Шрифт:
— Зачем говоришь? Стреляй, товарищ майор, — причитал Тагиров. И вдруг он увидел ефрейтора Кошеварова, который, пошатываясь, вышел на поляну и медленно, с трудом передвигая ноги, направился к майору Ратникову. — Товарищ ефрейтор Кошеваров! — закричал Каюм и бросился к Кошеварову. Он ощупывал огромное тело ефрейтора, смеялся и плакал. — Якши! Живой!
— Назад! — крикнул майор Тагирову.
Тагиров, радостными глазами глядя на Кошеварова, попятился от него. Майор Ратников, спрятав пистолет, подошел к ефрейтору.
— Товарищ майор, ваше приказание выполнено.
— Знаю, знаю! Дорогой ты мой Яков Ермолаич, жив! — И вдруг Ратников снова взвинтился. — А ты, трусливая душонка! — обернулся он к Тагирову, который все всхлипывал и счастливо улыбался сквозь слезы. Майор схватился за кобуру, но Кошеваров придержал его руку.
— Не надо, товарищ майор, — сказал он. — Молочный еще Каюм-то. Оботрется.
— Оботрется, — недовольно проговорил Ратников. — Пока он оботрется, фашист нас всех в гроб загонит. Ты, Яков Ермолаич, чудом жив остался. А этот…
— Товарищ майор, генерал едет.
На опушке показались всадники. Впереди на гнедом жеребце ехал генерал Севидов, его сопровождали полковой комиссар Кореновский и капитан Стечкус, чуть поодаль — лейтенант Осокин и коноводы.
Генерал легко спрыгнул с коня, кинул повод коноводу. Следом, тяжело кряхтя, спешился Кореновский.
— Что тут происходит? — спросил генерал.
— Да вот, — пряча пистолет, ответил Ратников, — учу молодых уму-разуму.
— А наглядные пособия у тебя убедительные, — усмехнулся Кореновский, кивнув на кобуру.
— Как же иначе, товарищ комиссар? — опять разгорячился Ратников. — Бросил в бою товарища. Да за это… Ефрейтор Кошеваров, не жалея жизни, взорвал мост, остановил фашистов! А этот… танков немецких испугался.
Генерал только теперь обратил внимание на стоявшего в стороне Кошеварова. Он подошел к ефрейтору.
— Ну вот, Яков Ермолаич, опять свиделись. Рад еще раз благодарить тебя. Геннадий! — подозвал адъютанта.
Осокин раскрыл полевую сумку и достал медаль «За отвагу». Генерал сам приколол ее к груди Кошеварова. На темной от пота ветхой гимнастерке новенькая медаль выделялась особенным блеском.
— Благодарю от всей души, Яков Ермолаич, — пожимая руку ефрейтору, повторил Севидов.
— Служу Советскому Союзу! — взволнованно ответил Кошеваров.
— Верно служишь, очень верно служишь, Яков Ермолаич. Достоин ты большей награды, но пока это все, что могу для тебя сделать.
— Каюм… — нерешительно проговорил Кошеваров. — Прошу вас, товарищ генерал, простите красноармейца Тагирова. Верно, сдрейфил малость Каюм, так ведь впервой для него такое. Молочный еще Каюм-то. Оботрется.
Генерал посмотрел на майора Ратникова. Тот стоял, отвернув голову, набычившись.
— Ну что, майор, думаю, можно простить солдата, если Яков Ермолаич за него ручается?
Ратников, стоя все в той же позе, пожал плечами, как бы говоря этим жестом: «Дело ваше, начальству виднее».
Генерал повернулся к Каюму, который стоял, опустив голову, и ждал решения своей судьбы.
— Ты все слышал, красноармеец Тагиров? Не подведешь ефрейтора Кошеварова?
— Никогда не подведу, товарищ генерал, — сдерживая радость, ответил Каюм. — Никогда!
— Верю, — улыбнулся генерал. — Да такому солдату, как ты, знаешь, как воевать надо!
— Я научусь, — тихо ответил боец.
— Научишься, понятное дело. Запомни, сынок, фриц — он смелый, когда в танке сидит. А ты выкури его из танка и бей. Бей! Покажешь спину — и смерть тебе. И товарищам твоим смерть.
На проселочной дороге заклубилась пыль. Через поляну двигалась небольшая колонна автомобилей. В полуторках сидели красноармейцы в форме НКВД.
— Ты смотри, Андрей Антонович, неужто чекисты нас сменять будут? — удивился Кореновский.
Передняя машина остановилась. Из кабины вышел командир с двумя шпалами в петлицах. Он выждал, когда осядет пыль, поднятая колесами автомобилей, и, чеканя шаг, направился к генералу Севидову. Не дойдя до генерала трех шагов, четко доложил:
— Товарищ генерал, рота особого назначения следует для выполнения специального задания. Майор Трунов. — И подал генералу письменное предписание.
— Очень вы кстати, — пожимая руку майору, сказал Севидов. — Очень кстати. Будете занимать оборону?