– Тебе лишь шестнадцать! Не из книг ли твоя мудрость? И откуда у тебя время на чтение?

– В книгах мы находим лишь то, что хочет услышать сердце. Кто помешает думать над прочитанным, когда другие считают тебя праздным?

С тех пор молодой ремесленник стал частым гостем купца. Езекия уважал парня не только за знания, но и за бескорыстие: Йехошуа дружил с братом богатейшего человека столицы, но ютился с матерью в лачуге и ничего не просил для себя! Поэтому когда старшая дочь сказала отцу, что любит Йехошуа, Езекия сам сходил к Мирьям на окраину, – за скромную плату Йехошуа снимал домик с мастерской, – чтобы поговорить о будущем детей. Мирьям поблагодарила за честь, и сказала сыну, что предложение Езекии избавит их от бедности. Сын ответил, что уважает Езекию, но думает о девушке лишь как о младшей сестре. Свою судьбу он видит в служении Небесному Отцу и уходит к молитвенникам. Мастерскую сдает в аренду, чтобы мать не нуждалась.

Мирьям возражать не стала: лишения научили Йехошуа упорству, он сам принимал решения. Осталось поговорить с Езекией.

Из двора купца через открытые двери на улицу доносилась веселая музыка кинор, небел, халил, манааним и тоф. Гости в саду под шелковым навесом были в той степени подпития, когда всякому вновь пришедшему радуются, как другу. Они встретили парня восторженными криками. Одни видели в будущем зяте Езекии преемника его дела и считали ровней себе. Другие чтили известность молодого ремесленника среди книжников и уважали Йехошуа и Мирьям за трудолюбие и отсутствие в парне самомнения.

Езекия, рослый силач с лицом добряка, по-домашнему лишь в расшитой тунике, пыхтя после обеда, поднялся и обнял Йехошуа. Слуги поспешно устроили лежак для нового гостя рядом с хозяином. Купец нахваливал наряд парня и мягко подталкивал его огромной пятерней к столу, а узнав, что тот насытился у банкира, тут же громогласно рассказал об этом гостям. Те одобрительно зашумели.

– Мне надо с вами поговорить, – сказал Йехошуа.

– Надеюсь, ты приготовил мне добрый подарок, – радушно ответил великан. Он полотенцем отер пот со лба и отряхнул крошки из густой бороды и, дружески приобняв парня за плечи, повел его в дом.

Ревека с женщинами обедала в зале. Серебряные браслеты и длинные сережки с россыпью гранатов подчеркивали красоту ее черных густых волос и матовую бледность. Девушка снялась с топчана навстречу отцу, словно ветер сдул перышко. Езекия добродушно подмигнул дочери. Та покраснела и потупилась. Ее мать и тетка, обе в праздничных шелках, лукаво переглянулись. Подруги захихикали. Здесь считали свадьбу решенной. Йехошуа почувствовал себя обманщиком.

Хозяин и гость прошли в зал с фонтаном. Изо рта мраморной рыбки прозрачной лилией вытекала вода. На столе уже ждали кувшины вина из литого александрийского стекла, серебряные кубки и закуска. Купец было лег.

– Достойный Езекия, – начал Йехошуа, – мать рассказала, что вы навестили нас. Это большая честь для всякого войти в вашу семью. Но я не достоин ее. Утром я ухожу к мереотидским мудрецам.

Улыбка сползла с губ купца. Он представил этого смуглого красавца в грубой одежде молитвенников, бредущим по пыльной окраине города к Монтопольскому храму. Как предписывалось в Шекалим, Езекия ежегодно отсылал полсикля в храм Ершалаима, за себя, неимущих родственников и их соседей, и никто не посмел бы упрекнуть его в том, что он не предан вере. Но идти к мудрецам! Не смеется ли над ним юнец?

– Ужели дочь моя столь безобразна, что ты предпочтешь ее бегству к…убогим? – обиженно воскликнул Езекия. – Я дам вам все, что у меня есть! А нажил я немало! С твоим умом и моими знакомствами ты умножишь богатства стократ. О тебе узнает вся Александрия! Все побережье до Ершалаима! Для того ли Господь наградил тебя светлой головой, чтобы ты погубил свою юность среди замшелых бездельников? – Езекия сел от расстройства. Шелковое покрывало сползло на мраморный пол. Раб подбежал прикрыть ноги господина. Но Езекия отмахнулся. – С иным бы я не стал говорить! Но моя дочь любит тебя, и ты мне, как сын! А ты оскорбил меня в такой день…

Он встал, давая понять, что разговор окончен.

– Прежде чем вы скажете то, что хотите сказать, – парень твердо глядел в глаза, – выслушайте меня! Вы не верите в мою искренность: в то, что я люблю вас, как отца, а вашу дочь, как сестру! Чтобы убедиться в этом, бросьте все! Идемте со мной! Немедленно! Бросьте свой дом! Жену и детей! Богатство! Гостей, которые чествуют вас! Бросьте, во имя Небесного Отца! Уйдемте через черный ход, чтобы никто не успел вас переубедить остаться! А если вы поймете, что ваша семья, друзья, то, что вы успели нажить, дороже вам всего на свете, вы вернетесь!

– В уме ли ты, человече? – опешил Езекия. Его гнев сменила опаска, что парень спятил.

– Я молод, знаком с богатейшими людьми и мог бы сделать состояние в этом городе. Здесь столько искушений, что лишь глупец не испытает свою удачу. Так почему вы думаете, что мое решение далось мне легче, чем оно далось бы вам? Я же не считаю себя оскорбленным вашим отказом найти ценности, что для меня дороже тех, чем владеете вы! Ибо люблю вас и знаю, как непросто уйти.

Помните, я говорил вам: Господа Бога твоего бойся, и Ему одному служи. Что пользы человеку приобрести весь мир, а себе повредить?