регулярно оглашал их не только перед офицерским, но и перед рядовым составом отряда. Прослушанное оживленно обсуждалось, а в заключение командир умело делал практические выводы. Например, обсудив несколько случаев, когда немецкие самолеты в первые же дни войны были сбиты винтовочным огнем с земли, летчики отряда Нестерова ясно поняли, до каких высот ружейный огонь может представлять для них опасность. В практике русской армии такие обсуждения были новинкой.