Шрифт:
Но если князь так сказал, то здешняя челядь уже наверняка считает ее хозяйкой, а его – так себе…
Странно, вместо злости ощутил непривычно сладкое чувство. Почему-то приятна была несбыточная и просто дичайшая мысль о своем заклятом враге как о полновластной хозяйке его богатого, но запущенного дома.
– Ты спасла мою шкуру, – сказал он неожиданно. Мгновение назад показалось бы нелепым так раскрыться, но сказал и не ощутил позора в таком признании.
– Она того не стоит, – согласилась она. Добавила, видя, что он просто по мужской тупости не понял: – Дырявая… Даже под ноги не постелешь.
Он понял наконец, ощутил, как слабая улыбка раздвигает губы.
– Уже почти зажило. Ты очень целебные травы наложила. Я даже не знаю, есть ли что на свете, чего не умеешь делать?
– Есть, – ответила она. Ее глаза погасли. – Я не умею добыть себе свободу.
Улыбка замерзла на его губах. И в груди кольнуло острым, словно наконечник стрелы добрался до сердца. Он знал, что прав, прав в великом, правдами и неправдами строя Новую Русь, но почему тогда эта малая неправда ранит так больно?
– Князь погостит всего пару дней, – сказал он торопливо, словно это что-то объясняло. – Потом этого всего… не надо.
– Мне просто чем-то хотелось заняться, – сказала она, голос ее стал прохладнее. – Хотя бы убрать свой тюремный подвал.
Он ощутил, как непонятная злость взяла за горло. С чувством вины сказал яростно:
– Проклятие, женщина! Это не тюремный подвал! Это целая палата под самой крышей! Самое светлое место во всем… во всем доме!
– Просторный тюремный подвал, – сказала она, глядя ему в глаза. – Светлый тюремный подвал под крышей.
Ужинать пригласили, едва воеводы сошлись к Олегу. Студен заворчал, у него разговор к великому князю. Новая Русь обустройства требует, Асмунд же толкнул в бок Рудого, довольно потер ладони. Рудый кивнул понимающе. Если и сегодня готовит Ольха, то даже великого князя, обычно в еде воздержанного, из-за стола придется вынимать силком.
Спускаясь в обеденную палату, уже поводили носами. Вкусные запахи щекотали ноздри, заставляли дергаться кадыки. Во рту накапливалась слюна.
На столе расставляли глубокие миски с ухой, когда Олег с воеводами спустился в палату. Асмунд тут же ухватил ложку побольше, локти расставил пошире, мол, это пространство на столе будет освобождать от еды, как от противника, он сам. Еще и другим поможет, куда дотянутся его руки.
Олег, посмеиваясь, взял ложку. Над миской из старого серебра поднимался пар. От дразнящего запаха в животе взвыло, уж очень медленно хозяин присматривается к оранжевой пленке, ловит запахи.
– А где же хозяйка? – спросил князь внезапно.
Воеводы переглянулись. Рудый сказал медленно:
– Да-да, где она? Великий князь уже догадался, кто варил уху.
Асмунд зачерпнул, поперхнулся горячим, рожа стала устрашающе красной, прохрипел:
– Да, позвать… И наказать, что такую горячую варит…
Все взоры обратились на Ингвара. Тот заерзал, словно сидел не на лавке, а на жаровне рядом с дичью. «А я при чем?» – едва не вырвалось затравленное. Она сама без его ведома и позволения творит, пока он с великим князем Русь обустраивает…
– Ну же, Ингвар, – поторопил его Олег.
Внезапно наступила тишина. Асмунд и Рудый застыли с ложками в руках. У Асмунда медленно отвисала нижняя челюсть. Теперь уже Рудый поперхнулся, закашлялся. Глаза его полезли на лоб. Ингвар решил, что воевода удавился, ждал, что Асмунд с готовностью, даже преувеличенной готовностью постучит пудовым кулаком по спине Рудого, всякий раз вбивая его лицом в стол, но глаза простодушного Асмунда стали еще крупнее, чем у Рудого. Оба неотрывно смотрели поверх головы Ингвара.
Удивленный, Ингвар обернулся. Его дыхание оборвалось, будто конь ударил копытом под ложечку. Внезапно наступила полная тишина, словно громом поразила. По лестнице в их зал спускалась Ольха.
На ней было голубое платье, волосы украшены цветными лентами, коса перекинута через плечо на грудь. Если и было платье раньше не по ней, то девки подогнали быстро и умело. Она показалась Ингвару такой тонкой в поясе, что он невольно спрятал под стол руки. Пальцы зудели от уже знакомого желания обхватить ее, проверить, соприкоснутся ли кончики.