— Везде жарко, — вздохнул Кореновский.

— А твои ушли?

— Еще в сорок первом. Из Самарканда письма получал.

— Моя Дарья тоже уходила в сорок первом, да вернулась. Надеялась, что не отдадим Ростов второй раз. А теперь не знаю, сумела ли уйти.

Севидов вдруг повернулся к водителю, крикнул:

— Шалва!

Ефрейтор резко выпрямился.

— Пулей ко мне домой! Дорогу помнишь?

— А как же!

— Забери всех, кого застанешь, и отвези через мелеховскую переправу в Ольгинскую.

— Потом прикажете вернуться?

— Останешься с ними.

Шалва опустил голову, тряхнул черным чубом, переступил с ноги на ногу, умоляюще посмотрел из-под кудрей на комдива.

— Ну! — прикрикнул Севидов.

Всегда исполнительный, Шалва сейчас не торопился выполнять приказание комдива.

— Вот дьявол кучерявый! — не выдержал Севидов. — Шут с тобой, возвращайся.

Шалва улыбнулся, и даже чуб его, кажется, осветился радостью. Ефрейтор круто повернулся и выскочил из комнаты, боясь, как бы комдив не передумал.

— Выходит, Евдоким Егорович, вместе драться будем, — проговорил Севидов, рассматривая план города. — Где твои ополченцы?

— Держат кварталы на Первой Советской. Один батальон на Семнадцатой линии.

— Хороню бы его поближе к Каргину, на Буденновский проспект.

— Товарищ генерал, — обратился лейтенант Осокин к Севидову, — к вам капитан из штаба армии.

— Немедленно проси.

Пожилой, измученного вида капитан в запыленной гимнастерке подал генералу пакет.

— Садитесь, — сказал Севидов, раскрывая пакет, и крикнул Осокину: — Геннадий, покорми капитана!

Севидов читал распоряжение штаба армии, и лицо его хмурилось. Складывая листок, сверху вниз посмотрел на Кореновского.

— Вот какие дела, Евдоким Егорович. Не пришлось нам вместе повоевать. Немцы рвутся к Багаевской и Раздорской. Мне приказано двумя полками прикрыть переправы. Полк Каргина и твои ополченцы остаются здесь. — Он снова обернулся к адъютанту: — Геннадий! Жми к Каргину! Объясни обстановку. В случае отступления пусть переправляются и отходят к Раздольной.

В комнату вбежал возбужденный Шалва. Чуб его прилип к мокрому лбу. Гимнастерка, брюки, сапоги были в коричневой пыли.

— Товарищ генерал, там никого нет.

— Дом цел?

— Нет.

— Сильно разрушен?

— Нет.

— Во всем доме — никого?

— Нет.

— Да ушла Дарья, Андрей Антонович, — проговорил Кореновский. — Наверняка ушла.

— Дай-то бог… Шалва, готовь машину, едем.

Оставшись вдвоем с комиссаром, генерал Севидов снова развернул план города, кивком головы подозвал Кореновского.

— Видишь, Евдоким, генерал Хофер верен себе, пытается охватить город. Если ему это удастся — дело дрянь. А-а, черт подери! — Севидов швырнул на пол папиросу, пристукнул каблуком окурок. — Люди стоят насмерть, дерутся до последнего, а знаем наверняка, что придется отступать. Вот оставлю тебя, твоих ополченцев, полк Каргина оставляю. А что вы можете сделать? Лишь продержаться, пока я прикрою переправы. А дальше? Ох, Евдоким, выть хочется. Ну что ж, мне пора. За Доном держись в направлении к Раздольной.

— Ты веришь, что мы не пропустим их за Дон? — испытующе глядя в воспаленные глаза Севидова, спросил Кореновский.

Севидов, ожесточенно глотая дым, угрюмо молчал.

— Надо бы мне здесь остаться, — не дождавшись ответа, проговорил Кореновский, — обком не разрешил. Да и то верно, знают меня в городе как облупленного. А подлецов еще немало. По сорок первому году знаю, чудом тогда улизнул от гестаповцев.

— Да, ты прав, Евдоким, немало подлецов. Ведь подумать только, в каждом оккупированном городе вдруг находятся бургомистры, полицаи, в каждом селе — старосты. Сколько же недобитой сволочи осталось после гражданской…

— Что и говорить, пригрела Советская власть ползучих змей на своей груди. Но ничего, Андрей, придет время, каждый получит по заслугам. Подлецов, конечно, единицы, в семье, как говорят, не без урода, честных людей больше, они не смирятся с оккупантами. Остаются и в Ростове преданные люди. Незаметные, многие и без партийных билетов, но наши, советские. Нелегко им придется, знаю по собственному опыту. — Он протянул руку Севидову: — Ладно, Андрей, прощай! Давай, жми к своим переправам. Будем держаться сколько сможем.

Со второго этажа школы имени Розы Люксембург был хорошо виден Зеленый остров. Дон плавно обтекал его, чуть ниже соединялся с левым рукавом и дальше катил свои воды к Азовскому морю. По острову били немецкие батареи. Снаряды со свистом пролетали над школой. Кое-где загорались высокие тополя. Многие снаряды не долетали до острова, падали в воду, вздымая мутные фонтаны. Со стороны острова отвечали редкие орудия, ведя, казалось бы, бесприцельную стрельбу.

Майор Каргин то и дело поправлял сползающую со лба повязку. При этом злился и злость вымещал на телефонисте — маленьком рябом красноармейце Кайсенове.