Береги свою любовь

Аннотация

Филипп и Анджела встретились неожиданно, и помимо их воли между ними возникло чувство, неотвратимое как сама жизнь. Но разум молодых людей протестует — это не должно было случиться, ведь они принадлежат к разным слоям общества и богатые аристократичные родственники Филиппа никогда не признают безродную девицу из низов.

Горечь взаимных обид, непонимание, ревнивое недоверие, бурные взрывы несогласия — все это тяжелым грузом ложится на их еще неустановившиеся отношения…

1 Филипп вздохнул, расстегнул воротник и манжеты нарядной белой рубашки, закатал рукава, обнажив загорелые мускулистые предплечья, и уставился на море. Смокинг уже висел на спинке белого складного стула, стоявшего в саду замка. Такого с ним еще не было. Что ж, когда-то все случается впервые. Может быть, все дело в совпадении. Третья свадьба Томлинсонов за два года. Сначала мать, потом брат Джон, а теперь сочеталась брачными узами его сестра Берил. Почему во время свадеб женщины плачут, а мужчинам хочется сбежать за тридевять земель? Но эта свадьба не чета другим. Высокий утес, синее море, величественный замок… Филипп улыбнулся и прислонился к теплой стене башни; солнце только начинало садиться. В общем, все лучше некуда… если не считать непрошеных воспоминаний. Воспоминаний, запечатлевшихся в его мозгу как рентгеновские снимки. Анджела, шепчущая его имя. Крепко обнимающая его. Двигающаяся под ним, принимающая его в себя… Черт! С какой стати взрослому мужчине вспоминать то, что случилось два месяца назад? Всему виной усталость. Он прилетел в пятницу после изнурительной недели, проведенной в больнице и собственном кабинете. Если добавить к этому резкую смену часовых поясов и французскую жару, то его состояние вполне объяснимо. А что касается мыслей о незнакомой женщине… Незачем ломать себе голову. Он нуждается в глотке свежего воздуха. В резкой смене обстановки. Трудные операции остались позади; ничего срочного нет. Можно изменить маршрут и вместо Сиднея полететь на Эйр, взять яхту и на несколько дней выйти в море. Или в Барколдайн, где у него была своя хижина. Он давно собирался побродить по горам, но не хватало времени. Что ж, самое время надеть на спину рюкзак и… Можно полететь в Мадрид. Или в Лондон. Он давно там не был. В Америку, на Бермудские острова… Или в Перт. Филипп захлопал глазами. Перт, Западная Австралия? Альма-матер, где он получил диплом? Что ж, место хорошее, но не для летнего отпуска… Да, но там Анджела Чанг. Тьфу, опять! Черт побери, ему действительно нужно отвлечься! Да, конечно, она в Перте, ну и что? Он провел с ней всего два вечера. Ладно, пусть будет уикенд. И одну ночь — точнее, большую ее часть — в постели с Анджелой. Может быть, не стоит бороться с этими воспоминаниями, а дать им волю? Пусть омывают его как прибой, лижущий берег под башней. Анджела Чанг — настоящая сирена. Он никогда не испытывал ничего подобного, а это говорит о многом. Только дурак лжет самому себе, а Филипп далеко не дурак. Если говорить честно, то его чары действуют на женщин без осечки. Так что красивых, умных и сексуальных партнерш ему хватает. Но ни одна из них не доставляла ему такого наслаждения в постели, как Анджела. Филипп нахмурился и повернулся к морю спиной. Правда, вне постели все по-другому. О да, она была красива. Сексуальна. И умна. Но колюча, как кактусы, растущие на обочинах французских дорог, и мрачна, как скала, возвышающаяся над морем. С ней он чувствовал себя неуютно, а зачем мужчине такая женщина? Если придерживаешь ей дверь, она смотрит на тебя красноречивым взглядом, означающим, что она прекрасно справится с этим сама. Если хочешь выдвинуть для нее стул в ресторане, она хватается за него первой. Если собираешься поговорить с ней о чем-нибудь, кроме медицины и лекции, которую тебе предстоит прочитать, она вежливо напоминает: я имею с тобой дело лишь потому, что мне поручили сопровождать тебя. Филипп снова стиснул губы. Она была упряма. Изо всех сил пыталась доказать, что выполняет общественную нагрузку. Но то ли вопреки, то ли благодаря этому между ними проскочила искра. Анджела встречала его в аэропорту. Когда в субботу вечером машина остановилась у гостиницы, она чопорно пожелала гостю спокойной ночи, но вдруг запнулась, подняла глаза, и он потянулся к ней… А потом они очутились в постели, и все изменилось. На высокоинтеллектуальных разговорах о медицинских прецедентах был поставлен крест. Она перестала отчаянно отстаивать свою независимость. Во время той ночи Анджела была воском в его руках и стонала от наслаждения, когда он прикасался к ней, пробовал ее на вкус, наполнял ее… — Знаешь, когда мужчина находится в таком состоянии, он виден насквозь. Филипп опустил взгляд и увидел Грега, поднимавшегося по ступенькам. Он сделал глубокий вдох, прогнал от себя грешные мысли и улыбнулся младшему брату. — Жаль, что ты не можешь думать ни о чем, кроме секса. — Речь не обо мне, а о тебе. Судя по выражению твоего лица, она должна быть настоящим чудом. — Она и есть чудо, — бесстрастно ответил Филипп. — Я восхищаюсь вон той скалой. — Скалой? — Грег кивнул. — Да, она дама достойная, но не морочь мне голову. Только геологи могут любоваться камнями с таким блеском в глазах. — Мистер геолог хочет сказать, что забрался сюда, дабы понаблюдать за утесом? — Я удрал от сестер. Фиона и Урсула начали сморкаться, а к ним присоединились мама и Грейс. — А чего ты ждал? — усмехнулся Филипп. — Они же женщины. — Придется выпить за это. — Мне тоже. Но для этого нужно спуститься на террасу. — Не обязательно. — Грег подмигнул и вынул из заднего кармана брюк две запотевшие бутылки зеленого стекла. Филипп приложил руку к сердцу. — Не может быть! — театрально сказал он. — Может. — Пиво? Неужели пиво? — Лучше. Ирландский эль. Держи, пока я не передумал и не выпил обе бутылки сам. Филипп схватил протянутую бутылку. — Беру назад все, что сказал о тебе до сих пор. Ну, может быть, не все, но человек, который способен найти во Франции ирландский эль, стоит многого. Братья улыбнулись друг другу и припали к горлышкам. Через минуту Грег откашлялся. — Что у тебя на уме? Не хочешь поговорить? Ты подозрительно тихий. Филипп посмотрел на брата. Да, мне хочется поговорить о том, почему я продолжаю думать о женщине, с которой переспал несколько недель назад, подумал он. — Еще бы, — с улыбкой ответил он. — Давай поговорим о том, где ты стянул этот эль и нельзя ли там раздобыть еще пару бутылочек. Грег оправдал надежды брата и рассмеялся. После чего они заговорили о странном поведении Джона, трясущегося над беременной женой. — Поразительно, — сказал Грег. — Старший брат заговорил о детях… Неужели это случается с каждым мужчиной, если он женится? Неужели после этого он становится другим человеком? — Если женится вообще… Черт побери, зачем мы об этом заговорили?! Семья. Дети… — Филипп вздрогнул. — Вернемся к элю. — После чего Анджела Чанг вновь стала всего лишь воспоминанием. Несколько часов спустя Филипп летел над Индийским океаном и смотрел на стюардессу, стоявшую рядом в полутемном салоне первого класса. — Спасибо, но кофе не нужно, — сказал он. — Ни ужина? Ни десерта? Мистер Томлинсон, может быть, вы предпочитаете что-нибудь другое? Филипп покачал головой. — Я провел уикенд на Лазурном берегу. Прилетал на свадьбу сестры. Стюардесса улыбнулась. — Тогда все понятно. Может быть, воды со льдом? — Вот это в самый раз. Честно говоря, воды он тоже не хотел, но это был единственный способ убедить девушку оставить его в покое. Когда она принесла воду, Филипп сделал глоток, отставил стакан, откинул кресло, выключил лампочку и закрыл глаза. Он постепенно успокаивался. Начало этому положил не то разговор с Грегом, не то общая беседа в саду. Все уселись в кружок и начали вспоминать прошлое. Томлинсоны один за другим отправлялись спать. Филипп был единственным, решившим улететь не завтра, а сегодня вечером. По пути в аэропорт он вспомнил о намерении отправиться не домой, а на Эйр, в Америку или Африку… Почему бы и нет? То, что не давало ему покоя, давно прошло. Выйдя из лимузина зятя, он чувствовал себя отдохнувшим. Времени было вполне достаточно, чтобы выпить кофе. Ему нравилось летать по ночам. Черное небо за окнами, полумрак внутри, ощущение такое, что ты подвешен в коконе между звездами и землей… Похожее ощущение он испытывал в ту ночь, когда лег с Анджелой в постель. Держал ее в объятиях, чувствовал ее теплое нежное тело. Но она вдруг напряглась и отстранилась. — Мне пора, — сказала она. Однако Филипп снова притянул ее к себе, поцеловал и ласкал до тех пор, пока она не простонала его имя. А потом лег сверху, вошел в нее и удержал. Потому что ее нужно было удержать. Филипп чувствовал, что до сих пор она не давала себе воли, что это случилось впервые и ей было чертовски хорошо с ним… Проклятье! — сказал он сам себе. Затем открыл глаза, поднял кресло, сложил руки на груди и уставился в темноту. От спокойствия не осталось и следа. Это глупо. Более чем глупо. Бессмысленно. Почему Анджела не выходит у него из головы? После той ночи он не видел ее. Она ушла еще до того, как Филипп проснулся, не удосужилась отвезти его в аэропорт и не отвечала на телефонные звонки. Ни в то утро, ни после того, как он вернулся домой. Он неизменно натыкался на автоответчик. — Это Анджела Чанг, Пожалуйста, оставьте сообщение, и я перезвоню вам, как только смогу. Его последнее сообщение действительно было кратким. Более того, суровым. — Это Филипп Томлинсон. Если захочешь поговорить, у тебя есть номер моего телефона. Ее молчание говорило само за себя. Они переспали, им было хорошо, вот и все. Никаких повторных встреч. Точка. Ну и ладно. От большинства женщин невозможно избавиться даже тогда, когда ты вежливо объясняешь им, что все кончено. «Филипп? Это Мэри. Я помню, что ты сказал, но я подумала…» «Филипп? Это Джейн. Может, проведем вместе еще одну ночь?» У Анджелы Чанг поразительное отношение к сексу. Типично мужское. Брать то, что хочется, а потом закрывать дверь. Вот и отлично. Лучше не бывает. С какой стати ему волноваться? Какое ему дело до того, что после той ночи она могла переспать с дюжиной мужчин? В конце концов, после того уикенда у него тоже были женщины. О'кей, он не лег в постель ни с одной из них, но что из того? Потому что работал до седьмого пота. Кроме того, время от времени не мешает делать перерыв. Тем больше удовольствия ждет в будущем. Завтра он позвонит блондинке, с которой познакомился на вечеринке неделю назад. Или той смешливой рыжей адвокатессе. Прискачет как миленькая. Отпразднует возвращение с женщиной, которая будет рада ему. Ляжет с ней в постель и будет заниматься любовью, пока дурацкие мысли об Анджеле Чанг не вылетят из головы. Клин клином вышибают. Филипп вышел из душа, натянул старые джинсовые шорты, прошел на кухню и включил телевизор как раз вовремя, чтобы застать окончание местных новостей. — Вчера сиднейцы проиграли важную игру, и никто не надеется, что сегодня они выступят лучше, — кисло сказал спортивный комментатор. — Замечательно, — пробормотал Филипп, достал из холодильника бутылку воды и открыл ее. Спортивный комментатор уступил место дежурному метеорологу. — Жарко и влажно, — с обычной веселой улыбкой сказал метеоролог. Была суббота, десять часов утра, на безоблачном небе сияло солнце, и вплоть до понедельника обещали температуру в двадцать пять градусов. — Идеальная погода для уикенда, — сказал погодный гуру с таким видом, словно сам ее организовал. Филипп нахмурился. Что в ней идеального? Обычный уикенд, только дольше и жарче остальных. Долгий, жаркий и… Какого черта он здесь делает? В городе не осталось никого. Ни одной живой души. Когда вчера Филипп возвращался из клиники домой, на дорогах из Сиднея было яблоку упасть негде. Он поднес бутылку к губам и сделал несколько глотков. Нужно уехать. Выбор есть. Мельбурн, где должна собраться вся семья. Кемпси, где Джон и Грейс устраивали барбекю, потому что беременная Грейс не вынесла бы долгого перелета. Его приглашали на вечеринки в Мейтленд и в дюжину других мест. Однако он остался в жарком Сиднее, сославшись на плохое настроение. Разве что в Перт… В Перт? Провести уикенд в студенческом городке? Филипп фыркнул, допил воду и бросил бутылку в мусорное ведро. Снова-здорово… Он уже думал об этом, когда два месяца назад возвращался домой со свадьбы Берил. Теперь в этой затее еще меньше смысла, чем тогда. Если уж думать о Западном побережье, то о Карнарвоне, Джералдтоне или Аджане. Но Перт? С какой стати? Студенты, аспиранты, марши протеста, благотворители и пророки конца света. Может быть, во время учебы на медицинском это ему и нравилось, но с тех пор прошло десять лет. Его представления о хорошей вечеринке уже не ограничивались пиццей навынос и кувшинами дешевого вина. Кроме того, в Перте у него не осталось друзей, если не считать пары преподавателей медицинского факультета. О'кей. Там Анджела Чанг. Но на подругу она явно не тянет. Максимум на знакомую. Горькая правда состоит в том, что Филипп не знает ее вообще. Разве что в библейском смысле слова. И хотя сестры иногда называют Филиппа мужским шовинистом, он признавал, что переспать с женщиной еще не значит познать ее. Особенно если она удирает из твоей постели до наступления рассвета и оставляет тебя в дураках. Мол, ты был единственным, кому эта ночь показалась незабываемой… Черт побери, когда это кончится?! Зачем тратить время на мысли о женщине, которую ты видел раз в жизни и больше никогда не увидишь? Филипп начинал вести себя так же, как один из его коллег. Боб был заядлым рыболовом и всегда говорил об огромной рыбине, сорвавшейся с крючка. Скоро и сам Филипп заговорит так же. Будет рассказывать грустную историю о женщине, которая сорвалась с крючка. Он снова открыл холодильник. Там было пусто, если не считать пары бутылок воды, половины пакета апельсинового сока и куска того, что когда-то было сыром. Он скорчил гримасу, взял сыр двумя пальцами и швырнул в мусорное ведро. Есть было нечего. Что ж, может, оно и к лучшему. Он натянет майку, наденет шлепанцы, сбегает в магазин на углу и купит себе что-нибудь. Иными словами, убьет двух зайцев: заставит замолчать урчащее брюхо и сделает что-то полезное. То, что положит конец дурацким воспоминаниям о уикенде, проведенном с этой Чанг. Филипп открыл стеклянную дверь и вышел на залитую солнцем веранду. В маленьком саду под окнами было тихо. Даже птицы куда-то подевались. Он попытался вспомнить роковой уикенд во всех деталях, не сосредоточиваясь на том, что произошло в постели. Немного холодной логики — и дело будет в шляпе. Филипп вздохнул, опустился в парусиновый шезлонг, закрыл глаза и повернулся лицом к солнцу… Старый профессор Берт Даррелл, читавший курс иммунологии, пригласил его прочитать лекцию в Ассоциации студентов-медиков. Филиппу не очень хотелось выступать перед студентами: дел было по горло, а немногое свободное время он предпочитал проводить на Эйре, плавая на яхте. Но он любил Даррелла, уважал его и поэтому согласился. За неделю до выступления Даррелл позвонил и дал последние указания. — Я попросил свою лучшую студентку сопровождать тебя, — сказал он. — Выполнять поручения, отвечать на вопросы и так далее. Ты сам несколько раз исполнял эти обязанности, когда был студентом. Филипп прекрасно помнил то время. Такое поручение считалось синекурой и действительно было ею. Помощник поддерживал связь с лектором и всюду возил его (или ее) в машине, принадлежавшей университету, а потому находившейся в несравненно лучшем состоянии, чем машины студентов. Однако в этой работе были свои минусы. Встречать лектора в аэропорту, возить его туда-сюда, смеяться над замшелыми шутками тех времен, когда лектор сам был студентом и жил в городке. Когда Берт добавил, что помощником будет женщина, Филипп чуть не застонал. — Ее зовут Анджела Чанг, — сказал Берт. — Она круглая отличница, большая умница, и я уверен, что ее компания доставит тебе удовольствие. — Не сомневаюсь, — вежливо ответил Филипп. А что еще он мог сказать? Что он знаком с множеством отличниц и знает, чего от них ждать? Эта Чанг будет высокой, костлявой, с длинными прямыми волосами, в очках с толстыми стеклами. На ней будет мятый черный костюм и черные туфли без каблука. И она станет либо болтать без умолку, пытаясь произвести на него впечатление, либо неловко молчать, словно воды в рот набрала. Но все оказалось не так. 2 Девушка, которая ждала Филиппа вечером в пятницу, держа табличку с его именем, ничем не напоминала унылый синий чулок. Да, она была высокой. Да, волосы у нее были длинные. Да, на ней был черный костюм и черные туфли. Однако на этом сходство кончалось. Ее волосы напоминали волны из сверкающего черного дерева. Она пыталась подбирать их, но пряди выскальзывали, обрамляя классически красивое лицо. Серые глаза, точеные скулы, полные губы… И все остальное оказалось не хуже. Да, она была высокой, но не костлявой. Какой угодно, только не костлявой. Деловой черный костюм не мог скрыть женственную фигуру. Грудь у нее была высокая, талия тонкая, бедра круглые, а черные туфли без каблуков только подчеркивали стройные ноги, такие длинные, что невольно хотелось увидеть их в черных чулках длиной до середины бедра. Настоящее совершенство. Филипп почувствовал жжение внизу живота и слабое сожаление. Крошка была что надо, но на этот счет существовало строгое табу. Неписаные правила, которые следовало строго соблюдать. Во всяком случае, Филипп их соблюдал. Он никогда не флиртовал со студентками университетов, в которых читал лекции. Так же, как не смешивал профессиональное и личное у себя дома. И все же было приятно сознавать, что ближайшие два дня он проведет в компании красивой девушки. — Мисс Чанг? — сказал он, протянув руку. — Мисс Чанг, — вежливо ответила она, тоже протянула руку, и от этого прикосновения его бросило в дрожь. СРМ, сказал он себе. Братья Томлинсоны пользовались этой аббревиатурой для обозначения того, что