На его счастье медведица решила не выяснять отношения и, забрав своих чад, с достоинством удалилась в лес. Ни секунды не медля отправился в строго противоположную сторону и бригадир с собакой…

…Почтальон в деревне не то что в городе — фигура видная, он та ниточка, что связывает Комарово с внешним миром, источник всяческой информации. Стоит почтальону показаться на улице, как из домов высыпают жители. Как большинство людей на Руси, население Комарово не обременяет себя перепиской, ограничиваясь поздравительными открытками, поэтому в сумке почтальона преимущественно газеты и журналы. С одной оговоркой, в данном случае очень важной. Одному из жителей почтальон приносит десятки, а в иные дни и сотни писем. На конвертах помечено: Степану Минеевичу Сыропятову.

— Фамилия наша, дорогуша, как у многих работных людей, от клички произошла. Прародитель мой в Кунгуре тогда жил. Приехал новый управитель, кличет его в контору. А дождь сильный шел, старые лапти и разъехались. Бросил он их, да так в контору босиком и заявился. Росту был здоровенного, под потолок. Погуторили, повернулся он, чтобы уйти, а управитель ручками как всплеснет: пятки-то, говорит, какие у тебя огромадные да сырые, смотри, как наследил. Никакой ты не Трофимов, Сыропятов ты — вот кто.

Степан Минеевич статью своей пошел в прадеда и потому попал в гвардию, служил в Питере. Причем в армию его забирали дважды. Еще шестнадцать не стукнуло, велели явиться на призывной пункт. Показал записи, где значился возраст. Чиновник отмахнулся: знаем эти кержацкие бумажки, веры им нет. Направили для освидетельствования к врачам. Те смотрят: парень здоровый, с коломенскую версту, признали годным и совершеннолетним. Явились тогда свидетели, почти вся деревня, доказали, что молод-зелен. После этого на целых восемь лет забыли о рекруте из Комарово — канцелярская машина работала с большими перебоями.

Речь у Степана Минеевича певучая, любимое обращение к собеседнику — «дорогуша». Само это слово, округлое и теплое, очень идет к нему, он мягок в обращении, спокойствием и доброжелательностью веет от всей его фигуры. Во время беседы изредка поглаживает бороду, причем, как успел я заметить, делает это тогда, когда надо вспомнить дату или фамилию. Память у него исключительная, легко извлекающая из прошлого цифры и факты. Он словно испытывает собеседника, способен ли тот отличить быль от небылицы. Способен — молодец, не способен — сам, значит, и виноват.

Степан Минеевич ходит, опираясь на палку, и постоянно подтрунивает над своей «третьей» ногой.

— Да и как не отказать, мил человек, моим ножкам. Верой и правдой служили, грех жаловаться. И отказали по справедливости. Холодная вода для них особенно губительна. А мы, сам видишь, все время у реки. Как схлынет большая вода, так до самого льда рыбой промышляешь. И все больше с бредешком. Это сейчас сапогов разных развелось, есть аж до пояса, а очень захочешь, то и выше, а тогда все босиком да в лапотках. Снег выпадет — на рябчиков. А потом за рысью — брали ее бегом.

— Как это бегом, Степан Минеевич?

— А очень просто, дорогуша. Главное — след устойчивый, свежий найти. Спугнешь зверя рано утром — и вдогонку. Поначалу он скок широкий делает, потом все мельче, мельче, на рысцу переходит, потому, значит, рысью и зовется. Час бежишь, другой, третий. Сначала шапку скинешь, потом шубенку. К вечеру рысь так устанет, прыжок последний сделает и, как мертвая, в сугроб головой ткнется. Тут уж не зевай, бери ее за горло и связывай. Не сосчитать, сколь я их в зоопарк сдал, а теперь каюсь — можно бы и похвастаться…

Степан Минеевич испытующе смотрит на меня, гладит бороду. Настала пора и мне покаяться перед читателем. В специальной литературе подобных описаний я не отыскал, собственного опыта в этом не имею, осторожно уточнил у соседей, которые подтвердили, что слышали про такое от стариков, но за точность не ручаются.

— Сейчас такого не сыщешь, — словно угадывая мои мысли, продолжает Сыропятов. — Ловят, конечно, и тигру, да целой артелью, какой же это интерес. А сынок мой, Павля, тот техникой ловит, капканами.

«Сынок», Павел Степанович Сыропятов, сам уже дедушка. На пенсии, но по-прежнему активен. С его советами считаются на ферме, где он проработал много лет, в партийной группе, которую он неоднократно возглавлял.

Коль скоро речь зашла о семье, то скороговоркой здесь не обойдешься. Степан Минеевич и его жена Федосья Федосеевна вырастили десять детей. Одна из дочерей, Агриппина Степановна, как и Федосья Федосеевна, стала матерью-героиней и даже превзошла мать: вырастила, поставила на ноги двенадцать детей — десять сыновей и двух дочерей.