Самым красноречивым свидетельством, пожалуй, следует признать одно его высказывание в ходе публичного выступления с очередным посланием к Федеральному собранию в 2005 г. Ничтоже сумняшеся он провозгласил в качестве практически самоочевидной истины: распад Советского Союза стал «крупнейшей геополитической катастрофой XX века». Этим — отнюдь не праздным — заявлением он резко дистанцировался от двух своих непосредственных преемников, приветствовавших мирный демонтаж советской империи как победу российского народа на пути к демократии. Невзирая на то, что в течение одного столетия его страна пережила две необычайно кровавые и разрушительные мировые войны, а также разгул коммунистического террора и ГУЛАГ, Путин четко продемонстрировал, что его волнует прежде всего возвращение России статуса мировой державы.

Этот примечательный эпизод также позволяет предположить, что еще одна реплика, воспринятая поначалу просто как шутка, могла иметь под собой более серьезную подоплеку: речь идет о странном «рапорте» Путина своим бывшим начальникам из КГБ в 2000 г. на праздновании «Дня чекиста», учрежденного в честь советских органов госбезопасности — ЧК-НКВД-КГБ. Приехав в печально известную штаб-квартиру этой организации на Лубянке уже в качестве президента России, Путин тем не менее вел себя, как будто оставался ее сотрудником — отдал честь своим бывшим командирам и доложил: «Задание номер один по приобретению полной власти в стране выполнено». Не была ли эта загадочная фраза обтекаемым намеком на некую цель, которую поставила перед собой группа молодых и преданных сотрудников КГБ (включавшая и Путина), оставшихся не у дел и возмущенных жалким концом советской власти?

В период заката СССР сотрудники КГБ представляли собой привилегированную элиту, объединявшую самых талантливых и амбициозных людей, порожденных советской системой. Став президентом, Путин наводнил Кремль выходцами из этой неординарной организации — так называемыми «силовиками». Можно предположить, что особое недовольство в связи с крушением СССР испытывали те, кто не успел добраться до вершины советской системы, но уже вкусил ее благ. В рядах этой группы стремление устранить последствия крушения и вернуть себе пьянящее ощущение власти, вероятно, было распространено больше, чем в любых других категориях бывшего советского чиновничества.

Свое личное мнение о преступлениях Иосифа Сталина Путин никогда не высказывал сколько-нибудь исчерпывающе или эмоционально. Периодически он осуждал сталинизм, но чисто формально, а дань памяти его жертвам воздавал лишь в минимальной степени. В одном из редких интервью, где он рассказывал о своей семье, Путин с особой привязанностью говорил о своем деде, невзирая на то — а возможно, насколько можно было понять из его реплик, отчасти именно из-за того — что тот служил в органах безопасности и обслуживал лично Владимира Ленина, а затем и Сталина. (Если бы у какого-нибудь германского лидера нашелся родственник вроде путинского деда, преданно служивший Адольфу Гитлеру, это вызвало бы международный скандал). То, что Путин публично участвует в торжествах, посвященных основателю советской тайной полиции, официально возражает против признания на Украине актом геноцида массового голода, вызванного сталинской коллективизацией, и негативно относится к тому, что в Прибалтике и Польше чтят память жертв массовых убийств, совершенных советскими властями, говорит о его весьма избирательном подходе к советскому прошлому.

Кроме того, особая ярость, которую проявил Путин при решении чеченской проблемы сразу после вступления в высокую должность, включая и его вульгарную публичную реплику о том, где именно следует уничтожать участников чеченского сопротивления, создает впечатление, что российский лидер с самого начала ставит перед собой задачу не только урегулировать этот кризис, поразивший постсоветскую Россию, но и вернуть Москве устрашающее могущество, которым она обладала в советские времена.

Путин категорически отверг несколько попыток умеренных чеченцев и иностранных посредников найти компромиссную формулу мирного урегулирования конфликта, основанную на расширении автономии республики. В любом случае многолетняя непрекращающаяся военная операция по подавлению сопротивления чеченцев, жертвами которой стали, вероятно, более 100 000 жителей республики, обернулась двумя непосредственными и значимыми результатами системного характера. Во-первых, она привела к укреплению и реабилитации ослабленных и деморализованных советских органов безопасности, создавая тем самым политическую базу для гегемонии силовиков в Кремле, и, во-вторых, направила русский национализм в антидемократическое русло ксенофобии.

К 2004 г. двое непосредственных предшественников Путина, Борис Ельцин и Михаил Горбачев, уже указывали на пагубные политические последствия непрекращающейся войны против чеченцев. Ельцин выразился со свойственной ему прямотой: «Удушение свобод, свертывание демократических прав — это и есть, в том числе, победа террористов».

Горбачев пошел еще дальше, призывая начать процесс политического урегулирования: «Надо… идти на переговоры с умеренными боевиками, отсекать их от непримиримых экстремистов». Путин остался непреклонен.

Еще одним ключиком может служить очевидная личная неприязнь Путина к одному российскому олигарху, осмелившемуся заявить, что границы, разделяющие политический и финансовый сектора в постсоветской России, не должны в очередной раз размываться. Каковы бы ни были прегрешения Михаила Ходорковского в ходе приватизации по принципу «выживает богатейший» в ельцинскую эпоху, к началу XXI века он сам и его нефтяная компания «ЮКОС» стали символами экономической системы, приближенной к свободному рынку в его западном понимании. В то же время все более активная поддержка олигархом негосударственных демократических общественных организаций — как внутри страны, так и за ее пределами — отражала концепцию политического плюрализма, чуждую путинским, более традиционным представлениям о возрожденной России.

25 октября 2003 г. Ходорковский был арестован, а 31 мая 2005 г. приговорен к девяти годам тюрьмы. Его арест, осуждение и длительное пребывание за решеткой, как и античеченская кампания, обернулись далеко идущими последствиями системного характера. Результатом стал «брак» политической власти с материальным богатством, переход России на рельсы государственного капитализма. Другие олигархи, запуганные, как бояре в далекие времена, склонились перед властью, получив взамен разрешение сохранить свои состояния, правда при условии, что будут делиться ими с власть имущими. Угодничество олигархов стало нормой.