случается, когда мужчина встречает потрясающую женщину. Синдром расстегивающейся молнии. Он заглянул в поднятое к нему лицо, увидел ответное пламя в глазах и испытал удовлетворение. Девушка ощутила то же самое. А может быть, и нет. Может быть, это ему только почудилось, потому что спустя миг ее лицо стало таким же бесстрастным, как прежде. — Добро пожаловать в Перт, мистер Томлинсон. После этого все было по-деловому. Анджела довезла его до гостиницы, вела светскую, но ничего не значащую беседу во время обычной трапезы в переполненной столовой, пожала ему руку у лифта в вестибюле и попрощалась. На следующее утро она заехала за ним в восемь, весь день возила с места на место и ни разу не сказала ничего более личного, чем «не настала ли пора для ланча?». Она была вежлива и учтива, но, когда Филипп пропустил ее в дверь ресторана (что ее явно раздосадовало), их руки соприкоснулись и это случилось снова. Внезапный жар. Удар тока. На сей раз выражение ее лица было достаточно красноречивым, чтобы Филипп мог убедиться в своей правоте. Правда, когда они сели за столик, Анджела снова надела маску. Нужно было как-то расшевелить ее. — Вы читали в газетах о процессе «Лавертон против Доббина»? — с наигранной небрежностью спросил он. Она подняла взгляд. — Процесс о дискриминации по половому признаку? Это замечательно. Филипп кивнул. — Самое замечательное в этом процессе то, что жюри заранее настроено в пользу истцов. Там большинство составляют женщины. Один — ноль. Серые глаза расширились от изумления. — Не понимаю, мистер Томлинсон. — То ли счет два — ноль, то ли она просто забыла его имя. — Просто Филипп. Чего вы не понимаете, мисс Чанг? — Вы сказали, что обвинение… — Типичное шулерство, — любезно сказал он. — Компания имеет право нанимать сотрудника и увольнять его по уважительной причине. Начальнику того отдела просто не следовало принимать на работу столько женщин. Конечно, как вы понимаете, лично я ничего против женщин не имею. Он улыбнулся. Анджела — нет. Три — ноль. — Серьезно? — холодно сказала она и положила вилку. О да, маска начала сползать. Щеки Анджелы залил румянец. Контраст был потрясающий: абрикос на золоте. Он сидел, наслаждался этим зрелищем и сознанием того, что Анджела борется с собой. Согласится ли она с почетным гостем или пошлет его к чертовой матери? — Эй, — подлил он масла в огонь, — вы — женщина, и к тому же индианка… Жизнь в Австралии сулит вам многое, мисс Чанг. К его удовольствию, истина восторжествовала. — Я — такой же врач, как и вы. Точнее, стану им, когда получу диплом и лицензию. И я — австралийка, точно такая же, как вы. Если жизнь что-то и сулит мне, то лишь потому, что я упорно работала. — В каждом ее слове чувствовался лед. — Но есть кое-что, чего вы не понимаете, мистер Томлинсон, потому что родились в сорочке. Вот тебе и раз! Маска не сползла, а упала. Оказывается, в душе этой вышколенной, хорошо воспитанной девушки пылает огонь. Она откинулась на спинку стула и попыталась справиться с дыханием. Филипп нагнулся вперед и улыбнулся. — Отлично, — сказал он. — Просто отлично. — Я позвоню профессору Дарреллу и попрошу прислать вместо меня кого-нибудь другого. — Что ж, представление было что надо. — Я сказала правду. — Прошу прощения. Неправильный выбор слов. Представление устроил я. А вы ответили честно. Эмоционально. Но не вздумайте говорить о своих взглядах с пациентами. Хотя и врач должен иметь хотя бы пару принципов, которыми он или она не поступается никогда. Она сверкнула глазами. — О чем вы говорите? — Я уже сказал. Прямота, мисс Чанг. И огонь в душе. У вас есть и то и другое. Мне нужно было в этом убедиться. — Филипп взял стакан с охлажденным кофе и сделал большой глоток. О господи, как ему нравилось выражение ее лица! Гнев. Смущение. В другое время и в другом месте он сказал бы пошлую фразу о том, что гнев ей к лицу, но это было не свидание, а скорее деловая встреча. Кроме того, она могла высмеять его за банальность. — Мистер Томлинсон… — Анджела перевела дух. — Значит, это была проверка? Филипп усмехнулся. — Можно сказать и так. Но, прежде чем вылить на меня содержимое своего стакана, подумайте о том, с чем рано или поздно столкнетесь в реальном мире. Если вам хочется стукнуть человека, ведущего такие речи, сделайте это сейчас. — Он улыбнулся и поднял стакан. — Ну что, мисс Чанг, я прощен? Она помешкала, а потом чокнулась с ним. — Просто Анджела. — И впервые за все это время она улыбнулась от души. Вторая половина дня прошла быстро. Они говорили об интересных случаях, о преподавании — в общем, обо всем на свете. Кроме того, что происходило каждый раз, когда они случайно прикасались друг к другу. В пять часов она подбросила его в отель, вернулась за ним в шесть и отвезла на обед, на котором Филипп выступил с речью. Судя по улыбкам, смеху, неослабевающему вниманию и аплодисментам, речь удалась. Но сам он думал только об Анджеле, которая исполняла долг вежливости и сидела за столом рядом с кафедрой. Вечером на ней не было ни черного костюма, ни ужасных черных туфель. Она надела длинное шелковое платье бледно-розового цвета, на фоне которого ее глаза казались платиновыми звездами; лицо обрамляли распущенные волосы. Платье было скромное. Косметики на Анджеле он тоже не заметил. И все же она казалась ему самой сексуальной женщиной на свете. Возможно, потому, что у нее было не только красивое лицо, но и острый ум. Во время послеобеденного приема он не прикасался ни к ее локтю, ни к руке, а когда Анджела в последний раз везла его в гостиницу, Филипп сидел прямо и смотрел на дорогу, а не на ее крутое бедро, обтянутое шелковым платьем. — Спасибо за все, — вежливо сказал он, как только Анджела припарковалась на стоянке. — Пожалуйста, — столь же вежливо ответила она, а потом все изменилось. Со скоростью, которая до сих пор продолжала изумлять Филиппа. Он до сих пор не понимал, как это случилось, но внезапно простое рукопожатие превратилось в лихорадочное соединение губ и тел. — Не уходи, — прошептал он. Анджела затрепетала в его объятиях и потянулась к его обжигающим губам. Они прошли в отель с черного хода, потому что не могли оторваться друг от друга, а когда он раздел ее и положил на кровать… О боже! Филипп стащил с себя шорты и снова встал под душ. На этот раз он не только вытерся, но побрился, надел легкие брюки, черную майку и протянул руку к телефону. Нужно сменить обстановку. Да, конечно, строить планы на уикенд поздновато, потому что все шоссе еще забиты, но он знает, как быстрее добраться до аэропорта, откуда летают самолеты на Эйр. Да, чем проще, тем лучше. Его коттедж и яхта. Филипп набрал номер пары, которая присматривала за домом. Ответила женщина. Он спросил, как дела, как здоровье мужа, как погода… и вдруг с ужасом услышал собственный голос, говоривший, что он просто хотел проверить как дела, приезжать не собирается, желает им хорошо провести эти три дня и так далее и тому подобное. Он дал отбой и провел рукой по лицу. О'кей. Ясно, у него нет настроения, чтобы плавать под парусом. А на что у него есть настроение? Уж конечно не на то, чтобы торчать здесь. Кому позвонить еще? Джону? Узнать, во сколько начнется барбекю? Матери? Сообщить, что он наконец-то собрался приехать к ней? Или отправиться на какую-нибудь вечеринку? Может быть, даже в Аджану? Мысль неплохая. Родные все поймут с первого взгляда и начнут задавать вопросы. Черт бы все побрал! Филипп схватил записную книжку. Нужно позвонить рыжей, с которой он встречался уже дважды. Она хорошенькая и забавная. Если он не звонил ей пару недель, то лишь потому, что был занят. Но в постель с ней он еще не ложился. Почему? Может быть, настало время исправить эту ошибку. Дама прозрачно намекнула, что не прочь станцевать с ним румбу в горизонтальном положении. Филипп улыбнулся, открыл записную книжку. Нашел страничку с нужным номером И… Проклятье! Филипп захлопнул книжку и несколько раз обошел комнату, пытаясь понять, что происходит. Яхта ему не нужна. Рыжая красотка тоже. Так чего же он хочет от этого уикенда? Ответ пришел сам собой. После этого он перестал бороться с собой, снова схватил записную книжку и телефон и стал лихорадочно нажимать на кнопки, боясь передумать. — Чартерные рейсы, — откликнулся чей-то веселый голос. — Чем можем служить? — Подскажите, когда я могу вылететь в Перт, — сказал Филипп. — Да, верно. Перт, Западная Австралия. Когда самолет приземлился в Перте, Филипп пришел к выводу, что он окончательно рехнулся. Он пролетел весь континент за шесть часов, перешел с восточного времени на западное (которое всегда слегка сбивало его с толку) и теперь, выйдя на посадочную полосу, ощутил прикосновение такого горячего и влажного воздуха, по сравнению с которым сиднейская погода казалась арктическим раем. А ради чего? Что он здесь делает, черт побери?! Он никогда в жизни не гонялся за женщиной. Правда, в седьмом классе свалял дурака из-за Дженни Помрой, но седьмой класс остался далеко позади. Он больше не подросток. И Анджела Чанг — тоже. Она стала историей. Так же, как ночь, которую они провели вместе. Историей? Филипп надел на плечо ремень сумки и пошел к зданию аэровокзала. Та ночь ничего не значит. Кто знает, почему она переспала с ним, а затем исчезла и отказалась отвечать на его звонки? Беда заключалась в том, что он пришел к этому выводу где-то над серединой Австралии, проведя в полете несколько часов и преодолев полторы тысячи миль, когда стало слишком поздно. Наверно, следовало позвонить братьям. Один из них мог бы дать ему хороший совет. — Эй, братишка, — сказал бы Джон или Грег, — знаешь, что это такое? Тяжелый случай СРМ. Нет, СРМ здесь ни при чем. Нужно получить ответ. Верно. Именно этого он и хочет, к этому стремится и не собирается возвращаться с пустыми руками. Найти контору проката автомобилей оказалось просто. Он любезно поздоровался и положил на стойку подтверждение заказа. — Добрый день, мистер Томлинсон, — сказала служащая, улыбаясь так широко, словно она предлагала ему выигрышный лотерейный билет, а не ключи от… Четырехдверного седана? Прочитав положенную перед ним квитанцию, Филипп захлопал глазами. — Мисс, тут какая-то ошибка. Я заказывал «Конвертибл». Ослепительная улыбка слегка угасла. — Я знаю. Но это уикенд. — И что из этого следует? — Что ничего другого не осталось. Он знал, на что намекает девушка. «Скажите спасибо, что вам вообще досталось что-то с четырьмя колесами и мотором» . Конечно, она права. Да и какая, в конце концов, разница? Он приехал сюда не для собственного развлечения, а ради охоты на зверя по имени Уязвленное Самолюбие. Да, такова суровая и неприятная правда. Эта Чанг ранила его самолюбие, и он прилетел сюда, чтобы отомстить. Филипп вспыхнул, что-то недовольно пробормотал, расписался, схватил ключи, отошел от стойки, но тут же вернулся. — Прошу прощения. У меня плохое настроение, но я понимаю, что вы тут ни при чем. Девушка тут же смягчилась. — Это погода, сэр. Все нервничают. Нам мог бы помочь только хороший дождь. Филипп кивнул. Лично ему помог бы холодный душ. Но, поскольку было уже поздно, он взял в буфете целый литр черного кофе. Может быть, вся штука в том, что он еще живет по восточному времени. Если взбодрить нервы кофеином, все придет в норму. Но он ошибся. Вкусом кофе напоминал воду, в которой стирали носки. После первого же глотка Филипп вылил его в урну. Седан оказался цвета желчи. Через пять минут езды по скоростному шоссе выяснилось, что мотор еле тянет. Хорошенькое начало путешествия, в которое не стоило отправляться… Филипп ехал за старым трактором, который существовал на свете только для того, чтобы желто-зеленые седаны могли чувствовать себя «феррари». Нищим не до выбора. Он стиснул руль. Именно так надо вести себя с этой Чанг. Не выпрашивать милостыню. Он найдет ее, чего бы это ни стоило, и не даст сорваться с крючка, пока она не объяснится. Пусть не думает, что он прилетел умолять… Даже если это и так. Черт побери, ему нужен ответ! После такой ночи женщина не дает мужчине от ворот поворот. Это пламя. Ее стоны. Она страстно отвечала ему, ласкала так, словно хотела запомнить на всю жизнь. А каким было выражение ее лица, как затуманились глаза, когда он довел ее до оргазма… Неужели все это было игрой? Ложью, обманом, притворством? Неужели она только делала вид, что чувствует то, чего на самом деле нет? Филипп нажал на гудок, выругался, сменил ряд и все же обогнал проклятый трактор. Нравится это Анджеле Чанг или нет, но ей придется поговорить с ним. У него есть ее адрес. Анджела его не сообщала, но узнать адрес по номеру телефона ничего не стоит. А вот и квартал, знакомый по студенческим временам. Он остался тем же самым: немного обветшавшим, но уютным и симпатичным. Интересно, в каком доме она живет? Ему бы не хотелось, чтобы это была какая-нибудь развалюха, стоящая в темном переулке. Впрочем, это не его дело. 3 Ее дом стоял на углу. Филипп припарковал машину, бегом поднялся по лестнице, вошел в крошечный тамбур и проверил фамилии под звонками. Фамилии «Чанг» не было. Он проверил еще раз, нахмурился и нажал на кнопку, под которой стояла подпись «Управляющий». — Да? — еле слышно ответил кто-то. Филипп наклонился к микрофону. — Я ищу квартиру Анджелы Чанг. — Она здесь не живет. Он посмотрел на листок бумаги, зажатый в руке. — Это Симпсон-стрит, тридцать два? — Она жила здесь, но переехала. — Куда переехала? Вы знаете ее новый адрес? — Понятия не имею. — Но она должна была оставить… Щелк! Он разговаривал с пустотой. Филипп чертыхнулся и подошел к машине. Звонить он не собирался. Зачем давать ей преимущество, заранее предупреждая о визите? Но теперь выбора не было. Он подошел к телефонной будке, набрал номер справочной и попросил сообщить телефон Анджелы Чанг. Его не было. Во всяком случае, в списке, открытом для публики. Расстроенный Филипп положил трубку на рычаг. У кого-то должен быть ее телефон или адрес. В деканате, на кафедре… Или у ее научного руководителя, Берта Даррелла. Филипп сел и постучал пальцами по баранке. В университете выходной. Логичнее всего обратиться к Берту, но ведь тот непременно спросит, зачем Филиппу понадобилась Анджела… Он увязал все глубже и глубже. Нормальный человек на его месте сдался бы и вернулся домой. Впрочем, нормальный человек сюда вообще не прилетел бы. Он завел двигатель, и машина двинулась вперед. Когда Филипп попытался увеличить скорость, мотор слегка заартачился, пару раз чихнул, но затем послушался. Даже машина чувствует, что мне не стоит становиться поперек дороги, мрачно подумал он. Оставалось надеяться, что малышка Чанг тоже поймет это. Дарреллы жили в большом викторианском особняке на усаженной деревьями улице. Из заднего двора доносились музыка, смех и громкие голоса. В воздухе стоял запах древесного угля, светлого пива и жарящегося мяса. Филипп поднялся на крыльцо, сделал глубокий вдох и нажал на кнопку звонка. Через минуту дверь открыла жена Даррелла Карли. — Привет, — осторожно сказала она и тут же широко улыбнулась. — Филипп Томлинсон! Какой приятный сюрприз! — Привет, Карли. Прошу прощения за то, что приехал без предупреждения, но… — Не говори глупостей! — Она засмеялась, схватила его за руку и втащила в прихожую. — Я боялась, что это пожарный. Берт жарит мясо. Филипп хмыкнул. — Кремация по методу Даррелла. Ничто не изменилось, верно? — Ничуть, — весело ответила Карли. — Входи, Филипп. Я понятия не имела, что ты в городе. Берт не сказал мне ни слова. — Он сам не знает. Еще раз прошу прощения, что не позвонил. У вас гости? — Лучше скажи, половина города. Ты знаешь, что такое барбекю Берта — студенты, коллеги, друзья и первые встречные. Да и зачем звонить? Мы тебе всегда рады. Сейчас я налью тебе что-нибудь выпить и представлю гостям. — Вообще-то я хотел отнять у Берта пару минут. — Тогда не теряй времени. Тут есть парочка одиноких студенток Берта — третий и четвертый курс. Я уверена, что они будут рады с тобой познакомиться. — А Анджела Чанг здесь? — Черт, сорвалось с языка! Филипп покраснел. — Я познакомился с ней в прошлый раз. Она возила меня по городу весь уикенд. Карли выгнула бровь. — Анджела? Нет… Хорошо, что напомнил. Я ее давно не видела. — Она подмигнула. — Ничего, замена найдется. — Карли, — негромко сказал Филипп, — не могли бы вы сказать Берту, что я здесь? Я кое о чем спрошу его, а потом уйду. — Угу… Значит, у тебя нет настроения принять участие в вечеринке? — Карли улыбнулась и потрепала его по руке. — Я схожу за Бертом. Подожди его в кабинете, идет? Филипп наклонился и поцеловал ее в щеку. — Спасибо. Кабинет профессора представлял собой маленькую комнатку, смежную с прихожей. Филиппу тут всегда нравилось. Напротив камина располагался старый диван, обитый цветастым ситцем; в углу стоял старинный письменный стол вишневого дерева. На стенах висели семейные фотографии, на полу лежал старый восточный ковер. Место было знакомое и уютное. Когда порог переступил Берт Даррелл, державший в руках два высоких стакана с пивом, Филипп улыбнулся. — Как всегда, — сказал он, принимая стакан, — идеальный хозяин. — Упитанный телец пошел на барбекю. Но я подумал, что ты умираешь от жажды. — Мужчины пожали друг другу руки и сели. — Если бы я знал, что ты будешь в городе… — Я принял решение в последнюю минуту. — Карли сказала, что ты не останешься на барбекю. — Нет. Извините, но не могу. Я просто проезжал мимо и подумал… — Ближе к делу, Филипп. — Помнишь мой прошлый приезд? — Конечно. Было множество хвалебных отзывов. Честно говоря, я хотел позвонить и выяснить, не интересует ли тебя… — Девушка, которую вы ко мне прикрепили. Анджела Чанг. Даррелл склонил голову набок. — Да? — Я пытался найти ее. — Филипп откашлялся. — Выяснилось, что она переехала. Я подумал, что вы можете знать ее новый адрес. — Филипп, можно спросить, почему ты ее ищешь? Он посмотрел на профессора, поднялся, поставил на стол нетронутый стакан и сунул руки в карманы брюк. — По личным причинам. — Личным? — У нас с мисс Чанг возникло недоразумение, и мне