Как хотите, но я больше верю документу штаба Брянского фронта, чем объяснениям А. Курьянова. Если бы описанное им захоронение действительно имело место, в официальном документе штаба фронта были бы не две предполагаемые даты, а одна точная!

Вот уж действительно, получается у Александра Витальевича, как в той поговорке: нос вытащили — хвост увяз! Хвост вытащили — нос увяз! Ибо, сместив день похорон Лизюкова на 24 июля, А. Курьянов теперь лишил себя спасительной оговорки о вынужденности поспешного захоронения генерала в Лебяжьем, обусловленной тем, что вечером 25 июля части 1 ТК выходили из-под угрозы окружения. (Но и в этом случае объяснения Александра Витальевича неубедительны, поскольку и вечером 25 июля, и в ночь на 26 июля, и даже утром 26 июля у командования 1 ТК были все возможности вывезти погибшего генерала из Лебяжьего в тыл!)

Но в данном случае никакого окружения не было, бригада в составе корпуса ПРОДОЛЖАЛА НАСТУПЛЕНИЕ, в распоряжении замкомбрига — десятки танков и автомашин! К тому же Горелов и Ружин не могли не понимать, что высокое начальство может и спросить с них за такую похоронную «самодеятельность»!

Никакой поспешности, связанной с отходом частей 1 ТК, а, следовательно, и каких-либо опасений захвата тела Лизюкова врагом, что, как нас уверяют, вынудило Катукова отдать распоряжение о захоронении Лизюкова в Лебяжьем, не было и в помине! Более того, приказ на отход из Лебяжьего Катуков получил только в 4 часа утра 26 июля, до этого же об оставлении села врагу вообще не было речи! Сам отход проходил планомерно, организованно и с прикрытием по рубежам. Читаем боевое донесение Катукова от 26 июля 1942 года (сохранен стиль оригинала):

Обратим внимание, что Катуков в подробностях пишет не только о действиях своих частей, но и о том, что происходило у соседей, он описывает общий ход событий и сообщает обо всех принятых им важных решениях (включая и не слишком для начальства важное известие о возвращении обратно подчинённого себе сгоряча артполка РГК), но НИ СЛОВА НЕ ГОВОРИТ о якобы только что произведённых по ЕГО РАСПОРЯЖЕНИЮ похоронах обнаруженного командира соседнего танкового корпуса, генерала, ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, которого ищут и не могут найти! Не странно ли? Неужели спустя всего 2–3 дня он уже забыл об этом? Или посчитал настолько неважным, что даже не упомянул в донесении? (Подумаешь, какая мелочь! Похоронили пропавшего генерала!) Так сказать, чтобы не отвлекать начальство от принятия важных решений всякими там незначительными подробностями?!

Этому странному молчанию Катукова о том, что потом он так ярко описал в своих мемуарах, есть, с моей точки зрения, только одно спасительное для версии «находчиков» объяснение. Они могут уверенно заявить: Катуков потому ничего не написал о Лизюкове в этом пространном и длинном донесении от 26 июля (на следующий день после описанного им в мемуарах последнего боя командира 2 ТК!), что о смерти и захоронении по его распоряжению Лизюкова в Лебяжьем он уже сообщил раньше! Потому-де и не стал повторяться!

Резонно. Логично. Но на этом вся «спасительность» такого объяснения для «находчиков» и кончается, потому что никакого другого раннего донесения с информацией о смерти, обнаружении и захоронении Лизюкова НЕ БЫЛО. Предыдущее донесение под номером 18 было составлено 22 июля, то есть ещё ДО ГИБЕЛИ Лизюкова [337] .

Следовательно, если Катукову и требовалось сообщить (он просто обязан был это сделать!) о похоронах ПРОПАВШЕГО, напомню, Лизюкова «со всеми воинскими почестями в Сухой Верейке», то это надо было делать именно в следующем боевом донесении, то есть в донесении № 19 от 26 июля. Соответственно, скорбное известие о гибели легендарного командарма ДОЛЖНО было быть в составленном Катуковым документе. Но его там нет! Нет его и в более поздних донесениях, что совершенно устраняет весьма сомнительное предположение о том, что Катуков просто «закрутился» в делах, потом «спохватился», «вспомнил о Лизюкове» и сообщил ВАЖНЕЙШУЮ в деле поиска генерала информацию позже.

Предположение о том, что каких-либо упоминаний в документах 2 ТК об обнаружении и захоронении генерала Лизюкова соседним ТК нет потому, что в 1 ТК просто «забыли» сообщить об этом соседям (а заодно и штабу Брянского фронта!), является совершенно нелепым! Такие упоминания обязательно остались бы, если б всё описанное Катуковым и Нечаевым (в пересказе А. Курьянова) было правдой. Наглядный пример тому — события на том же участке фронта и в те самые июльские дни. В донесении 167 сд штабу опергруппы отдельным пунктом идёт сообщение о гибели на участке дивизии командира 124 ГАП подполковника Колесникова [338] , который опять же (ещё один наглядный пример из череды многих!) был отвезён в тыл и похоронен там, а не у передовой, наспех [339] .

Остаётся последняя зацепка: а что, если Катуковым было послано наверх некое сверхсекретное и от соседей, и от собственного начальства (!) спецсообщение о гибели Лизюкова, никак не нумерованное, но зато с актом захоронения у церкви и его подробным планом-схемой, которое (ну чем бы ещё помочь «находчикам»?! А — вот чем! Знакомый ход!)… просто как-то такНЕ СОХРАНИЛОСЬ и потому-де не лежит сейчас в архивных делах к услугам дотошных исследователей! Но то, что оно было, это уж, конечно, точно…