— Зоркие у тебя глазки, как у змеи, товарищ Иванова. — Она отерла слезы тыльной стороной ладони и влила в горло очередной глоток водки. — И как же ты догадалась, а? Такому ребенку, как ты, рано еще знать о подобных вещах-то.

— Просто вы так смотрите на мужчин. Как будто их… можно использовать. Как будто они инструменты, а не люди. Я видела такой взгляд в глазах раскрашенных девиц в Цзюньчоу.

— Так ты думаешь, я использую твоего казака?

— Да. И мне интересно знать, для чего.

— Что ж, на этот раз ты ошиблась, подружка. Мне-то в шлюхах ходить недолго осталось. — Она откинулась на деревянную спинку кровати и покачала ногами. — Оно и неудивительно. Сама посмотри на меня.

Они обе посмотрели на ее отражение в зеркале: под юбкой — широкие, как подушки, бедра, живот, свисающий мягкими складками жира, синие узлы варикозных вен под чулками. Они рассматривали ее тело так, будто оно принадлежало кому-то постороннему. Лиде никогда раньше не приходилось участвовать в столь интимном созерцании, и потому она немного смутилась.

— Некоторым мужчинам, — заметила Лида, — нравятся полные женщины. — На самом деле она была далеко не уверена в этом и все же решилась высказаться.

— Черт! Ты еще слишком молода, чтобы знать, что нравится мужчинам.

Лида отвела взгляд от бледных глаз гостьи, злясь на себя оттого, что почувствовала, как по шее поднимается вверх к лицу густая краска стыда. Она понадеялась, что женщина решит, будто это от водки.

— Ага, понятно! — Елена вся засияла от предвкушения интересного разговора. — И кто он? — Она соединила руки за головой, отчего ее грудь воинственно поднялась.

— Кто?

— Тот, от которого у тебя горят щеки и глаза тают, как масло на солнце. Ты о нем только думаешь, а у тебя уже ноги ватные.

— У меня никого нет. Ошибаетесь вы.

— Ой ли?

— Да. — На какой-то миг их взгляды снова встретились, но на этот раз в глазах Лиды чувствовалась враждебность. Потом она снова занялась своими вещами, взяла щетку и повторила: — У меня никого нет.

Лида услышала, как женщина сделала еще глоток, но после этого раздался звук завинчивающейся крышечки. Это удивило девушку. Какое-то время они молчали, и Лида уже начала надеяться, что гостья сейчас уйдет.

— Я отдала его, — вдруг заговорила Елена, закрыв глаза. Ресницы у нее были длинные и густые, намного темнее, чем волосы. — А потом разрешила им забрать его. Какая мать способна на такое?

— Вы о своем сыне? О том, что погиб в лагере? Как его звали?

— Даниил.

— Красивое имя.

Елена улыбнулась. Глаза ее были все еще закрыты, и Лида решила, что в эти секунды она представляла себе сына.

— Он был красивым?

— Всем вам, молоденьким, кажется, что настоящий мужчина должен быть высоким черноволосым красавцем.

Лиде представился Чан Аньло, и у нее вдруг пересохло в горле.

— Мне сорок два, — сказала Елена. — А Даниила я родила в шестнадцать. До этого я уже год в борделе провела. Мне позволили его оставить у себя на четыре недели, но потом… — Неожиданно она открыла глаза. — Ему в нормальной семье было лучше.

— Он знал?

— Обо мне?

— Да.

— Нет, конечно нет. Но, — бледные глаза Елены прояснились, — я узнала, где он живет, и стала наблюдать, как он взрослеет. Сначала шаталась вокруг его школы, потом смотрела, как он ходил в строю на парадах.

Лида потянулась через кровать и прикоснулась к руке женщины, совсем легонько.

— Вы, наверное, тогда гордились им.

— Да, гордилась. Но сейчас я им не горжусь. Я хочу забыть его.

— Разве могут родители забыть о детях?

— Ох, могут. Нужно ведь и свою жизнь устраивать. Да и что такое дети-то? Обуза, да и только.

— Я подумала, что… — Лида замолчала. Опрокинув в себя остатки водки в стакане, она спросила: — А Лев знает?

— Что знает?

— О вашем… занятии?

Елена улыбнулась, и на этот раз в улыбке ее была теплота, видя которую Лида поняла, чем эта женщина может привлекать мужчин.

— Разумеется, нет, — усмехнулась Елена.

— Так зачем вы мне все это рассказываете?

— Да, в самом-то деле, зачем? Наверное, потому что дура.

— Вас кем угодно можно назвать, но только не дурой.

Елена рассмеялась, села ровно и принялась осматривать разложенные на соседней кровати вещи Лиды. Девушке вдруг подумалось, до чего жалким должен казаться ее скарб.