хотелось его разъяснить. — Насколько личное? Что за недоразумение? Филипп сжал губы. — Простите, не понял. — Я сказал… — Я все слышал, Берт. И, честно говоря, думаю, что это вас не касается. Даррелл тоже поставил стакан и встал. — Полегче, Филипп. Я не люблю совать нос в чужие дела, но должен соблюдать лояльность по отношению к своим студентам. Надеюсь, ты это понимаешь. — Черт побери, я не прошу вас назвать мне номер ее социальной страховки! — Остынь, велел он себе. Тише едешь — дальше будешь. — Послушайте, я хочу поговорить с ней, только и всего. Если вы не хотите давать мне ее адрес, то дайте телефон. Ее нового номера нет в справочнике. Даррелл вздохнул. — Нет? Что ж, меня это не удивляет. Похоже, Анджела сделала все, чтобы прервать связь с университетом. — Почему? Что случилось? Она куда-то перевелась? — Хуже. Просто бросила учебу. И это внушает мне тревогу. — Как бросила? Вы же говорили, что она была одной из ваших лучших студенток. Почему бросила? — Анджела была не одной из лучших, а самой лучшей. Не знаю, почему она забрала документы. Насколько мне известно, она повела себя странно, приняла несколько скоропалительных решений, но… — Даррелл втянул в себя воздух, а затем медленно выдохнул. — Именно поэтому я и задал тебе вопрос. Если вы действительно подружились, то я мог бы поделиться с тобой своими тревогами. — Берт, мы знакомы много лет. Вы знаете, что я умею хранить тайны. Даррелл кивнул. — Ну что ж… Ситуация такова: Анджела отказалась от многообещающего будущего. Это правда, хотя звучит немного высокопарно. В следующем году она должна была стать редактором журнала «Медицинское обозрение», а по окончании университета работать в клинике Бартона. — Он развел руками. — Но отказалась от всего. — Почему? Что с ней случилось? Наркотики? Алкоголь? — хрипло спросил Филипп, откашлялся и попытался улыбнуться. — Берт, нельзя отпускать от себя толковых людей. У нее наверняка была какая-то причина. — Да, конечно, но она об этом не сказала. Когда все пошло вкривь и вкось, я попытался потолковать с ней. Она не сдала мне экзамен. — Даррелл коротко рассмеялся. — Учти, что до этого у нее не было ни одного неверного ответа. Я вызвал Анджелу на беседу. Спросил, нет ли у нее проблем, которые она хотела бы обсудить со мной. Она сказала, что никаких проблем нет. — А потом? — На правах ее научного руководителя я поговорил с другими преподавателями. Все говорили то же самое. Она проваливалась на экзаменах, не сдавала курсовые, не участвовала в семинарах. Все спрашивали меня в чем дело. — И тогда вы снова поговорили с Анджелой? — Конечно. Она сказала, что пошла работать в ресторан на полный рабочий день. Кажется, это был «Кенгуру», около телеграфа, Я сказал, что постараюсь найти деньги для повышенной стипендии, но она ответила, что ей предстоят значительные расходы, которые никакой стипендией не покроешь. — Даррелл нахмурился. — Филипп, она выглядела ужасно. Была усталой и взвинченной, прошу прощения за старомодный оборот. Я спросил, не болеет ли она. Она ответила, что нет. — Даррелл пожал плечами. — А потом я узнал, что она забрала документы. Звонил ей, но получил тот же ответ, что и ты. Даже ездил к Анджеле на квартиру, но она переехала. — А в ресторан, где она работает, не ходили? В «Кенгуру»? — Нет. Это Австралия, — слегка улыбнувшись, ответил Даррелл. — Здесь люди имеют право жить так, как им хочется. Анджела ясно дала понять, что не желает обсуждать свои проблемы. Я ее научный руководитель, а не отец. Есть грань, переступать которую я не имею права. На подбородке Филиппа задергалась какая-то жилка. Даррелл прав. Анджела Чанг может жить так, как ей нравится. Если ей хочется спать с незнакомцем, а потом не обращать на него внимания, она имеет на это право. Если ей хочется бросить университет и отказаться от будущего, о котором другим оставалось только мечтать, она имеет право и на это. А он, Филипп, имеет право делать то, что хочется ему. Найти ее и выяснить, что же, черт побери, происходит! — Вы правы, — сказал Филипп, когда мужчины вышли в переднюю. — Вы сделали все, что могли. — Ты собираешься поговорить с ней? Конечно, если сумеешь найти? Филипп засмеялся. — Я чувствую, что найти ее будет нетрудно. А вот заставить заговорить… Филипп прекрасно знал, где находится ресторан «Кенгуру». Это была обычная студенческая харчевня. Боже, сколько гамбургеров и жареной картошки он сам съел в этой грязной забегаловке, сколько работ написал, сидя на здешних пластмассовых стульях за деревянными столами, на которых были вырезаны инициалы студентов, учившихся здесь в последние сорок лет! Он подъехал к ресторану, припарковался на стоянке и вошел внутрь. Громкая музыка заставила его поморщиться. Все тот же «хеви-метал». Все тот же запах жареного лука, картошки и пива. Он обвел взглядом переполненный зал. Тоже ничего удивительного. Студенты оставались в городе всегда, даже в праздники. Настало время ужинать, и они пришли сюда подкрепиться дешевыми блюдами и похихикать. Он приметил свободный столик в дальнем углу, подошел и сел на стул, обтянутый красным ледерином. На столе еще стояли тарелки и — стаканы. Филипп отодвинул их и взял захватанное пальцами меню, лежавшее между бутылочкой с кетчупом, солонкой и перечницей. Насколько он мог судить, официантка здесь была только одна: крупная блондинка неопределенного возраста. Анджелой тут и не пахло. Вскоре блондинка появилась рядом и передвинула жевательную резинку из одного угла рта в другой. — Уже решили, что будете заказывать? — Коку, пожалуйста. — Все? Филипп улыбнулся. Это означало: какого черта ты тогда занимаешь место за моим столиком?! — И гамбургер. Домашний, средне прожаренный. — Он положил меню обратно, подумал, не стоит ли спросить блондинку об Анджеле, и решил, что еще рано. — Не торопитесь. — Это хорошо. В одиночку все столики обслужить трудно. — Сегодня вечером вы без напарницы? — О нет, напарница будет. — Блондинка возвела глаза к небу. — Просто она еще не пришла, вот и все. Филипп попытался не показать виду, что эта фраза его заинтересовала. — Опаздывает? — Она всегда опаздывает, — ответила блондинка. — Во всяком случае, последние два месяца… Вам гамбургер с майонезом или без? — Все равно… Почему? — Что почему? — Почему другая официантка начала опаздывать? Блондинка пожала плечами. — Кто ее знает? Мне уже осточертело прикрывать ее. Босс понятия не имеет, что ее здесь нет. — Тогда зачем вы это делаете? Выражение лица официантки смягчилось. Она наклонилась к Филиппу и вполголоса сказала: — Потому что она славная девочка. До недавнего времени мы с ней ладили. — А теперь все по-другому? — Конечно. Она говорит, что стала реагировать на изменения погоды. — Блондинка снова передвинула жвачку и криво улыбнулась. — Но лично я думаю, что дело в другом… — В чем? Должно быть, его выдал тон. Блондинка тут же отпрянула. — А что? — Мы с вами беседуем, только и всего. — Тогда не задавайте вопросов об Анджеле Чанг, а спросите ее сами. Она уже пришла. Я передам ваш заказ, и она проследит за его выполнением. Мистер! Эй, мистер, в чем проблема? В чем проблема? Филипп не знал, с чего начать. Из-за стойки вышла Анджела. Но это была совсем не та Анджела, которая снилась ему столько ночей подряд. Ее лицо было серым, под глазами залегли темные круги. Волосы, которые прежде блестели как вороново крыло, были вялыми и безжизненными. С ней произошло что-то ужасное. Филипп вскочил, и тут она увидела его. Она побледнела, хотя казалось, что дальше бледнеть уже некуда, одними губами произнесла его имя и сделала шаг назад. — Анджела, — произнес он, заранее зная, что она его не услышит; в зале было слишком шумно. Она смотрела на него во все глаза. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Филипп чертыхнулся и порывисто шагнул к ней. Тут Анджела заставила себя улыбнуться и сделала шаг навстречу. — Филипп… — еле слышно промолвила она. — Какой приятный сюрприз… Даже последний дурак понял бы, что это наглая ложь. Да, Анджела была удивлена, но этот сюрприз не доставил ей никакой радости. С таким же удовольствием кролик смотрел бы на удава. — Да, какой приятный сюрприз… — холодно повторил он и взял ее за запястье. — Ужасно выглядишь. — Ты всегда говоришь женщинам такие комплименты? — Хватит болтать. — Почему он так разозлился? Потому что она похожа на ходячий труп? Это не мое дело, подумал он, однако прищурился и начал буравить ее взглядом. — Именно поэтому ты мне и не звонила? Потому что больна? — Я не звонила, потому что не хотела. Филипп, я понимаю, как это должно было на тебя подействовать, но… — Именно поэтому ты бросила университет? Она покраснела. — Кто тебе сказал? — Ты была лучшей студенткой Берта Даррелла, но бросила занятия. Сменила квартиру, работаешь на износ в какой-то забегаловке и выглядишь так, что хуже некуда. Я хочу знать почему. — Кто вы такой, мистер Томлинсон? Я ни перед кем не обязана отчитываться. Это не ваше дело. — Нет, мое! Когда мы познакомились, у твоих ног лежал весь мир. Я хочу знать, что случилось. — Не выйдет. Я уже сказала, что не должна… Эй… Эй, что ты делаешь? Филипп тащил ее к двери. Анджела пыталась упираться, но он не обращал на это внимания. — Прекрати! — яростно прошептала она. — Ты с ума сошел? Меня выгонят с работы! — Скажи, что берешь перерыв. Хочешь поговорить со старым другом, — проворчал он, увидев, что к ним идет блондинка. — Анджела, что случилось? Может быть, вызвать полицию? Чтобы дурной сон превратился в настоящий кошмар? — Нет, — быстро сказала Анджела. — Нет, все нормально. Просто я… я хочу взять перерыв… Она очнулась только на пассажирском сиденье. Машина отъехала от тротуара и устремилась вперед. Анджела повернулась к Филиппу. — Ты взбесился? — крикнула она. — Поворачивай сейчас же! — Застегни ремень. — Сукин сын! Ты слышал, что я сказала? — Она нагнулась и ткнула его кулаком в плечо. — Поворачивай! Филипп убрал руку с руля и схватил ее за запястье. — Стукнешь меня, когда остановимся. А до тех пор не распускайся. И застегни ремень. Анджела посмотрела на него. Профиль Филиппа казался высеченным из камня. Машина мчалась вперед, то и дело меняя ряд. Шансов на возвращение в «Кенгуру» у нее не было. Как и возможности изменить то, что случилось в роковой уикенд. Нельзя повернуть время вспять. Анджела защитным жестом положила руку на живот. А потом застегнула пряжку. Впрочем, она сомневалась, что хочет повернуть время вспять. Да, сначала она отдала бы все на свете за то, чтобы той ночи не было, но теперь многое изменилось. Пришлось взглянуть в лицо фактам. Жаловаться на судьбу не имеет смысла. Осуждать следует только себя, собственную слабость и глупость, заставившую ее совершить ту же ошибку, которую когда-то совершила ее мать… Нет. Анджела сделала глубокий вдох. Нельзя распускаться. Все это осталось позади и не имеет никакого отношения к мужчине, сидящему рядом. Точнее, имеет, но не прямое… Зачем она тратит время на эту чепуху? У нее есть дела поважнее. Например, работа. Она опять опоздала, а ровно через две минуты Филипп утащил ее. Поймет ли ее Эннио? Поймет. Должен. Она уговорит его. Если понадобится, будет валяться у него в ногах. Ей отчаянно нужны деньги. Конечно, Филиппу Томлинсону, родившемуся в богатой семье, этого не понять. Она скажет Эннио, что Филипп — ее старый бойфренд, который был вынужден уехать из города. И засмеется: мол, мачо есть мачо. Тем более что это правда. У Филиппа все задатки мачо. Эннио тоже считает себя мачо, но без особых оснований. А тип, к которому принадлежит Филипп, некоторые женщины считают привлекательным. Она и сама считает его привлекательным, но это не дает ему права вторгаться в ее жизнь. Черта с два она скажет ему, почему бросила университет и сменила все планы на будущее! Справиться с ним можно только одним способом: сыграть на самолюбии. Пусть думает, что она считает его бесцеремонность проявлением галантности и высоко ценит, хотя эта галантность направлена не на то, на что нужно. Анджела откашлялась. — Послушай, я ценю твою заботу, но… — Какая улица? — Что? — На какой улице ты живешь? Я везу тебя домой. — Нет, — поспешно ответила она. — Ты везешь меня в «Кенгуру». — Ты назовешь мне адрес? Или хочешь, чтобы мы ездили по кругу, пока не кончится бензин? — Они остановились у светофора. — Выбирайте, леди. Леди… Он сказал это таким тоном, что слово превратилось в ругательство. Нет, нужно срочно что-то придумать… — Кажется, ты не понял, — сказала она, пытаясь сохранить хладнокровие. — Мне нужна эта работа. — У тебя за плечами несколько лет учебы на медицинском. — Он саркастически улыбнулся и нажал на педаль газа. — О да. Верно. Держу пари, тебе очень нужно разносить гамбургеры и жареную картошку. — Мне очень жаль, мисс Чанг, но у нас нет свободных вакансий для лиц с незаконченным высшим образованием, — злобно передразнила кого-то Анджела. — О'кей. Согласен, приличную работу найти трудно. Анджела откинулась на спинку сиденья и сложила руки на груди. — Да уж, — бесстрастно сказала она. — А стипендия? — Какая стипендия? — Берт Даррелл говорит… — Я получала стипендию. Когда посещала занятия от сих до сих. — А теперь? Надо же, как ловко он вытягивает из нее информацию! Анджела откинула прядь волос, упавшую на лоб. — А теперь разговор закончен, — ледяным тоном ответила она. Несколько секунд они молчали. Затем Филипп посмотрел на нее. — Я все еще жду. Где ты живешь? — Не твое дело. Сколько раз повторять? Отвези меня обратно в «Кенгуру». — Угу. Держу пари, твоему боссу это понравится. Он что, заставляет тебя работать по двенадцать часов в сутки? — Да. Эннио позволяет мне работать по полторы смены. — Просто принц, — саркастически бросил Филипп. — А он не заметил, что ты можешь в любой момент потерять сознание? Анджела чуть не рассмеялась. Эннио и представления не имеет, как она выглядит. Она — официантка, существо почти невидимое. Такое же, как пленка старого жира на гриле. Но говорить об этом Филиппу не имеет смысла. Как и обо всем остальном. Анджела приняла это решение несколько месяцев назад. Она могла постоять за себя. Так было всегда, за исключением той ночи. Как это могло случиться? Неужели жизнь ничему ее не научила? Некоторые матери учат девочек шить или готовить. А Анджелу мать учила жизни и знанию мужчин. В день первых месячных мать дала ей коробку тампонов и целую кучу советов. — Анджи, теперь ты женщина, — сказала она. — Мужчины будут смотреть на тебя, но не позволяй им подходить близко. Все они похожи на того сукина сына, который зачал тебя. Сунут тебе между ног, потом застегнут штаны и уйдут. Остальное — твоя проблема. Помни это, девочка. Ничто не длится вечно. А если ты надеешься, что будет по-другому, то останешься в дурах. Она помнила это, пока не увидела Филиппа. Как это вышло? Не потому ли, что мать забыла сказать ей самое важное: если при виде мужчины у тебя захватывает дух, ты теряешь способность соображать? Именно это с ней и случилось. От вида Филиппа у нее захватило дух. Чтобы пропасть, ей хватило одного взгляда. Он был таким красивым, таким веселым, таким умным… Достаточно было случайного соприкосновения рук, чтобы она ощутила удар тока, от которого плавились кости. Неважно. Что случилось, то случилось. Она не чета своей матери. Она не станет говорить едва знакомому мужчине правду, которая тому не понравится. Не станет умолять Филиппа поверить ей. Она знает, что получается, когда женщина по фамилии Чанг пытается сказать мужчине по фамилии Томлинсон о роли, которую он сыграл в трагедии ее собственного сочинения. Она сама во всем виновата. Нужно было бороться с собственным телом, а не млеть от его поцелуя. А когда, перед тем как раздеть ее, Филипп спросил, предохраняется ли она, нужно было ответить, что вообще-то она принимает таблетки для регулирования цикла, но в начале месяца этого не сделала, потому что болела гриппом. Анджела закрыла глаза. О да, нужно было помнить об этом. Но желание было слишком сильно. Прикосновения губ и рук Филиппа сводили ее с ума. Она забыла обо всем. Обо всем на свете… — Что ж, можно всю ночь ездить по городу. На свете есть занятия и похуже… Анджела открыла глаза. Они доехали до моста. «Кенгуру» остался далеко позади. Эннио уже наверняка звонил кому-то и договаривался о замене. — Это смешно, — резко сказала она. — Перестань. — Нет, — так же резко ответил Филипп. — Не перестану. В его тоне звучало предостережение, но Анджела не обратила на это внимания. Нужно еще немного продержаться, а потом он сдастся. Возвращаемся к плану А. Пусть мистер Мачо считает, что он победил. — Ладно, так и быть. Отвези меня домой, а потом сгинь с моих глаз. — Очаровательно. — Я и не пытаюсь быть очаровательной, мистер Томлинсон. Наоборот, пытаюсь от вас избавиться. Поезжайте назад и у первого светофора сверните направо. Он кивнул и сделал так, как она ему велела. Анджела перевела дух. Еще немного, и она вернется в «Кенгуру». Если не считать постоянных опозданий, она чертовски хорошая официантка. Эннио примет ее обратно. Обязан принять. Работа ей необходима. Иначе на что она будет растить ребенка? Ребенка, которого она будет любить. Не в пример собственной матери. Ребенка от Филиппа Томлинсона. 