Шрифт:
— Э… он выразился не совсем так…
— Неважно. Отныне наш девиз будет такой: “Рока — это Джон Кларк плюс энергия”.
Молчание.
— Ну… говорите. Изложите свои мысли, В-1. Да, я догадываюсь, но мне хотелось бы, чтобы вы выразились откровенно.
— Меня пугает то, что нашему человечеству вновь придется покорить атом.
— Тем не менее, это записано в нашей эволюции. Нам не избежать этого.
— Вспомните “проклятые времена” земной эры.
— Да, риск есть, я знаю, В-1. Но если мы успешно пересечем эту черту, то успешно взойдем по пути эволюционного подъема.
Я делаю несколько шагов по направлению к окну, залитому солнцем, смотрю на пылающее небо, которое, кажется, давит на меня своей мощью, своим величием и своим светом, и начинаю бормотать:
— Те, кто приводит к эсхатологии… Те, кто приводит к Омеге…
Те, кто ведет человека в надличностное состояние… Это дорога всех Джонов Кларков, и, хотим мы того или нет, она параллельна дороге Бога.
— Или Люцифера!
— Это одно и тоже. Все зависит от смысла, который мы в это вкладываем, от того значения, которое вы придаете восстанию Люцифера, мой дорогой В-1. Я поворачиваюсь к первому министру, который глядит на меня с беспокойством и тревогой. — Успокойтесь, у меня нет ни малейшего желания богохульствовать. Но с тех пор, как люди отведали Яблока, они не перестают отождествлять себя с Люцифером, вступив в открытую борьбу с Природой. И действительно ли мы, желая достичь сознательно и по своей воле конечной стадии эволюции, противоречим замыслам Бога? И не думаете ли вы, что это восстание человека было предусмотрено и рассчитано всемогущим Богом и что он хотел придать своему Творению настоящий смысл, спровоцировав нарушение Его приказов и распоряжений, что, в конечном итоге, и вызвало символическую драму в земном раю?
В-1 не отвечает, но какая мне разница! По крайней мере, я доставил себе удовольствие, высказав все по вопросу, который не давал мне покоя. Путь Бога — очень длинный путь, я знаю, но Джоны Кларки пройдут по нему до конца, даже если этот путь весь в ухабах и препятствиях разного типа.
— Итак, мой дорогой В-1, должен ли я вам разжевывать каждое слово, каждый слог? Каково, по-вашему, главное препятствие на пути нашей эволюции?
— Женщины, Ваше Величество.
— Женщины?
— Нам их не хватает, — и вы прекрасно это знаете.
— Для продления нашей расы нам теперь не нужна ни одна женщина. Этим занимается машина — и это самое плодовитое из всех женских существ, существующих во Вселенной. Женщина — это всего лишь символ, символ созидания. Для нас символ женщины — это “машина”. Не она ли наша всеобщая мать?
Я пожимаю плечами.
— Наше общество само участвует в беспрерывном процессе рождения. Оно насмехается над женщинами из плоти и крови. Даже воспоминания о них давно угасли, поверьте мне!
— Я не столь в этом уверен, Ваше Величество. Ваше желание сделать Джонов Кларков существами бесполыми, как ангелы в христианской мифологии, мне кажется несбыточным, если не противоречащим законам природы.
— Ваши слова безумны! К счастью, здесь мы в безопасности, вдали от греха, от плотских и животных отношений, погубивших человечество.
В-1 не отвечает, и я продолжаю:
— Любовь и все эти чувства, для чего они, я вас спрашиваю? Только ли для того, чтобы указать человеку на разум и вечную душу?
В-1 медленно и осторожно произнес:
— Должен ли я разбудить ваши старые счастливые воспоминания? Должен ли я извлечь из глубин памяти миллионов Джонов Кларков то единственное имя, которое мы отказываемся произнести, чтобы не проклясть его?
Я резко поворачиваюсь. Разве была нужда этому идиоту будить во мне имя Арабеллы? Будить прошлое, которое я давно уничтожил, растоптал ногами с отвращением и презрением, вдохновлявшим меня?
— Нет. Я не думаю, что именно этого не хватает Джонам Кларкам. Кое-что другого, но не этого. Да, В-1, существует то, чего не хватает нашему обществу, то, что бледнеет, тает и исчезает в наших воспоминаниях. Вера.
Я смотрю на своего все еще бесстрастного двойника.
— Да, нашему человечеству не хватает жертв и тех, кто их приносит. Ему нужен миф, чтобы оживить стертые воспоминания, нужен священный памятник вечной истины. Истина и миф, принадлежащие и относящиеся только к Джонам Кларкам!
Я протягиваю руку и указываю на самую высокую вершину среди холмов, окаймляющих горизонт:
— Вот… Я придумал! Голгофа Джонов Кларков! Та, куда избранный отнесет свой крест!
— Но… Ваше Величество, он воскреснет!
— Разумеется!
— До скончания времен!
— До скончания времен!
Он ломает пальцы, колеблется, затем решается с выражением замешательства и ужаса:
— Но КТО, Ваше Величество?
Повернув лицо к холму, я разглядываю увенчанную светом вершину:
— Неважно! Христос Джонов Кларков уже существует!
8
Не было никакой церемонии. Драма на Голгофе прошла без Иуды, без Вараввы, без криков ненависти и побивания камнями.
Был лишь один Джон Кларк, несущий свой крест по скалистой тропе, безразличный ко взглядам остальных Джонов Кларков.
В тишине, воцарившейся в мире, вечность саваном упала на символ человеческой веры и боли.
Неожиданно мне показалось, что я — единственный зритель этой драмы. И сам же переживал ее. Я ощущал булыжники, разбивающие в кровь мои босые ноги… Я познал боль своей плоти и боль своей души… Я любил ненавистное… Я прощал непрощаемое…