Миша нагнал ее в коридоре у лестницы.

– Тань, я только хотел сказать, что мы успеем, непременно успеем!

– Я тоже так думаю, – кивнула девушка. – Время у меня еще есть. Было бы здорово перестать пить иммунодепрессанты, знаешь. Конечно, начинать с меня было бы неразумно: это слишком сложный эксперимент. Скорее всего, одну почку придется удалить, чтобы освободить место. И делать это под наркозом. Придется договариваться с клиникой, врачами. Да и вообще, мы ведь ничего подобного не пробовали на животных. В общем, мы пока явно не готовы отращивать новые внутренние органы, хотя неплохо было бы потрясти общественность таким результатом! – Таня улыбнулась. – Ладно, извини, Миш, я тут покурю. Ты иди, я скоро вернусь.

«Ты же не куришь!» – хотел было сказать Миша, но прикусил язык.

Таня стояла возле полок с дисками и с удовольствием смотрела на коллекцию программ, созданных за четыре года. Разумеется, тут были не только ее работы, но к большей части она, так или иначе, приложила руку.

За спиной, скрипнув, приоткрылась дверь.

– Танечка, – вкрадчиво произнес Деньжинский, – добрый день. Как продвигается работа?

– Спасибо, неплохо, – отозвалась Таня.

– Поздравляю вас! Мне говорили, вы диссертацию защитили? В добрый путь, в добрый путь!

Пожелание «в добрый путь» по поводу защиты докторской легко можно было принять за издевательство, но вряд ли оно было намеренным. Деньжинский, как-никак, пришел просить об одолжении. В последние два года почти весь институт неофициально пользовался появившимся в его стенах изобретением для всяческих несложных процедур. То зуб вырастить, то зрение улучшить. Исправление близорукости, впрочем, давало лишь временное улучшение: вскоре она возвращалась и быстро прогрессировала до прежнего уровня. Видимо, была заложена генетически. А вот дальнозоркость уходила если не навсегда, то надолго.

Елена Витальевна сперва хотела запрещать, но потом махнула рукой и только заставляла желающих подписывать соответствующие документы, оформляя бумаги как на добровольцев для экспериментов. Самой сложной операцией было сращение перелома – но уже через две недели пациенту сняли гипс к изумлению лечащего врача. До новой почки, конечно, еще не дошло, но Таня теперь и вправду не сомневалась, что они успеют вовремя.

– Зуб? – поинтересовалась Таня.

– Зуб, – кивнул Деньжинский. Таня протянула папку с бумагами.

– Заполните, пожалуйста.

– Ну, Та-а-а-нечка, – умильно протянул тот, – неужели это обязательно, между своими-то?

– Увы, Коленька, – злорадно улыбнулась Таня, наблюдая, как у собеседника исказилось лицо, – абсолютно обязательно. Заполняйте, я пока найду программу. Какой зуб-то?

– Верхний правый клык, Татьяна Сергеевна. – Иногда Деньжинский умудрялся понимать намеки.

Таня привычно потянулась за диском «Зубы». Вставила в дисковод, краем глаза глянула на склонившегося над бумагами Николая Семеновича и вдруг открыла папку с программами, над которыми работала вчера. Чуть помедлила, затем улыбнулась, и если бы Деньжинский видел эту улыбку, он, пожалуй, предпочел бы обратиться к стоматологу.

– Все, готово? – спросила она.

– Да, вот, пожалуйста.

– Здесь вы забыли подпись поставить. – Таня протянула неподписанный документ. Деньжинский скривился, но подписал и даже буркнул что-то вроде «извините».

– Садитесь, – кивнула на специальное кресло Таня, – надевайте шлем. Дайте, я проверю… Да, все в порядке. Закатайте рукав. – Она достала из шкафа банку с прозрачной жидкостью и одноразовый шприц, привычно набрала полкубика жидкости и быстрым плавным движением сделала укол в предплечье. Бросив шприц в урну, вернулась к компьютеру и запустила программу.

– Это займет около пятнадцати минут, – проговорила Таня, вставая. – Результаты – в течение недели.

Был вторник.

В пятницу, встретив Таню в столовой, Деньжинский покровительственно улыбнулся и шепнул, наклонившись к ее уху:

– Растет, почти уже вырос… Спасибо вам, милая, выручили…

А утром в понедельник он в ярости ворвался в лабораторию.

– Что это такое! Что вы себе позояете!

Таня, сидевшая с Машкой на руках, недоуменно подняла брови, а Миша и Денис вытаращили глаза. Рот Деньжинского был закрыт высоко намотанным шарфом, что придавало речи странноватый акцент.

Из кабинета появилась Елена Витальевна:

– В чем дело, Николай Степанович?

– Я уам сейщас покау, в щем дело! – угрожающе произнес он, снимая шарф.

Изо рта торчал, мешая челюстям сомкнуться, огромный, сантиметра в полтора длиной, клык.

– Что это? – холодно поинтересовалась Елена Витальевна. – Вроде для Хеллоуина рановато?

– Хеллоуин? Раноуато? Да я… я вам покау «раноуато»!

– Елена Витальевна, – вмешалась Таня, – я, кажется, понимаю. В прошлый вторник Николай Степанович предложил себя в качестве добровольца для одного из наших экспериментов. Похоже, что эксперимент не очень удачен, хотя результат неожиданный и любопытный. Необходимо задокументировать.