4 Филипп не поверил своим глазам. Черт побери, куда они заехали?! Дома, стоящие вдоль улицы, выглядят так, словно вот-вот рассыплются. Кучка плохо одетых подростков подпирает кирпичную стену, покрытую рисунками и надписями; шелудивый пес треплет рваный мешок с пищевыми отходами. — Ты здесь живешь? — Можешь остановиться в середине квартала. Что ж, ответ недвусмысленный. — Да, это явно не райский сад. — Именно поэтому я его и выбрала. Не хочу, чтобы меня беспокоили фотографы. Ее тон был таким же холодным, как и его собственный. Анджела все еще была бледна, но вздернутый подбородок говорил, что она частично восстановила самообладание. То же самое сделает и он, как только вытащит ее отсюда. Вот только стоит ли ее вытаскивать? Ее жизнь пошла под откос, ну и что? Она права. Это не его дело. И все же он должен помочь ей. Так же, как помогал другим студентам. Берт иногда звонил ему и просил подыскать место какому-нибудь выпускнику или устроить студента на временную работу. Уж для Анджелы он постарался бы. Филиппу требуется только одно: поговорить с ней и выяснить, в чем состоит ее проблема. Он подъехал к тротуару и остановился напротив четырехэтажного здания, выглядевшего немного лучше остальных. Но она не хочет, чтобы ей помогали. Она вообще ничего не хочет. Вот и отлично. Два человека, одна ночь. Не то воспоминание, чтобы заносить его в дневник. О'кей. Он посидит в машине и проследит за тем, чтобы она спокойно прошла мимо банды подростков и вошла в дом. Филипп потянулся к ручке двери. Ни один мужчина не позволит женщине идти в одиночку по такой улице. — Я провожу тебя. — В этом нет необходимости. — Есть. Эти парни не похожи на бойскаутов. — В самом деле? — Она так невинно опустила ресницы, что Филипп рассмеялся. На мгновение напряжение разрядилось. Ее губы сложились в улыбку, и он тут же вспомнил, какие они нежные и сладкие. Их взгляды встретились; оказалось, она тоже все помнит. Но тогда почему она не отвечала на его звонки? Филипп выпрыгнул из машины одновременно с Анджелой. — Я провожу тебя, — мрачно сказал он. — Но если ты опять будешь морочить мне голову, сцена в «Кенгуру» повторится. Анджела метнула на него злобный взгляд. Он не обратил на это внимания и повел ее по потрескавшимся цементным ступенькам, которые вели к парадному. Он хотел попросить у нее ключи, но вовремя опомнился. Зачем ключи, если на месте замка красуется дыра? — Не могу поверить, что ты живешь в таком месте, — грубо сказал он. Ее ответ был не менее грубым. — А я не могу поверить, что это твое дело. Опять, подумал он. Все, что касается Анджелы, не его дело. Но он приехал, чтобы получить ответы, и получит их. Анджела толкнула дверь, и тут Филипп схватил ее за плечи. — Ответь мне только на один вопрос, — резко сказал он. — Почему ты не отвечала на мои звонки? — Не видела в этом смысла. Мы оба знали, что больше никогда не увидимся. — Вот как? — Его тон снова стал насмешливым. — Это почему же? — Логический вывод. Ты живешь на востоке, я — на западе. Шансы встретиться равны… — А как же та ночь? Мы случайно встретились и залезли в стог сена, так? — Анджела вспыхнула, но Филиппа это не остановило. Он слишком долго сдерживал свой гнев. — Это твой стиль? Лечь с парнем в постель и забыть его на следующее утро? Лицо Анджелы залилось краской. Она занесла руку для пощечины, но Филипп успел поймать ее запястье. — Убирайся отсюда! — Сначала ответь на вопрос. — Не буду! — В ее глазах горел гнев. — Убирайся или я закричу! Филипп засмеялся. — И на твой крик сбегутся все добропорядочные соседи, да? — Он помрачнел и хлопнул ладонью по двери. — Поверьте мне, мисс Чанг: я тоже вижу вас в последний раз. Как только мы доберемся до вашей квартиры, я уйду. Анджела уставилась на него. Потом резко повернулась, вошла в узкий вестибюль, благоухавший капустой, мочой и дешевым вином, и начала подниматься по лестнице. Второй этаж. Третий. Она перевела дух только на площадке четвертого этажа и повернулась к нему. Лицо ее вновь стало бледным, а дыхание — частым. Филипп ощутил укол тревоги. — Ты в порядке? — В полном. Пора прощаться. — Наверно, тебе следует показаться врачу. — А тебе следует не лезть с советами. Ее тон был дерзким, но Филипп не позволил себя обмануть. Что-то здесь не так. Очень не так. Он прищурился и посмотрел ей в лицо. — Берт думает, что ты больна. Это правда? — Мое здоровье тебя не… — Не касается. Да, знаю. — Филипп посмотрел на поцарапанную, выщербленную дверь ее квартиры и почувствовал, что внутри что-то напряглось. Что она здесь делает? Ему нужны ответы. Куда более внятные, чем прежде. — Лестница у тебя крутая. Как насчет чашечки кофе на прощание? — Обойдешься. Губы Филиппа сжались в ниточку. — Я выпил бы стакан воды со льдом. Она скрестила руки на груди и приготовилась сказать «нет», но тут дверь соседней квартиры со скрипом открылась и на них уставилась какая-то женщина в грязной комбинации. — Ох, прошу прощения, — с улыбкой сказала она. — Я думала, это ко мне. — Дверь закрылась, но не до конца. Стало ясно, что их подслушивают. Анджела пробормотала что-то неразборчивое и полезла в карман за ключами. Когда дверь открылась, она сделала движение подбородком и Филипп вошел. Как только они оказались в прихожей, Анджела захлопнула дверь и подбоченилась. — Ладно… Что я должна сделать, чтобы избавиться от тебя? Что тебе нужно? — Я уже сказал. Стакан воды. Я запыхался. Анджела прищурилась. Неужели Филипп Томлинсон считает ее дурочкой? Запыхался! Подумаешь, каких-то четыре лестничных марша! Она все еще помнила его упругое тело, мускулистый живот, сильные руки и плечи. Он что-то задумал, но что именно? Анджела резко повернулась, быстро прошла на кухню и принесла стакан воды. Филипп стоял в комнате, осматривая облупившиеся стены, продавленную мебель и потертый линолеум. — Вот твоя вода. — Не получив ответа, она сунула ему стакан. — Если ты выпьешь ее и сейчас же уйдешь, я скажу тебе спасибо. — Почему? — Потому что у меня есть дела, вот почему. — Черт побери, Анджела! — Филипп попросил воды нарочно, чтобы получить возможность осмотреться и сказать себе, что все происходящее здесь его не касается. Он приехал, чтобы получить ответы, а вместо этого столкнулся с дюжиной новых вопросов. Нет, так просто он не уедет. — Отвечай немедленно. — Он стиснул ее плечи. — Я хочу знать, что ты делаешь в этой вонючей дыре. — Я здесь живу. Если тебе здесь не нравится, это… — Даррелл говорит, что ты бросила все. «Медицинское обозрение». Вакансию в клинике. — Он скривил рот. — Последний курс. А ради чего? Как можно жить в халупе, которая вот-вот рухнет? Работать до седьмого пота в такой забегаловке, как «Кенгуру»? — Пальцы Филиппа впились в ее плечи, и Анджела поморщилась. — Говори, черт возьми! Ты больна? Тебе нужны деньги? Скажи мне. Я помогу. — Я не нуждаюсь в твоей помощи. И терпеть не могу, когда вмешиваются в мои дела. Это моя жизнь. Я могу жить так, как… Филипп выругался и прижался губами к её губам. Он мечтал об этом несколько месяцев и хотел поцеловать ее даже сейчас, когда Анджела делала все, чтобы вызвать его гнев. — Нет! — выдохнула она и попыталась отстраниться, но он запустил пальцы в ее волосы и целовал до тех пор, пока Анджела не сдалась. Она всхлипнула, прижалась к нему, приоткрыла губы и обвила руками его шею. И все повторилось. Тот же невероятный жар. Желание хлынуло наружу, как лава из вулкана. Он желал ее так же, как желал в ту ночь. Ни одна женщина не вызывала у него такой страсти. — Анджела… — прошептал он. Она прошептала в ответ его имя, и поцелуй стал крепче. Разве можно было забыть эти сладкие губы? Он пил их так, словно умирал от жажды. Его рука спустилась по спине, погладила позвонки, скользнула под блузку и нашла упругую грудь. Когда Филипп взял ее в ладонь и кончиками пальцев провел по напрягшемуся соску, Анджела тихонько вздохнула, поднялась на цыпочки и прижалась к нему. Он опустил руку, растопырил пальцы и накрыл ладонью ее живот. Нежно округлившийся живот. Такой же круглый живот был у его невестки, когда Филипп приехал на виноградник, принадлежавший Джону и Грейс. Это было в первые месяцы ее беременности. — Не хочешь поздороваться с племянником? — спросила Грейс, взяла его руку и положила на свой живот… Филипп окаменел. Потом поднял голову и посмотрел в затуманившиеся глаза Анджелы. — О боже, — хрипло сказал он. — Ты не больна. Ты беременна. Анджела вскрикнула и вырвалась из его объятий. Господи, что она наделала? Лишилась рассудка, потеряла способность соображать. То же самое случилось с ней в ту ночь, когда она переспала с этим мужчиной. Забыла все. Все свои принципы. Правила, которые строго соблюдала до той поры. Но на сей раз все было куда хуже. Теперь она выдала тайну, которой не собиралась делиться с ним ни за что на свете. — Уходи, — срывающимся голосом пробормотала она. — Я уйду только тогда, когда получу ответ! — Филипп схватил ее за плечи и потряс. — Ты беременна? — Нет. Нет! — Не ври мне в глаза! Вот почему ты бросила университет. — Испуганный Филипп отпустил ее. Она бросила все ради минутного каприза. Ради желания переспать с мужчиной, который оказался слишком беспечным, чтобы… Когда это случилось? Он стиснул кулаки. Не потому ли она и убежала посреди ночи? Потому что ее ждал другой мужчина? Неужели даже тогда она принадлежала кому-то другому? — Кто он? — холодно и негромко спросил Филипп. — И где он? Почему он оставил тебя одну? Она впилась зубами в нижнюю губу и отвернулась от него. Хотя в душной комнате было жарко, Анджела дрожала. — Уходи, — шепотом сказала она. Филипп схватил ее за плечи и повернул лицом к себе. — Я прав, верно? Он предоставил расхлебывать кашу тебе одной. Этот человек знает, что ты бросила университет, что ты больна? — Я не больна, — гневно ответила Анджела. — Я беременна! И ни в чьей помощи не нуждаюсь! Сама справлюсь. — Он бросил тебя? — Бросил? — Анджела не то засмеялась, не то всхлипнула. Разве можно бросить женщину после одной ночи? Мать всегда называла случившееся с ней романом. Но Анджела была реалисткой. Одна ночь — это всего лишь секс. — Нет. Мужчина, который… Мужчина, с которым я переспала, не знает об этом. — Почему, черт возьми? — Я уже ответила. Потому что я справлюсь с этим одна. — Она вырвалась из его рук. — Филипп, говорю в последний раз. Это тебя не касается. Он открыл рот и тут же закрыл его. Она снова права. Это его не касается. Она беременна, она собирается сломать себе жизнь, ну и что? Он тут ни при чем. Если только… — Верно. Это меня не касается. — Его голос стал хриплым. — Остался последний вопрос. — Может быть, хватит? — В ту ночь ты ушла к нему? — На его подбородке забилась жилка. — Именно поэтому ты тайком выбралась из моей постели? Чтобы спать с ним? Это обвинение вонзилось в ее сердце как нож. Она не думала, а действовала. Анджела замахнулась и влепила ему пощечину, вложив в нее все скопившееся в душе отчаяние. От стен отразилось гулкое эхо. Голова Филиппа дернулась. Он выругался и заломил ей руку за спину. — Отвечай! Ты переспала с ним в ту же ночь? — Нет! — Сначала со мной. Потом с ним. С мужчиной, который ждал тебя. С твоим любовником. Ты оставила меня ради него. Твое тело еще хранило тепло моего тела, губы распухли от моих поцелуев… — У меня нет любовника. И никогда не было. Я вообще не спала с мужчиной до того… Она застонала и стиснула губы. Но было уже поздно. О боже, слишком поздно! Последовало молчание. В душной комнате тикали часы, отсчитывая секунды. Анджела отвернулась и закрыла глаза. Когда прошла целая вечность, Филипп хриплым шепотом произнес: — Хочешь сказать, что этот ребенок от меня? Еще можно солгать. Сказать, что она оговорилась или что ее неправильно поняли. — Анджела… — Филипп повернул ее лицом к себе. — Анджела… Посмотри на меня. Она покачала головой. Тогда он взял ее за подбородок и заставил поднять лицо. — Мне нужна правда, — негромко сказал он. — И ты скажешь ее. Либо здесь, либо в суде. Выбирай. Ты беременна от меня? Она знала, что Филипп не шутит. Угроза была реальная. У Анджелы свело живот. Именно этого она и боялась. И это случилось. Так какая разница? Едва Филипп узнает правду, как перестанет нести вздор о человеке, который заставил ее расхлебывать кашу в одиночку. И слава богу. Стоит ему понять, что Анджеле от него ничего не нужно, как он уйдет и оставит ее в покое. — Отвечай! — рявкнул Филипп. — Это мой ребенок? Анджела сделала глубокий вдох и сказала: — Да. Отличительной чертой семейства Томлинсонов было то, что братья и сестры росли вместе и знали друг друга почти так же, как себя самих". Хотя почему «почти»? — думал Филипп, сидевший напротив Грега в сиднейском ресторане. Например, Джон и Грег знают меня лучше, чем я себя сам. Было приятно сидеть с братьями в баре, рассматривать женщин и оценивать их по шкале СРМ. Правда, Джон больше в такие игры не играл, но было время, когда стоило женщине пройти мимо их столика, как братья смотрели друг на друга, оценивая ее воздействие на их либидо. Однако бывали мгновения, когда один из них меньше всего на свете хотел, чтобы кто-нибудь видел его насквозь. В данный момент Грег изо всех сил старался понять, что происходит в мозгу Филиппа. Об этом говорил блеск его глаз. Пока ему не удалось докопаться до истины, но лишь потому, что факты были слишком невероятными. Поэтому Грег пытался развеселить брата и рассказывал какую-то историю. Грег обладал хорошо подвешенным языком и чувством юмора; это означало, что рассказ будет и занимательным, и смешным. Конечно, если слушатель находится в нужном настроении. Но такого настроения у Филиппа не было. Да и откуда ему было взяться? Его жизнь больше никогда не будет прежней. Он все еще пытался осмыслить происшедшее. Но сомневался, что это ему удастся. Анджела Чанг беременна. Нет. Можно подумать, что она сделала это сама. Ничего подобного. Как гласит старая поговорка, для этого нужны двое. Он заставил Анджелу забеременеть. Забеременеть! Черт побери, как он позволил этому случиться?! Филипп спал с множеством женщин и всегда пользовался презервативом. За исключением старых связей, когда хорошо знал свою любовницу и был уверен, что та применяет собственные средства. Это диктовалось простым здравым смыслом. Он сделал глоток холодного эля. Что случилось в ту ночь? Куда исчез его здравый смысл? Стоило ему увидеть Анджелу, как ум тут же зашел за разум. Но это не оправдание. Ему не семнадцать лет, когда человеком верховодят гормоны… — …И тут принц сказал: «О'кей, Томлинсон. По рукам. Я ставлю на кон мой «мазератти». — Грег усмехнулся. — Догадываешься, что я ему ответил? Филипп посмотрел на брата. О чем тот говорит? Что делать? Может быть, улыбнуться и пожать плечами? — Понятия не имею, — весело сказал он. Прием сработал. Грег кивнул и продолжил рассказ. А Филипп снова подумал о Анджеле. Он никогда не ложился в постель так быстро. Раньше Филипп свысока смотрел на профессоров и практикующих врачей, путавшихся со студентками; это было слишком легко и просто. А тут… Он не успел опомниться, как Анджела оказалась в его объятиях. По дороге от автостоянки к номеру гостиницы Филипп спросил, принимает ли она таблетки. Или что-то в этом роде. Тогда его мозги еще работали. Она сказала «да», и он подумал… он подумал… Ни о чем он больше не думал. Дело зашло слишком далеко. Их губы слились, тела горели огнем. Когда Филипп раздевал Анджелу, целовал ее нежные округлые груди и раздвигал золотистые бедра, его сердце стучало как сумасшедшее. — Филипп, что с тобой? Он заморгал. Грег пристально следил за ним. Голубые глаза брата напоминали два лазера. — Ничего. Все в порядке. — Секунду назад мне казалось, что это не так. — Все в порядке, малыш. Ей-богу. — Филипп откашлялся и сделал вид, что осматривает ресторан. — Где официант? Пора подавать следующее блюдо. Грег кивнул. — Хорошая мысль. — Так, значит, принц поставил на кон свою машину и… — Нет. Я сказал, что он предложил поставить ее на кон. — Грег прищурился. — Братец, ты меня не слушал. — Конечно, слушал. Этот малый, с которым вы играли, хотел поставить на кон свой… э-э… «порше». — Не «порше», а «мазератти». — Верно. «Мазератти». А ты сказал… — Что я сказал? Блестяще. Они договорились об этом обеде несколько недель назад, когда брат позвонил и сообщил, что прилетит в Сидней по делам. А вместо обеда получился пшик. Будь у него такая возможность, Филипп отказался бы от встречи. Но это вызвало бы целую лавину неудобных вопросов. — Валяй, братец, — лениво протянул Грег. — Если ответишь правильно, за обед плачу я. Так что я сказал? Филипп мысленно бросил монету и ринулся напролом. — Ты сказал «нет». — Я был прав. Ты меня не слушал. С таким же успехом ты мог находиться на другой планете. — Прошу прощения. Я не подозревал, что это заденет твое самолюбие. — Не бери в голову, Филипп. Что-то случилось. И я хочу знать, что именно. — Ничего. Обычная запарка на работе… — Сделай еще одну попытку. — Что мне сделать? Вспомнить детство и сказать: лопни мои глаза, если вру? — Все равно не поверю. Кончай, Филипп. Вранье не поможет. Я вижу тебя насквозь. — Если так, ты должен видеть, что все в порядке. — И поэтому у тебя такое выражение лица, словно завтра наступит конец света? Филипп коротко рассмеялся. — Ну, не завтра, но скоро. — Если понадобится, я снова сделаю тебе двойной нельсон и вывихну плечо. — Тебя подводит память. Все было наоборот. Грег сверкнул зубами. — Точно. Но сначала я уронил тебе на ногу что-то тяжелое. Ма чуть не убила нас обоих. Ты хромал, а я нянчил больную руку… Фил, ты же знаешь, что мне можно рассказать все. Неужели так скверно? Филипп проглотил комок в горле. — Да, — несколько секунд спустя сказал он. — Догадываюсь. Ты сделал неудачную операцию. — Если бы… — Он сделал глубокий вдох и посмотрел Грегу в глаза. — Я обрюхатил женщину. У Грега отвисла челюсть. — Что? Филипп посмотрел на брата, а потом повернулся в кресле. — Где этот чертов официант? Грег молча встал, пошел к бару и через две минуты вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами. — Тут не разрешают распивать свое, — почему-то пробормотал Филипп. — Ничего, разрешат, — проворчал Грег и наполнил стаканы. Потом сделал глоток и показал на второй стакан. — Выпей. А потом скажи, что я не ослышался. Филипп кивнул, выплеснул виски в рот, утерся рукой и посмотрел на брата. — Одна женщина беременна, и виноват в этом я. — Ты уверен? Филипп кивнул. — Просто иногда женщины говорят неправду. — Я уверен, — мрачно сказал Филипп. — Помнишь, как Грейс выглядела в первые месяцы беременности? Бледная, глаза ввалившиеся, тошнота по утрам и изнеможение весь день… Тут то же самое. Плюс живот, который раньше был плоским, а теперь… — Ради бога, речь не о том. Я спрашиваю, уверен ли ты, что это твой ребенок. — Почти наверняка. — Почти? Черт побери, что это значит? Она говорит тебе: я собираюсь стать мамочкой, а