Вообще, в степи, вокруг поселочка Аржаан (с тувинского — «родник»), что километрах в тридцати от Турана, находится целое кладбище скифского времени (термин «скифское время» многие считают более чем условным) — некоторые курганы достигают ста метров в диаметре и двадцати метров в высоту. Раскопки этих курганов (правда, редкие) приносят открытия мирового значения. Но ответить на вопрос, существовали ли в этой степи поселения, где изготавливались золотые украшения, бронзовое оружие, тонкой работы статуэтки, высекались на каменных плитах замысловатые рисунки и писались нерасшифрованные тексты, или же все это откуда-то привозилось специально для похорон царей и вождей в этих безлюдных, непригодных для жизни местах (и откуда привозилось? где в то время могли делать столь искусные украшения, оружие?), ученые пока не могут. Главный аргумент в защиту того, что жить здесь нельзя — отсутствие пресной воды. Даже в артезианских скважинах вода соленая (нынче для небольшого населения Аржаана ее привозят), но не так давно обнаружили колодец, где, видимо, брали воду пресную… (Символично, что одно из сел в этой степи называется «Суш», хотя вряд ли оно названо в честь суши, царящей здесь.)

Но вернемся на Усинский тракт.

О дороге, которая бы связала Российскую империю и Урянхайский край, в Енисейском генерал-губернаторстве задумались в 1906 году. Строительство тракта началось в 1910-м, первые обозы прошли через четыре года, но лишь в 1937-м Усинский тракт стал более-менее проходимым для грузовиков.

С тех пор дорогу периодически изменяют — спрямляют петли, огибают крутые перевалы. Теперь почти не осталось дорожных станций, исчезли и поселки, заезжки, возникшие рядом с этими станциями. И лишь у старых шоферов приятно-тревожно ёкает в груди, когда они слышат названия: перевал Кулумыс, Оленья Речка, Буйба, Иджим, Пограничное, Тещин Язык, Тайга, перевал Веселый… Но мало кто жалеет об их исчезновении — трасса стала легче, удобнее.

Река Ус, которая и дала название тракту, — вдоль нее раньше тянулась внушительная часть дороги, мостов пятнадцать через Ус было построено, — теперь лишь в двух-трех местах посверкивает кипящей на перекатах водой за придорожными кустами и уходит в сторону. Точнее, в сторону уходит дорога — нет теперь надобности следовать извилистому руслу реки: современная техника может срыть какие угодно горы, сгладить перевалы…

Выезжающие часов в десять утра из Абакана легковушки к пяти вечера прибывают в Кызыл. А если гнать, и за четыре с небольшим часа поспеть возможно.

Километров за двадцать до Кызыла поднимаются последние, поросшие жидкими лиственницами гребни гор, а дальше спуск и снова — степь.

Кызыл виден издалека — расплывчатое пятно зданий и зеленые островки сквериков вдоль синей ленты Енисея. А вокруг желтоватое, выжаренное солнцем пространство, окруженное ободком гор. На юге горы далеко-далеко, и почти неотличимы от облаков, на востоке и западе (Усинский тракт подходит с севера) — ближе…

Летом пейзаж красив, небо огромно, глубоко, но зимой картина другая. Здесь, на последнем к городу перевале, как обычно бывает в горах, солнечно, ясно, внизу же — серый туман. Копоть там, в котловине, ядовитый смог.

Была копоть и тогда, когда Кызыл представлял собой несколько десятков домишек — климат такой: зимой в котловине затишье, и весь дым скапливается, висит в воздухе. Часто бывает хиус, от которого больно дышать, но копоть он никуда не уносит, лишь колеблет ее своими ледяными потоками.

Если расколоть слежавшийся сугроб в Кызыле, он окажется похожим на слоеный торт. Темно-серый, почти черный слой — насыпавшаяся сажа, затем слой белый — выпавший снег, потом опять темно-серый, потом — белый… Снега за зиму выпадает немного, зато морозы крепкие, минус сорок не редкость. И по утрам многие школьники замирают возле радио, ожидая услышать объявление диктора, что сегодня из-за мороза занятия в школах отменяются.

В конце апреля — начале мая город обязательно продувают ветры, и не простые, а такие, что валят тополя, срывают шифер с крыш. А после них начинается жаркое, выжигающее все живое лето. Люди стараются поменьше бывать на солнце, некоренные в котловине растения нуждаются в частом поливе, даже елочки, сосны. Коренные здесь — ковыль да полынь, перекати-поле, акация, видимо, тополя и тальник на берегах Енисея…

С одной стороны, место, на котором решили строить Кызыл (первоначально — Белоцарск), удобно, живописно. Где еще быть городу, как не рядом со слиянием двух больших рек — Бий-Хема и Ка-Хема, которые образуют Улуг-Хем (Великая река), более известный как Энэсай (Мать-река) — Енисей. Но, с другой стороны, климат здесь суровый, что называется резкоконтинентальный. Недаром котловина, куда пришли в начале ХХ века русские чиновники, врачи, учителя, солдаты, была почти необитаемой. Лишь несколько юрт кочевников да торговая лавка купца Георгия Сафьянова, стоявшая на том самом месте, где в 1914-м стали строить первый за Саянами город.

Город был основан вскоре после того, как российские министры решили, что край этот выгоден России, и подготовили соответствующие документы, а император Николай Второй во время отдыха в ласковой Ливадии, черкнул на указе о протекторате России над неведомым Урянхайским краем слово «Согласен». Генерал-губернатор Восточной Сибири Князев, узнав о протекторате, схватился за голову: зачем?!

Русскую столицу Урянхая назвали красиво — Белоцарск. Правда, под таким названием городок просуществовал недолго — вслед за Россией и в Урянхайском крае разгорелась Гражданская война, побывали здесь и колчаковцы, и армия красных партизан; местные красногвардейцы боролись с феодалами и купцами; в ноябре 1921 года на территорию только что образованной Тувинской Народной Республики (ТНР) вторгалась из Монголии армия генерала Бакича (на деле, около четырех тысяч измотанных месяцами метаний по степям офицеров и казаков), которая почти вся полегла на берегу речки Эле-гест, неподалеку от Белоцарска.

Менялась власть в Урянхайском крае, менялось и название ее столицы. То становилась она Хем-Белдиром (Слияние рек), то Красным Городком. В итоге, в конце 1925 года утвердили название — Кызыл, что в переводе с тюркского означает «Красный».

Довольно долгое время неясен был статус Урянхайского края — ТНР. Одни высказывались за то, что земля эта должна стать частью России, другие за присоединение ее к Монголии и даже Китаю, третьи выступали за независимость, четвертые предлагали объединить Бурятию, Монголию и Туву и в будущем включить это образование в СССР на правах автономной республики. Тянулась неопределенность до конца 1927 года, когда в Китае произошел чанкайшистский переворот и над независимой Монголией нависла угроза китайской оккупации. СССР выступил за сохранение двух отдельных государств — Тувинской и Монгольской Народных Республик; их независимость контролировал Коминтерн.