Приятно быть поэтом
вернуться

Шварц Евгений Львович
Шрифт:

Авторы и Леногиз

Все у нас идет гладко, Только авторы ведут себя гадко. Прямо сказать неприятно — Не желают работать бесплатно. Все время предъявляют претензии: Плати им и за рукописи, и за рецензии, И за отзывы, и за иллюстрации, Так и тают, так и тают ассигнации. Невольно являются думы: Для чего им такие суммы? Может, они пьют пиво? Может, ведут себя игриво? Может, занимаются азартной игрой?{8} Может, едят бутерброды с икрой? Нельзя допускать разврата Среди сотрудников Госиздата.

1927

***

Кто приехал на съезд?{9} Во-первых, Б.Рест. Во-вторых, Г. Белых, Шишков, Козаков, К.Чуковский (Украшение Большой Московской). Лебеденко, Черненко, Миттельман (Который о съезде напишет роман), Моргулис (Которые еще, в сущности, не проснулись), И, наконец, я сам: Который от счастья близок к небесам! Академик{10}.

15. VllI.1934. (Столовая (Бывшая Филиппова)

ПЕРЕЧЕНЬ РАСХОДОВ НА ОДНОГО ДЕЛЕГАТА

Руп На суп, Трешку На картошку {11}, Пятерку На тетерку, Десятку На куропатку{12}, Сотку На водку И тысячу рублей На удовлетворение страстей.

1934

Эпистолярные послания

Е. М. Зильбер (Шварц)

I
Служу я в Госиздате, А думаю я о Кате. Думаю целый день — И как это мне не лень? Обдумаю каждое слово, Отдохну — и думаю снова.
II
Барышне нашей Кате Идет ее новое платье. Барышне нашей хорошей Хорошо бы купить калоши. Надо бы бедному Котику На каждую ножку по ботику И надо бы теплые… эти… Ведь холодно нынче на свете! На свете зима-зимище, Ветер на улице свищет.
III
Холодно нынче на свете, Но тепло и светло в буфете. Люди сидят и едят Шницель, филе и салат. Лакеи, вьются, стараются, Между столиками пробираются. А я говорю: «Катюша, Послушай меня, послушай. Послушай меня, родимая, Родимая, необходимая!» Катюша и слышит, и нет, Шумит, мешает буфет. Лотерея кружит, как волчок, Скрипач подымает смычок — И ах! — музыканты в слезы, Приняв музыкальные позы.
IV
Извозчик бежит домой, А моя Катюша со мной. А на улице ночь и зима, И пьяные сходят с ума, И сердито свистят мильтоны, И несутся пустые вагоны. И вдруг далеко, на Садовой, — Трамвай появляется новый. На нем футляр из огня, Просверкал он, гремя и звеня. А я говорю: «Катюша, Послушай меня, послушай, Не ссорься со мной, — говорю, — Ты мой родной, — говорю».
V
Я прощаюсь — потише, потише, Чтобы не было слышно Ирише. Я шагаю один, одинокий Дворник дремлет овчинный, широкий. Посмотрел Катюше в окно — А Катюше-то скучно одной. Занавески, радио, свет — А Катюша-то — смотрит вслед!
VI
До свидания, маленький мой. Когда мы пойдем домой? На улице ветер, ветер, Холодно нынче на свете. А дома тепло, темно, Соседи уснули давно, А я с тобою, курносый, Даю тебе папиросы, Пою вишневой водой, Удивляюсь, что ты не худой. Я тебя укрываю любя, Я любя обнимаю тебя. Катюша, Катюша, Катюша, Послушай меня, послушай!

4.1.1929

Н.K. Чуковскому (Петроград)

(Бахмут)
Послание первое
Так близко масло, простокваша, Яичница и молоко, Сметана, гречневая каша, А ты, Чуковский, далеко. Прославленные шевриеры {13} Пасутся скромно под окном. Котенок деревенский серый Играет с медленным котом. Цыплята говорят о зернах, Слонимский{14} говорит о снах — И крошки на его позорных Давно невыбритых устах. Мы утопаем в изобильном, Густом и медленном быту, На солнце щуримся бессильно И тихо хвалим теплоту. И каждый палец, каждый волос Доволен, благодарен, тих, Как наливающийся колос Среди товарищей своих. Да, уважаемый Радищев{15}, Веселый, изобильный край Вернул с теплом, с забытой пищей Знакомый, величавый рай. И стали снова многоплодны Мои досуги. И опять Стал М.Слонимский благородный Сюжеты разные рожать.