ты — папочкой? И ты ей веришь? — Все было не так. — Ты провел тест на отцовство? — Да. — Филипп вспомнил выражение лица Анджелы в тот момент, когда он потребовал экспертизы. Она сказала, что это ни к чему, потому что ничего от него не требует. А он ответил, что это решать не ей. — Результат будет завтра. — И тогда ты будешь знать наверняка? — Да, наверняка. — А пока что считаешь так, потому что дама… — Потому что по срокам все совпадает. Грег откинулся на спинку кресла. — И когда она сказала тебе об этом? Филипп вновь сделал глоток бурбона. — Две недели назад. — Он допил бурбон и потянулся за бутылкой. — Как это случилось? Не смейся, черт побери! Ты знаешь, что я имею в виду. — Если бы я знал… Я… просто я потерял голову. — Настолько, чтобы забыть про презерватив? — Слушай, малыш, ты задал мне вопрос. Хочешь услышать ответ или нет? — У Филиппа опустились уголки рта. — Извини. Вопрос вполне разумный. Просто я слегка взвинчен. — Она ничем не пользовалась? Не принимала таблетки? — Тогда сказала, что принимает, но потом выяснилось, что там был перерыв в несколько дней… А что? — Послушай сам, что ты говоришь. Ты потерял голову. Она сказала, что пользовалась таблетками, но на самом деле этого не делала. — Грег прищурился. — Похоже, она заранее расставила на тебя силки. У Филиппа напрягся подбородок. — Я так не думаю. — А я думаю. Когда ты переспал с ней? — Несколько месяцев назад. Когда летал в Перт. — И?.. — Что «и»? — И все это время она ни с кем не встречалась, кроме тебя? Ты — единственный мужчина, с которым она спала все эти три месяца? — Четыре месяца. Мы провели вместе только один уикенд. Точнее, одну ночь. Брат поднял брови. — Ты взял ее с улицы? — Нет. Она студентка. Точнее, была студенткой выпускного курса. И моей помощницей на этот уикенд. — Прошу прощения, — саркастически сказал Грег. — Ты познакомился с этой потаскушкой… Челюсть Филиппа напряглась еще сильнее. — Не называй ее так. Он снова потянулся за бутылкой, но Грег схватил ее первым, завинтил крышку и отставил в сторону. — Хватит с тебя этого пойла. Ты и так пьян. Что с тобой? Ты должен был научиться видеть мошенниц за милю. — Знаешь что? — негромко сказал Филипп. — Давай закончим этот разговор. — Почему? Правда глаза колет? — В глазах Грега загорелся гнев. — Признайся, что ты встретил умную потаскушку и… — Выбирай выражения, — холодно предупредил Филипп. Грег недовольно покачал головой. — Надо отдать даме должное: она хорошо знает свое дело. Запудрила тебе мозги, а теперь говорит, что… Филипп схватил брата за грудки и подтащил к себе. — Я уже сказал: выбирай выражения. Или слов тебе недостаточно? — Отпусти, — вполголоса ответил Грег. — Иначе мы оба будем жалеть об этом. Какое-то мгновение братья смотрели друг на друга. Тишину нарушало только их хриплое дыхание. Потом Филипп отпустил Грега и откинулся на спинку кресла. — Черт побери! Извини… — Ладно. — Просто… Анджела и не собиралась сообщать мне о случившемся. Если бы я не стал ее искать… — Филипп покачал головой. — Не могу понять эту женщину. У нее нет денег, она была вынуждена бросить университет, работает на износ в ресторане, который похож на ночной кошмар эпидемиолога, переехала в дом, от которого мурашки бегут по коже, и настаивает на том, что ей ничего от меня не нужно. — Кто его знает… Может быть, она думает, что таким способом сдерет с тебя больше. — Грег поджал губы. — Ладно, проехали… Просто я хочу убедиться, что ты решишь эту проблему, пока не стало слишком поздно. Я так понимаю, что дама собирается рожать. — Да. — А ты? Допустим, это твой ребенок. Чего хочешь ты? Чтобы рядом бегал малыш с твоими генами? — Иными словами, хочу ли я, чтобы она… — Филипп стиснул зубы. — Вопрос риторический. Лично я пока не знаю, что и думать, но решение принимать не мне. — Он помолчал, посмотрел в пустой стакан, а затем поднял глаза. — Раньше я мечтал, что через несколько лет найду подходящую женщину и заведу семью. — А теперь? — А теперь… Ну… если это действительно мой ребенок… — Если? Рад слышать. Это прогресс. — Если это так, то я буду помогать ему материально. И Анджеле тоже. Грег шумно выдохнул. — Слава богу… Я думал, ты скажешь, что женишься на ней. — На Анджеле? Ни в коем случае. Мы едва знакомы. Я живу здесь, она там… С какой стати мне жениться на ней? — Кто знает? Может быть, из ложно понятого чувства долга. Тревоги за то, как она воспитает ребенка. — Грег улыбнулся, пытаясь разрядить напряжение. — Похоже, ты не совсем рехнулся. Принять ответственность за случившееся — это одно, а привязать себе камень на шею и прыгнуть с моста — совсем другое. — Что ты хочешь этим сказать? — То, что в случае положительного результата анализа ты можешь принять на себя ответственность, не становясь при этом мужем и отцом. — Нет, — ответил Филипп, — такая опасность мне не угрожает. Грег вздохнул с облегчением. — Рад слышать. Держи меня в курсе, ладно? А если тебе понадобится совет… — Я позвоню. Наступила пауза. Затем Грег откашлялся. — Эй, — бодро сказал он, — я рассказывал тебе о светловолосой шведке, с которой познакомился в Монте-Карло? Филипп усмехнулся. — Почему тебя так тянет к скандинавским блондинкам? — Что я могу сказать? К хорошему привыкаешь быстро. Братья засмеялись, и, когда Грег начал очередной рассказ, Филипп слушал его внимательно. Однако продолжал думать о предыдущих словах брата. Можно принять на себя ответственность, не становясь при этом мужем и отцом. Ответственность, определенная по решению суда или принятая на себя добровольно, — это обычный выход из таких ситуаций. Холодный ум хирурга уже готовил почву для такого решения. Он даст согласие на то, чтобы в свидетельство о рождении вписали его имя. И позаботится о том, чтобы алименты покрывали не только прожиточный минимум, но и обеспечивали ребенку относительно безбедную жизнь. Оставалась только одна проблема. Грег сказал, что можно поступить правильно, не становясь при этом мужем и отцом, но Грег ошибся. По крайней мере, в одном. Не стать отцом невозможно. Филипп стал отцом автоматически. В тот день, когда его семя оплодотворило Анджелу. 5 Анджела закрыла дверь за посыльным, прислонилась к ней спиной и уставилась на принесенный конверт. На конверте красовался обратный адрес, набранный крупными красными и синими буквами. Но она и так знала, что находится внутри. Никто не присылал ей официальных заказных писем. Во всяком случае, с тех пор как Анджела ушла из университета и отказалась от стипендии, позволявшей ей платить за жилье, еду и учебу. Анджела проглотила комок в горле. Результат экспертизы ДНК на отцовство. Почему она так нервничает, если все ясно заранее? Потому что теперь это будет знать и Филипп. Он не поверил, когда она сказала, что это его ребенок. Впрочем, осуждать его не приходится. С какой стати мужчина будет верить женщине, которая легла с ним в постель, не зная ничего, кроме его имени? И все же она не могла понять причины его поведения. Он ничего ей не должен. Она сказала ему об этом, когда он, выяснивший, чем закончилась их… их встреча, опомнился от шока. Она не хотела ничего. И ясно дала это понять. — Догадываюсь, что ты собираешься рожать, — сказал он. Анджела посмотрела на него как на ненормального. Неужели она бросила все, чего добилась тяжелым трудом, ради того, чтобы избавиться от ребенка? — Да, — спокойно сказала она. — Собираюсь. И тут он заявил, что хочет увидеть доказательства своего отцовства. — Для чего? — спросила она. Теперь уже Филипп посмотрел на нее как на ненормальную. — Чтобы я мог сделать соответствующие распоряжения. Анджела миновала крошечную гостиную, прошла на кухню, положила нераспечатанный конверт на стол и наполнила чайник. И наконец-то поняла, что он собирается сделать. Выписать ей чек и попросить подписать документ, освобождающий его от всех дальнейших обязательств. Она поставила чайник на плиту, включила горелку и задумалась. Что ж, по сравнению с ее матерью это был шаг вперед. По крайней мере Филипп признавал, что сделал ей ребенка. Неделю назад, когда она делала пункцию плодного пузыря для анализа ДНК, выяснилось, что это мальчик. У ее сына не будет отца, так же как его нет у самой Анджелы. Однако, когда мальчик подрастет, можно будет сказать ему, что его биологический отец пытался поступить справедливо. Но она не примет его помощи. Она не станет подписывать дурацкий документ, который обязательно составит Филипп. Ей ничего от него не нужно. Если Филипп не верит ей, это его проблема. Пару дней назад она получила расчет, однако в конце концов Эннио согласился взять ее снова. Но даже если бы он не согласился, она все равно не взяла бы у Филиппа ни гроша. Если бы Анджела подписала документ, отнимающий у ребенка право знать собственного отца, да еще согласилась взять за это деньги, она чувствовала бы себя последней тварью. — Речь не о тебе, малыш, — нежно сказала она, положив руку на живот. — Речь обо мне. Когда она решила рожать, то почувствовала тесную связь со своим ребенком. Мой сын. Я буду любить его так, как никогда не любили меня, и сделаю все, чтобы он был счастлив… Чайник засвистел. Наконец-то. Но, когда Анджела посмотрела на плиту, выяснилось, что он даже не нагрелся как следует. Это был звонок в дверь. Странно… Сначала посыльный с заказным письмом, а кто теперь? Водопроводчик, пришедший ремонтировать бачок, который течет уже несколько дней? Соседка снизу, явившаяся пожаловаться на постоянный шум воды? Анджела вздохнула, пригладила волосы, открыла замок, но оставила цепочку, приоткрыла дверь… и ощутила холодок под ложечкой. — Филипп? Что за дурацкий вопрос?! Конечно, это Филипп. Разве его можно с кем-то спутать? Тот же рост. Те же широкие плечи. Те же синие глаза. Те же сухие твердые губы, когда-то так страстно целовавшие ее… — Филипп, что ты здесь делаешь? — Открой дверь, Анджела. — В прошлый раз мы сказали друг другу все, что следовало. — Хочешь говорить о ребенке через дверь? Ладно. Тогда подожди минутку. Сейчас я позвоню соседке. Не сомневаюсь, что ей захочется услышать каждое слово. Анджела сняла цепочку и распахнула дверь. Филипп прошел в прихожую. На нем был деловой темно-серый костюм, белая рубашка и синий галстук. В руках он держал лоснящийся кожаный дипломат. Адвокат, готовый выполнить все требования клиента, подумала она и вздернула подбородок. — Ты ошибаешься, Филипп. Нам не о чем говорить. — Закрой дверь. В глазах Анджелы вспыхнул гнев. Дверь со стуком захлопнулась. — Что прикажешь еще? — Анджела, нам есть о. чем говорить. О вещах, которые не касаются никого, кроме нас. Нас… Нет никакого «нас»! Она позволила себе помечтать о «нас» только однажды. Несколько месяцев назад, когда поняла, что беременна. Чайник засвистел. Анджела устремилась на кухню и услышала за спиной шаги. Она не хотела смотреть на него, не хотела видеть, каким станет его лицо, когда он предложит ей деньги, и пыталась выиграть время. Она достала кружку, положила в нее пакетик с заваркой и залила кипятком. Когда она наконец обернулась, выяснилось, что Филипп осматривает нераспечатанный конверт, лежащий на столе. — Я вижу, ты получила результат анализа. Она пожала плечами. Он посмотрел ей в глаза. — Но не удосужилась ознакомиться с ним. — Нет смысла. Я и так его знаю. — Теперь я тоже это знаю. Благодаря звонку в лабораторию. — Ты удивлен? — Она пыталась придерживаться саркастического тона, но голос ее дрогнул. — Неужели ты действительно думал, что я могу солгать в таком важном деле? — Я часто сталкивался с тем, во что невозможно поверить. Конечно, он прав. Она сделала глубокий вдох. — Зачем ты приехал? Филипп выдвинул стул. — Сядь. Это ее дом, а он предлагает ей сесть! Анджела разозлилась. — Спасибо, постою. — Стоять придется долго, — ответил он и поставил дипломат на стол. Контраст мягкой черной кожи и поцарапанного соснового дерева был пугающим. — Не думаю. — Анджела поставила кружку и сунула руки в карманы брюк. Это была последняя вещь из ее гардероба, которую еще можно было носить. — Я знаю, зачем ты приехал. Он поднял бровь. — Серьезно? — Серьезно. — Анджела откашлялась. Почему она чувствует себя так, словно находится в суде? Разве можно отдаться едва знакомому мужчине, забыв обо всем на свете, а потом стоять на кухне и смотреть на него так, словно он твой враг? — Ты хочешь сделать то, что кажется тебе правильным. На его щеке задергался мускул. — Да, хочу. — Иными словами, собираешься предложить мне деньги. Филипп сложил руки на груди. — Продолжай. — И хочешь попросить меня подписать документ, в котором говорится, что я приняла такую-то сумму в обмен на освобождение от всех будущих обязательств. И так далее и тому подобное. — Тому подобного будет очень много, — ответил он. С виду это была шутка, но ледяной тон Филиппа говорил об обратном. Анджела ощутила дурное предчувствие. — Конечно, мы оба знаем, что, какой бы документ я ни подписала, он не будет стоить бумаги, на которой напечатан, — холодно сказала она. — Ты права. — Я могу в любое время обратиться к судье и сказать, что совершила ошибку, согласившись на то, что ты собираешься мне предложить. Что мне нужно больше денег или что у меня не было возможности посоветоваться со своим адвокатом. — Опять верно. Анджела прищурилась. — Я говорю это только с одной целью. Чтобы ты не слишком расстраивался, когда услышишь, что я ничего подписывать не собираюсь. — Отлично, — чуть ли не промурлыкал он. — Кроме того, я не собираюсь ничего принимать. Я уже говорила. Мне ничего от тебя не нужно. — А как быть с именем отца в свидетельстве о рождении моего сына? Оно тебе тоже не нужно? Анджела уставилась на него во все глаза. Что случилось? Как безличное «ребенок» превратилось в словосочетание «мой сын»? — Отвечай, — резко сказал он и сделал шаг вперед. — Ты уже все спланировала. Но при этом не учла, чего хочу я. — Я… я… Если хочешь, в свидетельстве о рождении будет значиться твое имя. С какой стати моему ребенку считаться… — Незаконнорожденным, — холодно закончил Филипп. — Вот слово, которое ты ищешь. А с какой стати ему расти в бедности? — Бедность не порок! — Ты не думаешь, что этот ребенок заслуживает большего? Хорошей школы? Дома, который не выглядит так, словно побывал под бомбежкой? По-твоему, его должна растить мать, работающая с утра до ночи и тем не менее не способная свести концы с концами? Догадываюсь, что ты сумела вернуться на работу в свой «Кенгуру». Он улыбался, но эта улыбка больше напоминала волчий оскал. Конечно, Филипп прав, но признавать это не следует. — У меня есть план, — сдавленно сказала она. — Да ну? Он издевается над ней. Анджела знала, что не должна обращать на это внимание, но он ранит ее гордость, а ничего другого у нее нет. — Я не собираюсь вечно обслуживать столики. Как только встану на ноги, закончу образование. — И когда это случится? Лет через пять? Десять? — Какая разница? Годом раньше, годом позже… — Конечно, — кивнул он. — А как до тех пор будет жить мой сын? — Ты говоришь так, словно мой ребенок принадлежит тебе. Опять эта волчья улыбка! Не успела Анджела опомниться, как Филипп заломил ей руку за спину. — Этот ребенок принадлежит мне так же, как и тебе. — Нет! Ни за что! Будь ты проклят! — За что ты меня ненавидишь? Да, ты беременна, но твоей вины в этом не меньше, чем моей. — Отпусти! Отпусти меня! — В ту ночь, когда мы занимались любовью, ты меня не ненавидела, ты меня любила. — Это была не любовь, а… Это было неправильно. Это было… — То, чего хотели мы оба. И ты прекрасно это знаешь. Она попыталась отвернуться, чтобы не видеть его сердитого лица, но Филипп схватил ее за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. — В ту ночь ты умирала от любви ко мне. Не могла насытиться моими прикосновениями и поцелуями, — решительно сказал он и прильнул к ее губам. Она боролась, пока хватало сил. Укусила его за губу, ударила кулаком в грудь, но Филипп продолжал целовать ее… Наконец Анджела сдалась и со вздохом раздвинула губы. Действуй! — подсказывало ему разгоряченное тело. Возьми ее на руки, отнеси в спальню и трахни. Так же, как той ночью… Филипп отпрянул, опустил руку и втянул воздух в горевшие легкие, продолжая следить за Анджелой. Она зашаталась и оперлась о стол. Они долго молчали и смотрели друг на друга, пока Анджела не отвернулась. — Ладно, — хрипло сказала она. — Я подпишу все, что ты хочешь. И даже возьму чек, чтобы ты мог уйти отсюда со спокойной совестью. Но, клянусь тебе, порву все, едва ты… — Нет. Это слово прозвучало как удар хлыста. Она тут же повернулась к нему. — Но ты сказал… — Это ты сказала. Никогда не говори мужчине, будто ты заранее знаешь, что он скажет. Ошибешься в девяти случаях из десяти. Она смотрела Филиппу в глаза и пыталась понять смысл его слов. Она знала, что за этим кроется нечто страшное. Кожей чувствовала. — Но тогда зачем ты приехал? Он хищно улыбнулся, и она поняла, что запомнит эту улыбку навсегда. — Я приехал сказать тебе, что будет дальше, — почти нежно произнес он. — Что… что будет дальше? Филипп кивнул. После обеда с Грегом он думал об этом тысячу раз, сочинял план, обдумывал его, улучшал… И наконец пришел к выводу, что решение, к которому они пришли, было неправильным. Нравится ему это или нет, но ребенок, зревший в утробе Анджелы Чанг, его ребенок. Нравится ему это или нет, но он, Филипп, отвечает не только за зачатие, но и за жизнь этого ребенка. Нравится ему это или нет, но вчера поздно вечером он пришел к единственно возможному решению. — Дальше будет вот что… — медленно сказал он, не сводя глаз с лица Анджелы. — Ты станешь моей женой. Женой… Женой? Неужели Филипп думает, что она согласится? Это настолько абсурдно, что она чуть не засмеялась. Но выражение его глаз говорило, что это вовсе не шутка. — Ну? — спросил он. — Никакой реакции? Это на тебя не похоже. У тебя всегда есть что сказать. Господи, как же он самодоволен! Как уверен в себе! Может быть, ждет, что благодарная публика упадет ему в ноги? Или начнет аплодировать принесенной им жертве? Связать себя с человеком, которому