«Даже лица?» — хотелось ей спросить.

Но, похоже, никто не ожидал, что она заговорит. Все хотели, чтобы она плакала, спала, ела, глотала таблетки. Что угодно, но только чтобы не задавала вопросов.

— Просто счастье, что тебя там не было, — говорили ей. — Слава Богу, что ты была здесь, в интернате. Страшно подумать, что могло бы случиться…

Из толпы выскочил журналист с камерой и присел на корточки, чтобы поймать тот момент, когда девочка положит второй букетик. Кейт уставилась на него с каменным выражением лица, когда он наклонился вперед, чтобы сделать как можно более удачный снимок. В голове у нее, отгоняя все мысли, подобно заклинаниям, кружились слова:

Крепись. Такова Божья воля.

Крепись.

Фразы, всплывавшие в памяти, произносились на суахили — голосом матери африканского семейства, которая привела ее сюда из кабинета директора после того, как ей сообщили. Сообщили…Так просто. Губы шевелились, а между ними протискивались слова:

— Случилось нечто ужасное…

Крепись.

Подняв голову и посмотрев на толпу, Кейт встретила пристальный взгляд высокой женщины с рыжими волосами. Та показалась ей смутно знакомой, но не настолько, чтобы воспоминание о ней прорвалось сквозь туман, заполонивший разум девочки, и пару мгновений спустя Кейт отвела взгляд, направив его за пределы кладбища — туда, где раскинули ветви деревья. Очень скоро наступит время сбора урожая. Девочка представила, как растет в шамбе [2] кукуруза, уже выше нее, как ушки желтого зерна толстеют в своих выложенных шелком раковинах. Еще пару недель — и голодное время снова забудется на целый сезон…

Кейт вернулась на свое место возле жены врача и спокойно стояла там, уставившись на туфли: блестящую черную кожу припорошила красная пыль.

— А теперь пойдем домой, хорошо? — прозвучал возле ее уха голос миссис Лейтон. Кейт растерянно посмотрела на нее. — То есть, ко мне домой, — добавила женщина. — Тебе не нужно оставаться здесь. — Она попыталась улыбнуться ребенку, но губы у нее дрожали.

Взяв Кейт за локоть, миссис Лейтон повела ее сквозь толпу. Какой-то молодой человек с блокнотом и камерой поспешил

— Простите, — заговорил он, поравнявшись с Кейт. Вид у него был вполне безобидный, но не успел он сказать еще хоть слово, как миссис Лейтон сделала ему знак уйти.

— Поговорите с епископом, — бросила она ему и быстро увела Кейт.

Когда погребальная церемония завершилась и последний гимн был спет, присутствующие начали расходиться. Репортеры торопились взять интервью, а миссионеры собирались в группки, словно были не согласны с тем, что служба закончилась.

Молодой журналист подошел к епископу, все еще стоявшему около двух могил, не отводя взгляда от холмиков рыхлой земли.

— Епископ Уэйд, я хотел бы задать несколько вопросов… — начал журналист.

— Миссия выпустила официальное заявление, — оборвал его епископ.

Молодой человек кивнул. Он прочитал этот документ еще два дня назад. Там просто подтверждался факт убийства двух миссионеров, доктора Майкла Керрингтона и его жены Сары, в отдаленной миссии на западе, возле границы с Руандой. Сообщалось, что мотив убийства не установлен и что третий европеец, гостивший в миссии на момент случившегося, не пострадал. И все. Там даже не упоминались детали, которые, однако, моментально стали известны всей Додоме, а именно: убитую женщину перед смертью раздели донага. И еще ходили совсем уже нелепые слухи о том, что в рот ей засунули яйцо.

— Но я хотел бы уточнить кое-что, — настаивал журналист.

Епископ поднял глаза, давая понять, что согласен ответить на вопросы. Теперь, когда он выполнил возложенную на него обязанность — совершил погребальный обряд, он казался усталым и несчастным, и журналист подумал, что вряд ли ему удастся задать много вопросов.

— Можете ли вы подтвердить, что во рту… — начал он. Епископ поморщился, как от боли, но молодой человек продолжил: — …миссис Керрингтон нашли яйцо?

Епископ кивнул.

— Поскольку нападение произошло на Пасху, мне кажется, вполне логично предположить, что это своеобразный намек на яйца, которыми христиане обмениваются в это время. — Его голос звучал ровно, невыразительно, словно ответ был заранее подготовлен. — Во всем мире, везде, где проповедуется Христова любовь, находятся те, в ком это вызывает ненависть. — Он вздохнул.

Журналист быстро заглянул в блокнот и задал второй вопрос:

— Сколько лет девочке?

— Двенадцать.

— Что с ней теперь будет?

— Она вернется в Австралию. У нее нет близких родственников, и секретарь миссии станет ее опекуном. О ней будут хорошо заботиться. Она пойдет в самую лучшую школу.

Журналист быстро записывал ответы епископа.

— В каком она состоянии? — спросил он.

— Пока держится, — холодно ответил епископ. — Мы будем молиться о том, чтобы вера придала ей сил.

К ним подошел еще один журналист — пожилой мужчина с редкими седыми волосами и красным лицом. Как только он открыл рот, чтобы задать вопрос, епископ покачал головой.