— Читайте, — сказал он.

«Твой божественный сын будет жить в семье визиря», — было начертано на одном. «Я сообщила твоему божественному сыну, что ты живешь при царских конюшнях», — гласил другой. «Твой божественный сын недоумевает, почему ты ему не пишешь. Ты можешь передать ему послание со служанкой, которая принесла тебе это письмо», — значилось на третьем. «Неужели судьба твоего божественного сына тебе безразлична? Ты ни разу мне не ответил», — упрекал четвертый.

Туи с недоумением посмотрела на улыбающегося супруга.

— Все это кажется тебе забавным?

— Именно! У Хорамеса хватило ума не отвечать на ее провокации! Но теперь козням Незер-Мут конец: сегодня днем я поручил доверенным людям отвезти ее к границе Верхнего Египта.

И Сети закрыл крышку шкатулки.

Па-Рамессу с восторгом смотрел на отца. Отец продемонстрировал достоинство и решительность. Этот урок тоже не прошел для мальчика даром.

Этой ночью Птахмос спал плохо. Причиной тому, вероятнее всего, было отсутствие известий от Незер-Мут. Мальчик так метался во сне, что Па-Рамессу ушел спать в другую комнату.

Утром Птахмос пришел к нему, лицо его было помятым. Па-Рамессу приветствовал его лучезарной улыбкой.

— Ты оставил меня одного сегодня ночью!

— Ты ворочался, пока не столкнул меня с кровати.

— Мне снились плохие сны.

— Я должен был остаться и ждать, чтобы они и мне приснились?

Па-Рамессу был почти на год младше Птахмоса, однако интуитивно он осознавал, сколь ничтожны терзания маленького мальчика по сравнению с судьбой династии. Они сели завтракать. Слуги подали миндальное молоко, фрукты и лепешки с медом. Птахмос время от времени угрюмо посматривал на Па-Рамессу, как если бы считал его виноватым в своих горестях.

— Что ты обо мне знаешь? — спросил он наконец.

Чтобы вот так взять быка за рога, требовалась немалая храбрость.

— А что я должен знать?

— Ты никогда не задавался вопросом, почему меня взяли в вашу семью и почему я занял место твоего покойного брата?

— Ты — сирота, потомок древней царской семьи. Мои родители пожалели тебя и усыновили. Что еще я должен знать?

Превосходство, которым было проникнуто это простое объяснение, было равнозначно призыву к порядку; ответ Па-Рамессу означал: «У тебя нет никаких прав, ты существуешь лишь благодаря милосердию моих родственников».

— Я — родовитый принц.

Какое тщеславие! Па-Рамессу съел плод смоквы и взял еще один.

— Я за тебя рад, — отозвался он. — Но этой страной правит мой божественный дед.

— И я когда-нибудь буду править.

— После моего отца — может быть, — заметил Па-Рамессу с безмятежной и в то же время ироничной улыбкой. — И если найдется женщина из моего рода, которая захочет выйти за тебя замуж.

Он встал, сохраняя спокойное выражение лица. Птахмос метал в него сердитые взгляды. Так Па-Рамессу получил возможность убедиться, что непринужденность — его лучшее оружие.

— Нас ждут в кепе, —добавил он, когда наставник Тиа появился у двери.

Второй призыв к порядку. Притязания Птахмоса не освобождают его от обязанности посещать школу. Па-Рамессу не стал ждать и вышел первым. Перемирие было нарушено.

Этот эпизод дал толчок изменениям характера Птахмоса к худшему. Он был робок — стал грубым, был сдержанным — стал угрюмым. Тийи заметила это первой: ее доброжелательность наткнулась на стену мрачного, надменного безразличия.

«Из твоих ниток полотна не соткать» — это простонародное выражение, показывающее пренебрежение говорящего к способностям собеседника, она услышала от него как-то вечером после ужина.

Через несколько дней после отъезда Незер-Мут его плохое настроение достигло высшей точки, что вылилось в отвратительную сцену.

— Где моя кормилица? — неожиданно спросил Птахмос после ужина, вымыв руки и обсушив их куском полотна. Тон его был вызывающим.

— Тебе нужна грудь? — вопросом на вопрос ответила Туи, от которой не укрылись изменения в поведении Птахмоса.

Мальчик вздрогнул, услышав такое оскорбление.

— Незер-Мут в провинции кормит своими сплетнями ворон, — безразличным тоном сказал Сети. — В будущем году начнется твое военное обучение, еще не хватало, чтобы она ходила за тобой следом по казармам.

— А мой отец?

— Он перед тобой и он говорит с тобой!

За этой отповедью Сети последовала гробовая тишина. Птахмос, вне всяких сомнений, понял, что напрасно затеял битву. Он был должником царской семьи. Его отцом был Сети и никто другой, и с этим ничего нельзя было поделать. Туи, Тийи и Па-Рамессу ожидали продолжения этой стычки.