она не нужна? Только ради того, чтобы он мог очистить свою совесть? Ну это он надолго запомнит! Анджела небрежно усмехнулась, как будто знала об этом предложении заранее. — Спасибо, — вежливо сказала она. — Но меня это не интересует. — Не интересует. — Филипп улыбнулся одними губами. — Тебя не интересует! — Верно. Предложение щедрое, но… — Это не щедрость, а элементарная логика. Мой сын незаконнорожденным не будет. Анджела знала, что Филипп использует это слово, чтобы запугать ее. Но она не из пугливых. Тут она могла бы потягаться с Филиппом Томлинсоном. — Устаревшая концепция, — спокойно ответила она. — В твоем мире — возможно. В моем — нет. — Ах да, конечно… В высшем обществе все по-другому. Я постоянно забываю об этом. Но я уже сказала: если это так много для тебя значит, я впишу твое имя в его свидетельство о рождении. — Если это так много для меня значит? — Филипп прищурился. — Когда мой сын подрастет и начнет задавать вопросы, это будет значить для него еще больше. Ты не думаешь, что он захочет узнать своего отца? Он прав. Следует признать это. Но не успела Анджела открыть рот, как Филипп продолжил: — Тебе не приходило в голову, что он когда-нибудь вырастет? Что ты скажешь мальчику, когда он спросит, кто его отец? В самом деле, что? Анджелу так волнуют ближайшие месяцы, что ей не до предстоящих лет. Ясно только одно: она не последует примеру матери, обвиняющей весь мир и жалующейся на жизнь. — Я об этом не… — Не думала, — закончил Филипп. — Я в этом не сомневался. — Скажу что-нибудь, — упрямо ответила Анджела. — Впереди еще уйма времени. Филипп посмотрел ей в глаза. — Тебе ничего не придется говорить, потому что такого вопроса он не задаст. Он будет знать, что его отец я. С самого начала. — Не может быть, чтобы ты говорил серьезно. Мы ничего не знаем друг о друге. — Мы знали друг о друге достаточно, чтобы зачать ребенка. Помнишь? Помнит ли она? Сколько ночей она провела без сна, пытаясь забыть это? — Филипп, дети не дураки. Мой сын… — Наш сын, — холодно поправил он. — Если ты будешь появляться лишь время от времени, это только собьет его с толку. Я верю, что сейчас ты хочешь этого, но по прошествии времени… — Разве я сказал, что буду появляться время от времени? — Не может быть, что ты имел в виду настоящий брак… — Два человека живут вместе. По вечерам обедают за одним столом. Вместе воспитывают ребенка. Если ты называешь это настоящим браком, то ты чертовски права. Именно это я и имею в виду. — Ничего не выйдет. Это невозможно, — с отчаянием сказала Анджела. — Я не хочу… — До твоих желаний мне нет никакого дела. Я говорю о том, что лучше для нашего ребенка. — Филипп отвернулся, сбросил пиджак, повесил его на спинку стула, развязал галстук, расстегнул воротник и манжеты. В этой конуре жарко, как в преддверии ада. Гнев не мешал ей видеть сильную загорелую шею, поросшие волосами мускулистые предплечья, и вспоминать то, что ей вспоминать не хотелось. Анджела повернулась к нему спиной, поставила кружку в раковину и пошла в гостиную. Там было еще жарче, чем на кухне, а старая разномастная мебель заставляла человека чувствовать, что он попал в ловушку. — Послушай, — лаконично сказала она, — я ценю то, что ты пытаешься сделать, но в этом нет необходимости. — Анджела, ты понятия не имеешь, что я пытаюсь сделать. Она уловила разницу в выборе слов, но велела себе не обращать на это внимания. Он просто сбивает ее с толку. — Филипп, честное слово, я не… — Ты тут ни при чем, — отрубил он. — И я тоже. Речь идет о нашем ребенке. Филипп положил руку на ее живот. Анджела затаила дыхание и замерла, на мгновение представив себе, что Филипп держит на руках беспомощного малыша. — Черта с два я позволю так растить моего сына! — продолжил он. — Как это «так»? — Анджела отстранилась и попыталась взять себя в руки. — По-твоему, я не гожусь на то, чтобы растить своего собственного ребенка? — Нашего ребенка. Я не говорю, что ты не годишься в матери. Речь идет об уровне жизни, который ты сможешь ему обеспечить. — У него будет все самое лучшее. Бедность не всегда сказывается на детях, — ответила она, пытаясь не морщиться. Боже, какое лицемерие! Да, бедность не мешает детям мечтать, но, когда денег хватает только на еду, это ужасно. Зачем она это говорит? В глубине души Анджела знала, что Филипп поступает правильно. Он хочет взять на себя полную ответственность за ребенка. Почему же она отказывается? Почему? Потому что она сама заварила эту кашу. И не хочет, чтобы кто-то помогал ее расхлебывать. Она не нуждается в Филиппе Томлинсоне, не хочет его… Лжешь! — издевательски сказал ей внутренний голос. Лжешь, лжешь, лжешь! Анджела не сводила глаз с Филиппа. Ее тело горело пламенем. А Филипп следил за ней с таким видом, словно читал мысли. Она судорожно вздохнула и отвернулась. Нужно срочно избавиться от него, иначе она скажет и сделает то, о чем потом будет жалеть. — Спасибо за предложение, — вежливо сказала она, — но о браке не может быть и речи. Нам больше не о чем разговаривать. Сделай одолжение, уйди, пожалуйста. — Если я уйду, это доставит тебе удовольствие, правда? — Филипп схватил ее за плечо. — Может быть, ты даже сумеешь сделать вид, что никогда не спала со мной? Анджела горько улыбнулась. — Поздно. — Да уж, — сквозь зубы процедил он. — Но не слишком поздно, чтобы получить кое-какие ответы. — Ты уже получил ответ на все вопросы. Я не хочу выходить за тебя замуж. Вот и все. — Черта с два! — Лицо Филиппа потемнело от гнева. — Почему ты не позвонила мне и не сказала, что беременна? — Прекрасная мысль, — иронически ответила она. — Хорошая была бы беседа. Привет, это Анджела Чанг. Помнишь меня? Я та женщина, которую ты… — Не болтай чепухи. Ты знала, что я помню тебя. После того уикенда я звонил тебе десять раз, но ты ни разу не ответила. — Занята была. Для этого и существует автоответчик. — О да, автоответчик. — Он снова насмешливо оскалился. — А сообщения ты прослушиваешь? Анджела уставилась на него. Знал бы Филипп, сколько раз она слушала эти сообщения! Иногда она это делала только для того, чтобы послушать его голос… Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чего он хочет и почему звонит. Она оказалась легкой добычей. Жить с этим знанием было тяжело, но, если бы Филипп понял, что она его не забыла, ей было бы в сто раз тяжелее. Для такого человека, как он, пересечь всю страну и прилететь на уикенд не проблема. Он прилетит, она снова рухнет с ним в постель и потеряет остатки самоуважения. На свете существовало только одно, еще большее унижение: позвонить и сказать ему, что она беременна. — Ну? Я все еще жду ответа. Почему ты не отвечала на мои звонки? — Неправда. Ты спросил, почему я не сообщила, что беременна. Пойдем от противного. Предположим, что я это сделала. Что бы ты мне сказал? — То же самое, что говорю сейчас. Что я отвечаю за этого ребенка так же, как и ты. — А ты ничего не путаешь? — Голос Анджелы дрогнул, но она запретила себе плакать. — Что ты сказал мне первым делом? «Анджела, с кем ты спала все это время?» А потом потребовал сделать анализ ДНК. Глаза Филиппа сузились. — Да, черт побери, так и было! Женщина говорит мужчине, с которым переспала всего один раз, что она беременна от него, а он не имеет права задавать вопросы? Нет, подумала она. Если бы эта ночь значила для тебя столько же, сколько она значила для меня, ты бы их не задавал. От этой мысли у Анджелы подкосились ноги. Она вырвалась и села на стул с прямой спинкой, стоявший у окна. — Ладно, — ровно сказала она. — Признаю, что ты имеешь право интересоваться моим ребенком. — Браво! — насмешливо бросил Филипп. — И что связь с отцом может пойти ему на пользу. — Еще раз браво. Дальше. Анджела сцепила руки и положила их на колени. — Я согласна признать тебя отцом моего ребенка. Но твои деньги мне не нужны. А фиктивный брак, с помощью которого ты хочешь загладить свою вину, тем более. — Ты всерьез думаешь, что речь идет о чувстве вины? — Нет, — любезно ответила она. — Я думаю, что в тебе внезапно проснулся отцовский инстинкт. — Она вдруг вскочила и выпалила: — Конечно, чувство вины! А как, по-твоему, это называется? — Чувство ответственности, — холодно ответил он. — За свои действия. Или эта концепция выше твоего понимания? Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Сжать кулак и как следует стукнуть его. Она обвела взглядом жалкое жилье, в которое переехала, чтобы сэкономить деньги на ребенка, и невесело рассмеялась. — Когда я обнаружила, что беременна, то начала обдумывать варианты. Аборт. Отдача на усыновление. Разумные, здравые решения, которые кажутся мудрыми до тех пор, пока в тебе не зародилось живое существо. И я поняла, что и то и другое неправильно. — Ага… — Тон Филиппа стал еще более язвительным. — И вместо этого ты решила стать мученицей. — Сукин сын! Думаешь, я бросила все ради того, чтобы почувствовать себя святой? — У нее сорвался голос, из глаз брызнули гневные слезы. — Уезжай, Филипп, — отвернувшись, прошептала она. — Ты добился своего. А теперь уезжай. Пожалуйста. Наступило долгое молчание. Она услышала его шаги, а затем легкое прикосновение рук к своим плечам. Филипп попытался повернуть ее, но Анджела уперлась. — Ты любишь этого малыша? — тихо спросил он. Ответа не требовалось. Ради этого ребенка она бросила все. Почему Филипп не может этого понять? — Анджела, если ты любишь малыша, то должна желать ему счастья. И я тоже. Мальчику нужен хороший дом. Хорошая школа. А больше всего — отец и мать, которые всегда будут рядом. Неужели это так ужасно? — Он нежно, но решительно повернул Анджелу лицом к себе. При виде слез, блестевших в ее глазах, у него сжалось сердце. — Нам нужно пожениться. В глубине души ты это понимаешь. — Ничего не выйдет. — Почему? — Потому что… потому что по-другому не может быть. Филипп улыбнулся. Поразительно нелогичный ответ для женщины, гордящейся своей логикой. — У нас выйдет. Мы умные и образованные люди. Мы найдем способ. Она покачала головой. — Мы не знаем друг друга. — Нет. Мы провели вместе целую ночь, — страстно прошептал Филипп. Он не собирался напоминать ей об этом, но они стояли совсем близко, его руки лежали на ее плечах, в ее глазах застыло множество вопросов… Он посмотрел на ее губы. — Ночь, которую я так и не смог забыть. Щеки Анджелы окрасил румянец. — Одного секса для брака недостаточно, — прошептала она. — В некоторых браках нет и этого. — Да, но… Был только один способ заставить Анджелу замолчать, и Филипп воспользовался им. Он взял ее лицо в ладони и прижался губами к губам. Анджела ахнула и попыталась отстраниться, но он прихватил зубами ее нижнюю губу и ощутил нежную, горячую плоть. Боже, что за вкус!.. Земляника, свежая летняя земляника, растущая на прогретой солнцем полянке. Она всхлипнула и раскрыла губы. Филипп застонал и дал волю голоду, накопившемуся за последние месяцы. Она что-то нежно прошептала и прильнула к нему. Ее тело было мягким, теплым, удивительно женственным и готовым к материнству. Моя, сгорая от страсти, подумал он. Целиком. 6 Прошла целая вечность, прежде чем Филипп поднял голову. Анджела дрожала и не могла отдышаться. Она казалась маленькой, беззащитной, и Филиппу захотелось снова привлечь ее к себе и утешить. — Анджела… — Он погладил ее по лицу и отвел шелковистую прядь от пылавшей щеки. — Сколько времени тебе нужно на сборы? — Сборы? — На то, чтобы собрать вещи. Те, без которых ты не можешь обойтись. Все остальное брось. В Сиднее я куплю тебе все, что захочешь. Она напряглась и уперлась ладонями в его грудь. Филипп неохотно опустил руки. — Я уже сказала, что не выйду за тебя. Почему ты меня не слушаешь? Мне не нужна твоя помощь. И ничья помощь вообще. — Она сделала шаг назад и оскалила ровные белые зубы, как загнанное в угол животное. — Уходи, Филипп. Ты предложил мне то, что считаешь правильным, а я отказалась. Этого вполне достаточно, чтобы жить в ладу со своей совестью. — Хорошенького же ты обо мне мнения! — Нет у меня никакого мнения. Просто я хочу, чтобы ты уехал. Филипп подошел к дивану, открыл кейс и вынул оттуда какой-то официальный документ. — Вот, — сказал он и протянул ей лист бумаги. Она приняла лист, не сводя с Филиппа глаз. — Что это? — Ты — студентка выпускного курса. Значит, читать умеешь. В комнате было жарко и душно. Наконец Анджела отвела взгляд и начала читать. От ее щек отлила кровь. Через пару минут Филипп подошел к окну, поднял жалюзи, едва не рассыпавшиеся у него в руках, и выглянул на улицу. Что она почувствует, когда дочитает? Облегчение, сказал один внутренний голос. Гнев, прошептал другой. Честно говоря, ответа он не знал. Да, Анджела произнесла страстную речь о том, как она хочет этого ребенка, но предсказать ее реакцию было так же невозможно, как предсказать маршрут тайфуна. После разговора с Грегом он подготовил документы, предусматривающие выплату ребенку ежемесячного содержания вплоть до окончания университета. Как сказал Грег, ничего другого мораль от него не требует. Особенно учитывая сумму, которую он решил выделить для этой цели. Однако слово «отец» продолжает пугать его. Он собирался стать отцом. Нет, не сейчас, не сегодня. Когда-нибудь. В конце концов, рано или поздно так поступают все мужчины. Находят подходящую женщину, женятся, ведут приятную и спокойную семейную жизнь, заводят детей… Но судьба и одна страстная ночь мигом изменили все. В утробе Анджелы безмятежно плавает крошечное живое существо. Существо, которое зачал он. И это существо заслуживает всего того, что Филипп собирался дать своему будущему ребенку. Того, о чем он говорил Анджеле. Хорошего дома, хорошей школы, обоих родителей и многого другого, почти столь же важного. Собак. Кошек. Аквариума — конечно, если малыш будет любить рыбок. Электрических поездов, велосипеда и рождественских подарков. Более того, у этого малыша будет то, чего не было у самого Филиппа. Отец, который будет думать сначала о ребенке, а уж потом о себе. Это было верное решение. Единственно верное. Как только Филипп признал это, он понял, что отсутствия прочерка в графе «отец» и счета в банке для ребенка недостаточно. Поэтому накануне он побывал у адвоката и составил другой документ, хотя и не был уверен, что воспользуется им. На рассвете измученный Филипп сунул в кейс оба листка и рухнул в кровать, сказав себе, что сделает выбор по пути в Перт. На самом деле он сделал этот выбор лишь несколько минут назад. К добру или к худу, но Филипп отдал Анджеле проект брачного контракта. Анджела подняла глаза. — Ты составил брачный контракт? — Вот именно. — Брак! — сказала она с таким отвращением, словно это слово было ругательством. — Брак, — спокойно ответил Филипп. — Именно это я и твержу тебе уже битый час. — И слышать не желаю! — вспыхнула Анджела. — Мистер Томлинсон, а я битый час твержу, что не выйду за вас замуж. Никогда. Вы меня поняли? — Не сводя с Филиппа глаз, она порвала документ. Клочки посыпались на вытертый коврик. — Сам знаешь, что ты можешь с ним сделать. — Ты внимательно прочитала его? — Ты имеешь в виду пункт, что мы будем пересматривать условия соглашения каждые два года? — Анджела засмеялась. — Бред для отвода глаз! Когда ты почувствуешь, что сыт по горло, то подашь на развод и никакой договор этому не помешает. — Я не собираюсь разводиться. Это просто дополнительная гарантия для нас обоих. — Иными словами, признание того, что у нас ничего не выйдет. — Не буду спорить, — спокойно ответил Филипп. — Кроме того, я включил в договор пункт о твоем материальном обеспечении. Там говорится… — Я знаю, что там говорится. Ты обязуешься оказывать мне… Как это? Ах да. «Соответствующую финансовую поддержку во время выполнения супружеских обязанностей». Филипп покраснел. Да, фраза звучит бесстыдно. Как минимум — вызывающе. — Кроме того, — быстро сказал он, — я буду оплачивать твою учебу на медицинском факультете Сиднейского университета. — Подумать только, — насмешливо протянула Анджела. — Та ночь, которую мы провели в постели, стоила тебе всего-навсего одного обеда. Да и за тот заплатила Ассоциация. — Проклятье! — прорычал Филипп, шагнул к ней, схватил за локти и заставил подняться на цыпочки. — Что с тобой? — Нет, это что с тобой? — парировала она. — Думаешь, я все та же глупая девчонка, которая в ту ночь легла с тобой в постель? — В ту ночь мы занимались с тобой любовью. И зачали ребенка. Разве это глупо? Нет, подумала она. Зачатие новой жизни — дело серьезное. — Анджела, неужели я прошу невозможного? Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Будь моей женой. И помоги мне создать условия для нашего сына. У него все получается очень просто. Законный брак и райская жизнь для младенца… — Мы уже согласились, что по сравнению с большинством супружеских пар имеем серьезное преимущество. Анджела еще ни на что не согласилась, но в глубине души понимала, что крыть нечем. Какая женщина могла бы отказаться от преимуществ, которые Филипп предлагает ее ребенку? — Другие супружеские пары знают друг друга, — устало ответила она. — Имеют общие надежды и тревоги. — У нас есть общие надежды и тревоги. Она засмеялась — точнее, сделала попытку. — Еще бы! Ты надеешься, что сможешь платить нам с сыном алименты, и тревожишься, что не сможешь этого. — Ты лишний раз доказала, что в этом браке есть логика, — спокойно ответил Филипп. — Но я имел в виду нечто более существенное. Например, нашу общую любовь к медицине. Держу пари, что есть и еще кое-что. — Например? — Например, музыка, — немного подумав, ответил он. — Я люблю Моцарта. Он вздохнул. — А я — кое-что более позднее. — Насколько более? У Филиппа приподнялись уголки рта. — Конец семидесятых годов двадцатого века. Анджела едва не улыбнулась, но заставила себя покачать головой. — Послушай, Филипп, я понимаю, что ты не хочешь ничего плохого, но… — А как насчет яхт? Ты любишь плавать под парусом? — По воде? — Именно по воде, — улыбнулся Филипп. Анджела пожала плечами. — Если воды больше, чем помещается в ванне, я начинаю нервничать. Теперь ясно? Мы живем в разных измерениях. Даже если я согласилась бы… — Практика — критерий истины, — проворчал он. Анджела хотела возразить, но он остановил ее нежным поцелуем. Может быть, все дело в этой нежности? До сих пор жизнь ее не баловала… — Анджела, — прошептал Филипп, и она сдалась. Устремилась в его крепкие объятия и прижалась к сильному теплому телу. На него можно было опереться… Эта мысль ошеломила ее. И напугала. Она никогда не стремилась на кого-то опереться. Тем более на мужчину. Ничего глупее нельзя придумать. — Вот видишь? — хрипло сказал Филипп. — Мы сможем с этим справиться. — Ты имеешь в виду секс. Но… Он обхватил ладонями ее лицо и посмотрел в глаза. — Мужчина обязан желать собственную жену. — Не обязан. Если они не знают друг друга. Если их брак всего лишь насмешка. Если… если у них нет… Он снова поцеловал Анджелу, на этот раз крепче, и земля ушла у нее из-под ног. Она застонала и вцепилась в его плечи. Ошибка, успела подумать она. Я снова поддаюсь инстинкту и даю волю чувствам, которые следует держать в узде. — Филипп… — выдохнула она. — Филипп, я думаю… — А ты не думай, — посоветовал он. — Только чувствуй. И совершай поступки. Выходи за меня замуж. Согласиться было нельзя. И отказаться тоже. Хотя Анджела продолжала твердить, что это невозможно, но понимала, что ведет себя как последняя эгоистка. Нужно думать о ребенке. О живом существе, которое пришло в этот мир незваным и полностью зависит от нее. — Если я соглашусь, — услышала она собственный голос, — то только при одном условии. Никакого секса. — И откажешься от того единственного, что нас объединяет? Не считая медицины? Тон у Филиппа был серьезный, но Анджела поняла, что над ней смеются, и это добавило ей решимости. Ее дыхание участилось. Она всегда хорошо играла в шахматы. А эта игра ничем не отличается от шахмат. Мат в два хода. Она заставит Филиппа взять свое предложение обратно. Он слишком мужествен, слишком брутален, чтобы согласиться на брак без секса. — Я вижу тебя насквозь, — негромко сказал он. — То есть? — Ты выдвигаешь заведомо невыполнимое требование, думая, что я на него не соглашусь. Мы не поженимся, но виноват в этом буду я, а не ты. Она засмеялась, однако так фальшиво, что резало ухо. — Чушь! — Не думаю. Именно на это ты и надеешься. — Можешь думать все, что хочешь. — Анджела высвободилась из его объятий. — Выбор за тобой. Филипп прищурился и посмотрел на ее решительное лицо. Что ей сказать? Что долго соблюдать это условие он не собирается? Или что она морочит себе голову, если думает, что сумеет справиться с собой? Она — самая чувственная, самая сексуальная женщина на свете, но почему-то не желает это признать. — Ну? — спросила она. — Что скажешь? Он таинственно улыбнулся, затем засучил рукава еще на дюйм, посмотрел на часы и сказал, что пора собираться. Сердце Анджелы неистово заколотилось. — Это значит, что ты принимаешь мое условие? — Это значит, что у тебя есть еще час. Потом мы уйдем отсюда и больше не вернемся. — Час? Это невозможно! — На свете нет ничего невозможного, — сказал он, не сводя с нее глаз. — Стоит только очень захотеть… Анджела? Она подняла глаза. На губах Филиппа играла улыбка, но взгляд оставался холодным. Так кого же ждет мат в два хода? Его или… меня? — с замиранием сердца подумала она. — Через час, — лаконично сказала Анджела и пошла в спальню, надеясь, что Филипп не заметил ее дрожи. Там она открыла шкаф и достала чемодан. Прошло две недели. Четырнадцать дней. Триста тридцать шесть часов. С точки зрения календаря ничто. Но человеку, прожившему эти часы, дни, недели, они казались вечностью. Почему время ползет так медленно? Филипп стоял на террасе, выходившей в сад. В его руке остывала чашка кофе. Анджела отвергает его. Отвергает этот дом. Отказывается разговаривать с ним, отказывается смотреть на него, даже замечать его присутствие. Но удивляться этому не приходится. Филипп сделал глоток и поморщился. Кофе был таким же холодным, как атмосфера, царившая в доме. Но кофе можно отставить в сторону. В отличие от Анджелы, которая стала его женой. Нетронутой, неулыбчивой, молчащей как сфинкс женой. Решить проблему мог бы развод. Половина его знакомых разведена. Эти люди расходятся через две недели не моргнув глазом. Один из партнеров Филиппа имел дело с парой, чья семейная идиллия продолжалась всего девять дней. Нет, идиллии он не ждал. Он женился по расчету. Идиллия не имеет к этому никакого отношения. Но жена обращается с ним так, словно он чудовище. Даже экономка смотрит на него неодобрительно. Сита приходит к восьми часам три раза в неделю. Она появилась в доме Филиппа как раз на следующий день после приезда Анджелы. Одному Богу известно, что эта снежная королева сказала ей. Судя по выражению лица, Сита считает Анджелу современным вариантом жены Синей Бороды. И это за все хорошее… Филипп нахмурился, сложил руки на груди и повернулся спиной к саду. Он обязан был поступить так. И не сомневался в своей правоте. Женщина, в глазах которой когда-то горела страсть, теперь отворачивается при встрече с ним. Ну и что? Их чувства друг к другу не имеют никакого значения по сравнению с ребенком, которого она носит. Жена ненавидит его. Не за то ли, что он вырвал ее из мерзкой забегаловки, где она должна была вкалывать по двенадцать часов в сутки? И избавил от необходимости преодолевать четыре лестничных пролета, отделявших ее от трехкомнатной трущобы, заставленной мебелью, от которой отказалась бы Армия спасения? О да. Конечно, он дал ей повод для ненависти. Он уже кое-что сделал для перевода Анджелы в Сиднейский университет, но ставить ее в известность не собирался. Пусть подойдет сама. Пусть заговорит. Черт побери, если она его ненавидит, то пусть так и скажет! Складывается впечатление, что Анджела живет на другой планете. А что касается эмоций, то в последний раз она проявила их еще в Перте. Она перестала разговаривать сразу после того, как согласилась стать его женой. Когда они ехали в аэропорт, она сидела рядом как кукла из музея восковых фигур, и Филипп едва не пожалел о своем решении. Именно поэтому он решил сделать краткую остановку в Бомбале, где браки регистрируют в тот же день. Сначала Филипп собирался сделать это через знакомого судью в Сиднее, но каменное выражение лица Анджелы заставило его передумать. Лучше сказать «согласен» чужому человеку, чем приятелю, который тут же станет гадать, что происходит. Стоя рядом с женщиной, которая вела себя так, словно ее ведут на виселицу, он скрежетал зубами и рявкнул «согласен» так злобно, что мировой судья поднял бровь. Анджела произнесла «согласна» шепотом. Это привлекло внимание судьи еще больше. — Мисс Чанг, вы нормально себя чувствуете? — спросил он, покосившись на выпуклый живот Анджелы. — Да, — ответила она. — Давайте поскорее покончим с этим делом. Тут судья объявил их мужем и женой, после чего пошутил: — Приятно видеть невесту, которой не терпится сочетаться брачными узами. Филипп вежливо посмеялся, судья сделал то же самое, но невеста продолжала выглядеть как ходячий труп. Анджела Чанг стала Анджелой Томлинсон, однако радости это никому не доставило. Неужели Анджела думает, что он счастлив? Еще бы. Какой муж не радуется, если при его появлении жена уходит к себе в спальню? Если она отказывается разделять с ним трапезу? И обращается с ним так, словно никогда не стонала в его объятиях, не жаждала его поцелуев и не шептала его имя, когда он раздвигал ей ноги и вонзался в нее? Филипп стиснул чашку так, что она разлетелась на куски. Он посмотрел на осколки и чертыхнулся. Зачем вспоминать прошлое? Имеет значение только будущее. Иными словами, ребенок в чреве Анджелы. Филипп пошел на кухню и взял швабру и совок. Он культурный человек, и их брак тоже будет культурным. Филипп пообещал себе это в самолете. За всю долгую дорогу Анджела ни разу не взглянула на него и не сказала ни слова. Это бесило его. Что за игру она затеяла? Филипп поклялся, что не прикоснется к ней. Ничего, скоро она сама признается, что желает его. Их свел секс, но в брак они вступили ради ребенка. Выйдя на террасу, он начал выметать осколки и вдруг увидел алый след на ручке швабры и пятна крови на полу. Черт побери, он порезался и даже не заметил этого! Когда Филипп пошел за бинтом, выяснилось, что на жемчужно-сером ковре остались кровавые следы. Только этого не хватает! Если он не ликвидирует следы до возвращения Ситы из супермаркета, то… — У тебя кровь! Филипп резко обернулся. На верхней ступеньке широкой мраморной лестницы стояла бледная Анджела. — Анджела? Она открыла рот и покачнулась. Филипп бросил совок и швабру и побежал к ней. — Что с тобой? — спросил он, подхватив ее. — Ничего, — прошептала Анджела, но было ясно, что она лжет. — Вишну милосердный! Это ребенок? Филипп обернулся и увидел Ситу. Она стояла в вестибюле, широко открыв глаза. — Не знаю. Моей жене стало плохо. — Мне не плохо, — срывающимся голосом сказала Анджела. — Отпусти меня. Все в порядке. Но Филипп и Сита не обратили на ее слова никакого внимания. — Посадите мадам на диван. Опустите ей голову. Да, вот так. — Сита обхватила себя руками. — Она может потерять ребенка. Кровь… — Это моя кровь, а не ее. — Филипп опустился на корточки и сжал руки жены. — Анджела, скажи что-нибудь. — Я уже сказала. Все нормально. Просто у меня на мгновение закружилась голова. Сита затараторила на хинди. Анджела покачала головой и что-то коротко ответила. Филипп переводил взгляд с одной женщины на другую. Почему он не догадался раньше, что эти женщины могут общаться на одном языке? Не потому ли у Анджелы больше общего с экономкой, чем с ним? Черт побери, почему он не знает главного о собственной жене? — Что она сказала? — спросил он экономку. — Что ей стало плохо от вида крови. Филипп уставился на свою руку. Кровь остановилась, но ее следы остались на ковре и джинсах. Судя по выражению лица Ситы, она подозревала, что Филипп приносил в жертву языческому богу маленьких детей и кроликов. — Ничего страшного, — сказал он Анджеле. — Всего-навсего маленький порез. Порез, — повторил он, обращаясь к экономке. Сита кивнула. — Я позабочусь об этом. — Все в порядке. Я сам. — Нет, сэр, это сделаю я. — Я сказал… — Черт, я веду себя, как упрямый десятилетний ребенок. — Спасибо, Сита. Но сначала сделай ей холодный компресс, хорошо? — Мне не нужен компресс. — Анджела подняла взгляд. — Я себя нормально чувствую. Честное слово. Ничего себе нормально, подумал Филипп. Выглядит почти так же, как в Перте. Бледная. Круги под глазами. Губы дрожат. Две недели покоя и хорошего питания ничего не изменили. — Холодный компресс пойдет тебе на пользу. Она покачала головой, выпрямилась и осторожно отстранила его руки. Было ясно, что Анджела не хочет ничьей помощи, а его особенно. Сита принесла пакет со льдом, подобрала брошенные сумки и ушла на кухню. Анджела попыталась подняться, но Филипп схватил ее за руку и удержал. — Сделай одолжение, посиди спокойно и дай положить тебе на шею пакет. Пару минут Анджела боролась с собой, затем вздохнула и сдалась. — Дай мне лед. — Я сам. Нагнись вперед. Анджела наклонилась, и Филипп отстранил волосы, падавшие ей на шею. Ее кожа была мягкой и нежной. Что будет, если не класть на шею лед, а прижаться к ней губами? — Смешно, правда? — сказала она. — Взрослая женщина падает в обморок при виде крови… Филипп улыбнулся. — Однажды на пикнике в бульон Фионы попал паук. Она завопила как сумасшедшая и упала лицом прямо в чашку. Анджела негромко фыркнула. — Наверно, она была совсем маленькая. — Ей было двадцать. Она не выдержала и засмеялась. У Филиппа тут же поднялось настроение. — Вообще-то ей было пять… Однако представление вышло на славу. — Он присел на ступеньку рядом с Анджелой и улыбнулся. — Извини, что напугал. Но зато теперь я знаю, что небезразличен тебе. Ради этого стоило потерять немного крови. — Я не… — Анджела покраснела. — Это не имело к тебе никакого отношения. — Угу. Знаю. Я мог бы вонзить себе в сердце кинжал и упасть к твоим ногам, а ты бы и глазом не моргнула. Анджела снова фыркнула. Позволить себе засмеяться нельзя. Пусть Филипп не думает, что она готова сменить гнев на милость. Полет в Сидней выбил почву у нее из-под ног. Филипп Томлинсон заставил ее признать, что поступил совершенно правильно. Но она скорее умерла бы, чем призналась в этом. Наверно, так же чувствовала себя канзасская девочка Элли, домик которой был подхвачен ураганом и опустился в волшебной стране. Та же потеря ориентации. Тот же страх. Но рядом с Элли был Тотошка. А у Анджелы не было никого. Никого, кроме мужчины, сидевшего рядом. Их бедра соприкасаются, он держит ее за руку… Но этот мужчина не принадлежит ей. Он выполняет свой долг так, как понимает его. Женился на ней. Увез на восток. Поселил в своем доме… В спальне для гостей. Раздельные комнаты. Раздельная жизнь. В первое же утро Филипп умчался на работу и бросил ее одну, оставив лаконичную записку : «У меня пациент» . Как будто ей требовались объяснения… Все было ясно без слов. Она стала его женой, но не частью его жизни. И слава богу. Именно этого она и хотела. Ничего другого ей не требовалось. А если бы он попытался наладить другие отношения… Лечь с ней в постель. Если бы Филипп попытался сделать это, она напомнила бы ему условия сделки. С какой стати ей спать с ним? Да, однажды она дала себе волю, но не собирается повторять ошибку. Не собирается терять над собой контроль. Не желает чувствовать прикосновение губ к губам и ладоней к груди. Не желает его крепких объятий, не желает спать, положив голову ему на плечо, не желает просыпаться среди ночи, чувствуя его дыхание, не желает его страстных ласк и безоглядной реакции собственного тела. Он ей не нужен. Ей вообще никто не нужен… Анджела выпрямилась, и Филипп убрал пакет со льдом. — Ну что, тебе лучше? — Да. Намного. Спасибо за помощь. Он смотрел на нее, но не уходил. Что ж, тогда уйду я. Вставай, сказала она себе. Анджела, вставай! Филипп взял ее за руку. — Держу пари, что у тебя нет братьев. — Нет. — Если бы они у тебя были, ты бы привыкла к виду крови. — Да уж… — Анджела попыталась сделать вид, что это ей ни чуточки не интересно, но не слишком преуспела. У этого человека дар легкой болтовни. Именно этот дар позволил ему в тот памятный вечер заморочить ей голову и заставить забыть обо всем на свете. Анджела попыталась встать, но Филипп снова удержал ее. — А как насчет сестер? Сестры у тебя есть? — Я — единственный ребенок, — скованно ответила она. — Тебе повезло. — Ничего себе везение! — не успев сдержаться, выпалила она и тут же опомнилась. — Я хотела сказать, что это было бы приятно. — Приятно? — Филипп фыркнул. — Видела бы ты, как мы дрались. Особенно с братьями. — И сколько же у тебя братьев? — Это не имеет значения. Имеет значение только ребенок, зревший в ее чреве, но промолчать было невозможно. — Два. И три сестры, обожающие кровавые виды спорта. — Кровавые виды? — Регби, футбол, бейсбол… Мать удивлялась, что при нашем приближении больница не запирается на все замки. Анджела расхохоталась. Она не хотела этого, все вышло против ее воли. Невозможно было без смеха представить себе женщину, бегущую во главе толпы детей со сбитыми коленками, и санитарок, баррикадирующих двери. — Ну вот, — сказал Филипп. — Оказывается, ты умеешь смеяться. А я уже начал сомневаться. — Филипп, честное слово… — Кто его знает? Девочка, у которой не было надоедливых сестер и братьев, могла вести такой замкнутый образ жизни, что ей и посмеяться было не над чем. Замкнутый образ жизни. Знал бы он… Но он не узнает. Она никому не рассказывала о своем детстве. И даже не думала об этом. Думать следует не о прошлом, а о будущем. Именно эта фраза стала девизом Анджелы с тех пор, как она поняла, что есть люди, которые живут по-другому. — Эй… — Филипп придвинулся ближе и улыбнулся. Ее сердце забилось чуточку быстрее. Когда он смотрит на нее так… когда так близко… — Почему у тебя такое серьезное лицо? Потому что я думаю… я думаю… — Анджела… — Он погладил ее по щеке и кончиком пальцам провел по губам. — Тебе здесь плохо? Она опустила глаза и увидела руку Филиппа, лежавшую на коленях ладонью вверх. Кровь остановилась, но порез воспалился. Анджела не кривила душой: она не выносила вида крови. Для будущего врача это было позором. Ох уж этот анатомический театр… Именно поэтому она выбрала в качестве специальности иммунологию. Однако боязнь крови тут была ни при чем. Анджела испугалась за Филиппа. За своего мужа. — Анджела… — прошептал он и потянулся к ее губам. В воздухе повисла длинная фраза на хинди. Филипп быстро обернулся и увидел экономку, стоявшую на пороге столовой. Сита подбоченилась, ее круглое бронзовое лицо было хмурым. Он посмотрел на нее с недоумением. Сита была женщиной немногословной и никогда не говорила, пока к ней не обращались. Постепенно он привык к ее молчанию и оставил попытки добиться от нее чего-то большего, чем «да», «нет» и «что приготовить на обед?». Не за эти полчаса она сказала больше, чем за предыдущие три года. И прервала его беседу с Анджелой. Хуже того, помешала чему-то очень важному. Тому, на что он уже не надеялся. — Что тебе нужно? — Фраза прозвучала резко, но Филипп ничего не мог с собой поделать. Масла в огонь подлило то, что Анджела встала со ступеньки и ответила Сите на хинди. Затем последовал быстрый диалог на повышенных тонах. — Вы что, оглохли? — наконец перешла на английский сердитая Анджела. — Я сказала… — Тьфу! — Филипп встал между женщинами и слегка улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку. Но с таким же успехом можно было топить камин кубиками льда. — Что это значит? — Ничего, — вспыхнула Анджела. — Милая, давай разберемся. Сита сердится. На тебя? — Нет. Не на меня. — Наступило молчание. Потом Анджела откашлялась. — Она из Мадраса. — И что из этого следует? — А я наполовину индианка. Моя мать родилась в Бомбее. Филипп решил не обращать внимания на ее воинственный тон. Он расспросит ее позже, когда поймет в чем дело. — А поскольку