— Вот наведёте порядок в отделении, тогда полетите.

Дело в том, что я был командиром отделения. Наши начальники стремились не только научить нас летать, но и воспитывать дисциплинированными курсантами. Они требовали неукоснительного соблюдения уставного порядка. Что греха таить, не все мы в то время понимали это. Увлёкшись полётами, иногда делали упущения. Я порой был недостаточно требовательным к курсантам отделения. Мне казалось, что главное — полёты, а аккуратная заправка кроватей, соблюдение порядка в казарме — дело второстепенное. Инструктор же хотел воспитать из меня настоящего, требовательного командира. Он давал мне понять, что без дисциплины на земле не может быть успешных полётов.

Только на третий день, когда я доложил, что порядок в отделении наведён, и инструктор, проверив, убедился в этом, мне был разрешён самостоятельный полёт.

После нескольких вылетов к нам в группу пришёл новый инструктор — Лев Борисович Максимов. Худощавый, стройный офицер атлетического телосложения, он отличался весёлым, общительным характером, знал тысячи историй из лётной жизни и с увлечением рассказывал их нам. Лев Борисович — замечательный лётчик-истребитель. Энергичность и стремительность гармонично сочетались в нём с выдержкой и самообладанием.

С первых же полётов Максимов старался выработать у курсантов качества, необходимые лётчику-истребителю: решительность, активность действий, умение ориентироваться в сложной обстановке, быстроту реакции и, конечно, высокую технику пилотирования. Он учил нас постоянно искать воздушного противника, маневрировать энергично, стремительно.

Как-то после отработки так называемой типовой атаки мы должны были возвращаться на свой аэродром. Пока я выводил самолёт из атаки, Максимов сделал энергичный манёвр и исчез. Лишь на какие-то доли секунды я ослабил внимание и вот, на тебе — потерял из виду самолёт инструктора.

Осматриваюсь по всем правилам. Где же он? Сзади? Внизу? Нет. Веду поиск. И вот вдали над горизонтом замечаю едва видимую точку: «Он!» Прибавляю обороты двигателю и быстро сближаюсь. Пристраиваюсь в правый пеленг. На аэродроме после посадки спрашиваю:

— Разрешите получить замечания?

— Замечаний нет, — отвечает Максимов.

Он не любил читать нотации. Соображай сам, анализируй, делай выводы. В общем, давал пищу для размышлений.

Обдумывая на земле этот полёт, я сожалел, что упустил самолёт инструктора из виду. И хотя сейчас мне ясно, что ему, опытному лётчику, ничего не стоило уйти от меня, ещё не оперившегося «птенца», я твёрдо сказал себе: «В следующий раз не уйдёшь, не упущу!»

Максимов был доволен тем, что я отыскал его в воздухе. Он всегда обращал внимание на такое качество курсантов, как быстрота реакции. Без этого, как он говорил, нет лётчика-истребителя.

Была у Максимова истребительская «жилка». Летая с ним, мы не раз убеждались в этом. Мы завидовали и подражали ему. А он заставлял нас давать максимум того, на что мы были способны.

В первых полётах в строю парой мы, естественно, вели себя осторожно, старались держаться подальше от ведущего. С каждым вылетом наши навыки закреплялись. Максимов требовал, чтобы мы держались поближе.

— Пара должна быть, как один самолёт, — твердил он. — На то мы и истребители.

Летим однажды из зоны. Я шёл ведомым. Внизу, насколько видел глаз, раскинулись целинные земли. Вот темнеют ровные полосы. А по краям, словно букашки, движутся тракторы. Это мои сверстники, откликнувшиеся на призыв партии и правительства, поднимают вековую целину. Красивое, волнующее зрелище!

Вдруг вижу: Максимов, идущий впереди, резко дал большой крен на меня. Раздумывать некогда. Мгновение — и энергично даю крен влево, со скольжением теряю высоту. Я уже знал «уловки» инструктора. Догадываюсь: испытывает быстроту реакции. После полёта, как обычно, спрашиваю о замечаниях.

— Замечаний нет, — отвечает с едва заметной улыбкой.

Любил Максимов, когда летали красиво, смело. Но вместе с тем не терпел нарушений правил безопасности. Он добивался высокого мастерства техники пилотирования и строго взыскивал, если курсант «резвился» в воздухе, не учитывая своих возможностей. Это был человек с чувствительной натурой и сильно развитым воображением, всё принимавший близко к сердцу.

Запомнился такой случай. Мы отрабатывали очередное упражнение по воздушному бою. Я увлёкся и очень близко, что называется вплотную, подошёл к самолёту Максимова. Его машина тут же резко взмыла вверх. А на земле инструктор сказал:

— За такие дела… — и его глаза сверкнули гневом.

Я никогда не видел его таким сердитым. Но через минуту он успокоился.

— Иди, разберём… — примирительно сказал он.

У Льва Борисовича были любимые термины: «чувство высоты», «чувство виража», «чувство полосы», «чувство крыла». Изо дня в день он воспитывал в нас смелость, умение владеть собой при любых обстоятельствах.

Учёба на «ЯК-11» подходила к концу. Командир звена капитан Буйволов как-то собрал нас и сказал:

— Будем писать характеристики и передавать вас на боевые самолёты.