Шрифт:
— А все ж таки как ты живешь? — спрашивал он у Фаинки.
И она отвечала, что живет хорошо, в Москве у нее отдельная однокомнатная квартира, под Москвой домик с участком, квартиру она сдает, а домик сейчас перестраивает, оборудует, но работать не бросает, хотя и пенсию уже оформила.
Николай Иванович и слушал и будто не слышал. Он все сжимал в руках ее крепенькие пальцы, смотрел в живые карие глаза и снова спрашивал:
— Ну а все ж таки как она, жизнь?
Фаинка вытащила его танцевать, и он танцевал с ней и под баян и под магнитофон, и радовался, что надел свой самый лучший серый костюм и новую полосатую рубашку.
Он думал повидать ее на другой день, но она уехала первой электричкой.
— Я на работе, мне прогуливать нельзя! — А какая работа, не сказала.
Николай Иванович провожал ее на станцию уже протрезвевший, но взволнованный этой встречей.
— На кой тебе сдался деревенский дом, участок? Жила бы в Москве и горя не видела.
— Я землю люблю, Коленька. Жить без земли не могу. Посажу яблоньку, а на другой год она выпустит листики изумрудные, цвет розовый — не налюбуешься…
— А зимой-то в город на работу ездить…
— Ну и что? Выйдешь морозным утром, елочки снегом одетые стоят. Как невесты. А чуть солнце покажется, бриллианты да алмазы вокруг засверкают… Красота неописанная!
Прощаясь, Фаля дала ему свой адрес:
— Может, еще в жизни свидимся. Напиши мне, если вздумаешь.
А дома сестра подбавила:
— А сошелся бы ты, Николай, с Фалечкой. Она женщина самостоятельная. С кем-то жизнь доживать надо. Чего тебе одинокому мыкаться? В молодости всякое бывает, чего уж вспоминать… А я с ней еще с тех пор знаюсь…
Так и вышло, что задумал Николай Иванович начинать новую жизнь.
Он написал Фаине письмо. Обычными простыми словами ему было трудно высказать свои намерения. Поэтому он кончил письмо стихами, наполовину где-то слышанными, наполовину придуманными:
Ты одна, и я один, Мы несчастны оба, Так давай же, поженившись, Будем жить до гроба.Ответ от Фаины пришел быстро. Она звала его приехать на субботу и воскресенье для окончательного разговора. Закончила свое письмо, как женщина культурная, более красивыми, чем у Николая, стихами:
При встрече с вами все былое В моей душе проснулось вновь, И наше время молодое, И наша первая любовь…В ближайшую пятницу Николай Иванович собрался ехать.
В эту пятницу Фаина встала очень рано, может быть часа в четыре. Но солнце уже всходило и радостно орали птицы. Как всегда по утрам, она, стоя на крыльце и дыша свежим загородным воздухом, делала осмотр своему хозяйству — дому и участку. Работы предстояло еще много — обшить дом, подвести под фундамент терраску, подготовить почву под ягодники. Но многое было и готово. Только что кончили складывать в доме две печи, возвели перегородки. Под видом горбыля удалось достать на лесопилке грузовик хороших досок, — правда, стоило это сверх всего две поллитровки, но уж тут жаться и считаться не приходится. Еще за литровку сверх положенной оплаты привезли ей со скотного двора две машины навоза, и теперь он горой высился в углу участка, согревая хозяйское сердце радостью. Молоденькие яблоньки дали первый цвет. Его предстояло безжалостно общипать, но Фаина решила сделать это завтра, при Николае Ивановиче, чтобы дать и ему полюбоваться бело-розовой красотой.
Если бы он мог взглянуть на это не доведенное еще до ума хозяйство ее глазами, он увидел бы рай на земле — чистоту и красоту в комнатах, могучий расцвет природы на земле, обеспеченной всем возможным уходом по правилам агротехники. А увидев — проникся бы желанием осуществить идеал, то есть приложить к этому делу свой труд. Все ж таки мужские силы с женскими не сравнить. Перед собой Фаина всегда была честна, а перед людьми не отчитывалась. Приезд Николая Ивановича был для нее одним из праздников, которые посещали ее в эти годы не часто. А кроме того, она связывала с его приездом надежды на изменение своей жизни.
В Москву она обычно ездила три раза в неделю поездом, который отходил с платформы в семь пятнадцать. Вообще-то ей хватило бы пенсии и того, что она получала за свою московскую однокомнатную. Были у нее и сбережения. Но с достройкой и оборудованием загородного дома расходам не было конца, и Фаина уже третий год ездила в небольшую профессорскую семью помогать по хозяйству. Об этой ее работе не знала и не должна была знать ни одна живая душа. Даже сестре своей, жившей в соседнем поселке, она не открывалась. Работа, и все тут. А где да что — никого не касается.
Конечно, мало приятного возиться с пылесосом, полотером и тряпками. Зато она получала моральное удовлетворение, когда под ее руками начинал блестеть паркет и прибавлялась в сумочке пятерка, которую не надо было тратить на еду, потому что в день работы она ехала домой, уже пообедав. А кроме того, общение с Петром Григорьевичем и Ниной Яковлевной очень обогащало Фаину в культурном отношении. В личной библиотеке у Фаины рядом со сборником русских песен и объемистым томом «Американская новелла» стояла тоненькая книжка Петра Григорьевича «Применение интерполяционных сплайнов в обработке треков на фильмах пузырьковых камер».