Сита полагает, что обычаи у нас тоже одни, она считает, что лучше знает, что мне на пользу, а что нет. С этим тоже придется разобраться. О господи, рвать зубы и то легче! — И?.. — нетерпеливо сказал он. — Она говорит… — Мадам беременна, — объявила Сита. — И? — Похоже, других слов в его словаре не осталось. — Конечно, беременна. Я знаю. — Да, сэр? — Сита! — В глазах Анджелы вспыхнул огонь. — Хватит! — Мадам нуждается в заботе. — Экономка смерила Филиппа взглядом. — Вы женились на ней, но больше не сделали ничего. Вы оставляете ее одну на весь день, позволяете ей плакать, не разговариваете с ней… — Плакать? — Филипп остолбенел. Анджела отдала короткий приказ на хинди, после которого Сита покраснела, повернулась и ушла. — Прошу прощения, — пробормотала Анджела. — Пожалуйста, не ругай ее. Сита сказала, что в Мадрасе у нее осталась дочь примерно моего возраста. Наверно, она испытывает ко мне материнские чувства. — Плакать? — повторил Филипп. Анджела вздернула подбородок. — Какое это имеет значение? Филипп схватил ее за плечи. — Ты в своем уме? Экономка знает, что моя жена плачет, а я — нет. Конечно, это имеет значение! Ты плачешь из-за меня. Из-за этого брака, который мы заключили по моему требованию. — Нет. Ты был прав. Просто я с трудом привыкаю к новой жизни. К новой жизни. Он заставил ее начать новую жизнь, но не ударил палец о палец, чтобы облегчить задачу. Боже, какой я дурак! — подумал Филипп и смачно выругался. — Подожди здесь, — проворчал он. Анджела вздохнула и снова опустилась на ступеньку. Она совершила ошибку, позволив Сите услышать ее плач. Это получилось нечаянно. Анджела проснулась в незнакомой комнате и на мгновение решила, что это сон. А потом все вспомнила. Приезд Филиппа. Его требование. Внушавшее ужас бракосочетание с человеком, который не любит ее, но решил поступить правильно. Мучительный полет, во время которого она сидела как каменная. Огромный ледяной дом. Филипп, помогающий ей подняться в спальню для гостей и бросающий ее там. Было ясно, что ему не терпится от нее избавиться. В ту ночь она лежала в чужой постели, в чужой комнате и ждала, когда откроется дверь. Ждала, что муж придет к ней. Обнимет, поцелует и докажет, что из этого брака может что-то получиться. Она твердила себе, что не нуждается в его поцелуях и прикосновениях. Но это была ложь. Когда он прикасается к ней, все меняется. Страх, унижение и стыд за собственное поведение тут же исчезают. Наверно, ему следует знать об этом. Да, так она и сделает. Утром скажет Филиппу, что он был прав. На это у нее смелости хватит. Если из этого брака что-нибудь выйдет, то только при условии, что он станет настоящим. Анджела немного поспала, проснулась рано, приняла душ, просушила голову и расчесывала волосы, пока они не упали на спину крутыми темными волнами. Потом достала из чемодана шелковые брюки с завязкой на талии, надела растянутую черную майку, сделала глубокий вдох и вышла в коридор. Навстречу новой жизни. Но Филиппа не было. На кухне хлопотала какая-то женщина, сказавшая, что ее зовут Сита. Она посмотрела на ее живот, заставив Анджелу покраснеть, а потом передала ей записку от Филиппа. Записка была такой же лаконичной, как приветствие экономки. Неотложная встреча. Увидимся вечером. Точнее, встреча, которую он не захотел отменить. Предлог, чтобы избавиться от ненавистной жены. Человек сделал то, что считал правильным, а потом пришел в себя… Она скомкала записку. — Сэр сказал, что вы его жена. Анджела кивнула и автоматически ответила на хинди, вспомнив знакомые интонации матери: — Да, так и есть. Лицо Ситы тут же смягчилось. — Вы индианка? — Я никто, — прошептала Анджела, и вдруг из ее глаз брызнули слезы. Почему она заплакала? Почему не смогла сдержаться? До сих пор она не позволяла себе плакать. Никогда. Ни перед матерью. Ни перед врачом, подтвердившим, что она беременна. Ни в канцелярии университета, когда забирала документы и отказывалась от всего, о чем мечтала… Анджела начала яростно тереть глаза кулаками. Дура! Зачем она заплакала в то утро? Почему плачет сейчас? Почему слова и поступки Филиппа имеют для нее такое значение? — Поехали. Анджела подняла взгляд. Рядом стоял Филипп. Выбритый до блеска. — Поехали? Куда? — слабо спросила она. Он нагнулся, взял ее за руку, помог встать. И улыбнулся. О боже, улыбнулся, и этого оказалось достаточно, чтобы на ее глаза снова навернулись слезы. — В город. Сначала к врачу, а потом по магазинам. — Но я здорова. Честное слово. Та минутная слабость… — Беременной женщине нужно наблюдаться у акушера. Не знаю, почему это до сих пор не пришло мне в голову. — Да, верно. Я уже сделала несколько звонков. И нашла клинику, где согласились меня принять… — Клинику? Бесплатную? — Да. До нее довольно далеко, но… — Я звонил в приемную доктора Райта. Слышал, что он прекрасный специалист. Там сказали, что все занято, но я сказал, что это очень важно, и регистраторша ответила, что, на наше счастье, какая-то пациентка отменила прием… А что? — Это первые люди, которым ты сообщил обо мне и ребенке? Филипп вспомнил разговор с Грегом, но подумал, что это не в счет. Брат знает лишь о том, что Филипп решил оказать Анджеле и ее ребенку материальную помощь. — Да, — слегка покраснев, ответил он. — Ты простишь меня? Сбитая с толку Анджела покачала головой. — Тебя не за что прощать. — Нет, есть, — сердито ответил Филипп. Анджела с удивлением поняла, что он сердится на самого себя. — Я убедил тебя заключить этот брак, а потом… потом струсил. — Не понимаю. — Ты сказала, что не хочешь иметь со мной ничего общего. Я должен был найти способ убедить тебя, что мы будем счастливы, но предпочел смириться. Получил от ворот поворот и ушел. — Филипп наклонился и поцеловал ее и целовал до тех пор, пока не почувствовал ответа. — Анджела… Все это в новинку не только тебе, но и мне. Я тоже боюсь, но все же надеюсь, что мы сумеем поладить. — Я не… — Ясно. И я не знаю. Но уверен, что попробовать стоит. Анджела вздохнула. Он прав. — Ради ребенка, — тихо сказала она. — Ради него. И ради нас. При мысли о том, что ты плачешь и чувствуешь себя одинокой, у меня чуть не разорвалось сердце. — Филипп запустил пальцы в ее волосы и заставил поднять лицо. — А что касается новой жизни… Как я мог оказаться таким дураком? Недостаточно дать тебе крышу над головой. Тебе нужен врач. Одежда. Все то, что заставляет женщину смотреть в зеркало и улыбаться. — Нет. У меня есть… — Не спорь со мной, — решительно сказал он. — Мы едем к врачу. А потом в магазины. Ясно? — К врачу я поеду. Но больше никуда. Мне ничего не нужно. Филипп улыбнулся. Он злился на себя. Но ему нравилось слушать Анджелу. Следить за тем, как она вздергивает подбородок и смотрит ему в глаза. Да. На самом деле эта скрытная красавица просто ждала удобного момента для того, чтобы начать разговор. Анджела продолжала объяснять, почему не хочет, чтобы он на нее тратил деньги, но Филипп ее не слушал. Гораздо проще, легче и приятнее было заставить ее замолчать самым старым способом на свете. Он крепко поцеловал ее в губы и заставил затрепетать. А потом обнял за плечи и повел навстречу новому миру. Если бы кто-нибудь попросил Филиппа перечислить десять любимых занятий, то он едва ли включил бы в список ожидание в переполненной приемной врача. Слава богу, такое случалось редко. Прививки в школе, университете и перед кругосветным путешествием. Колено, ушибленное в ходе борьбы с упрямым шкотом на яхте. Плечо, вывихнутое во время теннисного матча на командное первенство среди клиник. От этих нечастых посещений врача в памяти остались только старые журналы, музыка и кашель сидящего рядом посетителя, похожего на персонаж из последнего акта плохой оперы. Но на сей раз все было не так. Кабинет акушера находился в фешенебельном районе Сиднея. Филиппу посчастливилось найти свободное место для парковки. — Маленькое чудо, — сказал он, надеясь разрядить обстановку, но Анджела молча вышла из машины, не дав ему возможности поухаживать за ней. Старинный дом из красного кирпича был величественным и хорошо ухоженным. На подоконниках стояли ящики с цветами; дверь из черного дерева украшал старинный медный молоток, однако все посетители пользовались кнопкой звонка. — Выглядит симпатично, — промолвил Филипп, пытаясь найти нужный тон. Анджела продолжала молчать, но это его не удивило. Она молчала всю дорогу. Филиппу казалось, что он понимает причину. Понимает? Нет, чувствует ее кожей. Обряд бракосочетания был хотя и официальным, но совершенно нереальным. А тут все было взаправду. Филипп Томлинсон и его беременная жена вместе приехали к акушеру. На мгновение Филиппу захотелось повернуться и уйти. Но остановила его не уверенность в собственной правоте, а выражение лица Анджелы. Ей было так же страшно, как и ему самому. Может быть, еще страшнее. Именно она носит ребенка, на которого никто из них не рассчитывал, именно ее вырвали из привычной обстановки… Филипп откашлялся. — Пошли, — сказал он и взял ее за руку. Против ожиданий, Анджела не отстранилась, а, наоборот, вцепилась в его пальцы. Он опустил взгляд. Макушка Анджелы едва доставала до его плеча. Она такая маленькая, такая беспомощная… Но очень красивая и очень решительная. — Анджела… — Она посмотрела на него. Филипп заставил себя улыбнуться и сказал: — Все будет в порядке. Она кивнула. Прекрасно… Все лучше, чем молчание. Филипп сделал глубокий вдох и нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и он очутился на другой планете. 7 Женщины. Приемная была набита ими. Они сидели на черных кожаных диванах, на стульях с кожаными спинками, стоявших вдоль двух стен, а одна оперлась о стол регистраторши. Одни женщины, подумал изумленный Филипп. Похожие как близнецы. С огромными животами. Он уже привык к беременности жены, но такого зрелища не вынес бы ни один мужчина. — Если хочешь, можешь подождать снаружи, — пробормотала Анджела, словно прочитав его мысли. Филипп проглотил комок в горле. — Нет, — решительно ответил он. — С какой стати? И в самом деле, с какой? У доктора Райта было красное лицо, зычный голос и фигура бывшего игрока в регби. Когда пришла очередь Анджелы, он сам вышел в приемную. — Миссис Томлинсон? Какое-то мгновение Филипп и Анджела не двигались, но затем Анджела рывком поднялась на ноги. Миссис Томлинсон? — с изумлением подумал Филипп. Еще никто не называл ее так. Во всяком случае, при нем. — Я — доктор Райт. Проходите, пожалуйста. И вы тоже, мистер Томлинсон. — Я тоже? — Мы не кусаемся, мистер Томлинсон, — заверил его Райт. Женщины, сидевшие в приемной, улыбнулись, и Филипп покраснел. — Осмотр нужен моей жене, — сказал он и тут же поморщился. Фраза прозвучала глупо. — Конечно, — мягко сказал доктор. — Но, когда удается, я стараюсь знакомиться и с мужем. В конце концов, это и ваш ребенок тоже. И мой ребенок тоже. Мой ребенок тоже… — Да, — сказал Филипп и откашлялся. — Да, верно. Доктор провел их в кабинет, обитый панелями светлого дерева. На одной стене висели дипломы и лицензии, на другой — моментальные снимки новорожденных. — Мои выпускники, — весело сказал Райт, показав на фотографии. Когда Филипп посмотрел на маленькие сморщенные личики, у него свело живот. Это тоже было взаправду. Младенцы во плоти, а не в утробе. Сможет ли он с этим справиться? Жена, дети… — Славные малыши, правда? Филипп посмотрел на улыбающееся лицо доктора и хрипло ответил: — Славные… — Ну что ж, приступим. — Райт показал им на стулья, сел за письменный стол, сложил руки на животе и улыбнулся Анджеле. — Миссис Томлинсон, можно называть вас Анджелой? Вот и отлично. Расскажите о себе, Анджела. Насколько я знаю, вы переехали на восток совсем недавно. Кто наблюдал вас до этого? Доктор задавал вопросы. История болезни, небогатая событиями. Вопросы о родных. О матери. Об отце. На этот вопрос она ответила с запинкой: — О своем отце я ничего не знаю. Филипп удивился, но не подал виду. Это многое объясняет. Женщина, которая никогда не знала отца, могла ждать от мужчин чего угодно. Какой сукин сын мог повернуться спиной к женщине, с которой провел ночь, и отказаться от беспомощного ребенка? Ему захотелось поднять Анджелу со стула и обнять ее… — Поскольку вы не привезли с собой никаких выписок, мы пошлем запрос вашему лечащему врачу и попросим прислать сведения о вас по электронной почте. Конечно, с вашего разрешения. Анджела кивнула. — Это потребует времени, — тихо сказала она. — Врачи, которые меня осматривали прежде… Это была городская больница, а там все очень перегружены… Райт выгнул брови. — Да? У Филиппа напряглась челюсть. Это «да» было очень многозначительным. — Что ж, я знаю прекрасные городские больницы… Но вы правы, это может потребовать времени. — Райт посмотрел на Филиппа. — Они провели ультразвуковое исследование? — Да. — И младенец был здоров? — Да. Ультразвуковое исследование… и пункцию плодного пузыря. — Почему? У них были проблемы с ультразвуком? — Внезапно тон доктора Райта изменился; глаза, прикрытые очками в модной дорогой оправе, стали колючими. Нужно было ответить: потому что мой муж потребовал провести экспертизу на установление отцовства. Но это прозвучало бы так ужасно, что Анджела не смогла открыть рот. Внезапно Филипп сжал ее руку. — Мы сделали это просто для страховки, — небрежно сказал он. — Нет, доктор, никаких проблем не было. Райт кивнул и оперся о стол. — Думаю, вы поступили правильно. Но, учитывая, что на получение этих сведений может уйти много времени… Вы не будете возражать против повторного ультразвукового исследования? Мы можем провести его прямо сейчас. Как вы, конечно, уже знаете, это совершенно безвредно для ребенка и матери. Филипп посмотрел на жену. — Анджела? — негромко спросил он. Она повернулась к нему. — Это дорого, — прошептала она и покраснела. — Техник в больнице говорил… — Делайте, — кивнул Филипп Райту. — Отлично. — Врач поднялся. — Вот что я вам скажу, коллега… Мне нужно осмотреть вашу жену. А когда все будет готово для ультразвукового исследования, я пришлю за вами медсестру. — За мной? — глупо спросил Филипп. — Конечно. — Доктор улыбнулся. — Я уверен, что вы захотите во второй раз посмотреть на своего ребенка. — Да, но… — Что «но»? Что в первый раз я его не видел? И несколько недель назад вообще не знал о его существовании? — Конечно, — не моргнув глазом сказал он. — Это будет… это будет великолепно. Время ползло как черепаха. К нему вышла медсестра с парой журналов. — Надеюсь, это развлечет вас, — весело сказала она и вернулась в кабинет, не дав Филиппу открыть рта. Развлечет? Чтение «Красивых младенцев» и «Новостей для родителей»? Он наугад открыл один из журналов и снова увидел фотографии крошечных детей, выглядевших беспомощными и беззащитными. О боже… На лбу Филиппа проступила испарина. Он захлопнул журнал и закрыл глаза. Какого черта он здесь делает? Где была его голова? Почему не подумал, что согласие на отцовство будет связано с тем, что ему придется сидеть в кабинете врача и любоваться на этих крысят? Сидеть и ждать, когда на экране появится что-то неразличимое, означающее его собственного младенца… Черт побери, он видел эти программы во время учебы. На столе лежит женщина. Рядом с ней стоит техник. На экране появляется изображение, и масленый голос объясняет то, что не поддается никакому объяснению. — Это младенец в материнской утробе. Вы видите его голову? Его сердце? Его руки? Нет, нет и нет. Даже самый внимательный зритель видит на экране телевизора лишь бесформенные пятна… — Мистер Томлинсон? — окликнула его вернувшаяся медсестра. — Да. — Филипп быстро встал, и журнал упал на пол. — Послушайте, я понимаю, как вы заняты. Поэтому я лучше посижу в приемной. — Доктор ждет вас, сэр. Филипп кивнул. Выхода нет. Он прошел по бесконечному коридору и оказался в маленькой комнате. Как он и ожидал, Анджела лежала на столе; рядом светился экран телевизора. И тут Филипп увидел своего сына, плававшего в материнской утробе. Увидел десять крошечных пальчиков рук и десять пальчиков ног. Он опустился в кресло рядом с женой и взял ее за руку. Ему захотелось сказать что-нибудь умное. Что-нибудь значительное. То, что они могли бы запомнить навсегда. Но Анджела сжала его руку и слабо улыбнулась. Оставалось только наклониться и поцеловать ее в губы. — Наш сын, — сказал Филипп так хрипло, словно его горло было забито пылью, и заплакал, не стыдясь собственных слез. Он не делал этого с шести лет, когда мать разрешила Филиппу оставить щенка, брошенного на заросшей сорняками автостоянке неподалеку от их дома. Филипп вышел из кабинета врача с корзиной, наполненной образцами масел, мыла, лосьонов и кремов. Его карманы были набиты брошюрами по всем вопросам, начиная от первых симптомов родов и кончая описанием больницы, где должен был родиться ребенок. А в его ежедневник было вложено расписание курсов для будущих родителей. Анджела следила за Филиппом, державшим корзину на сгибе локтя и рывшимся в багажнике «порше». Да, корзина была маленькая, но по сравнению со статным телом ее мужа казалась крошечной. Ее мужа. По спине Анджелы пробежала сладкая дрожь. Глупо, но до сегодняшнего дня она не позволяла себе так думать о нем. Он был Филиппом, мужчиной, с которым она жила, или мужчиной, за которого она вышла замуж. И вдруг все изменилось. Ее мужа… — О'кей, — сказал он, закрыв багажник. — Все уложено. — Филипп посмотрел на нее и улыбнулся. — Но, чтобы разобраться в этом, придется потратить несколько часов. — Угу, — с улыбкой ответила Анджела. — Наверно, нам понадобится переводчик. — Ты думаешь? — Не думаю, а знаю. — Он помог ей сесть в машину, затем обошел капот и сел за руль. — Взять хотя бы эту штуковину, называющуюся «Беллами». — Он включил зажигание, посмотрел на Анджелу и улыбнулся. — Ты имеешь представление, что это такое? — Распашонка и пеленки, — ответила Анджела и улыбнулась, когда Филипп поднял бровь. — Только и всего. Я уже заходила в магазин детской одежды. Еще в Перте. — Ага… Ну а для меня это пока чужая территория. — Филипп посмотрел в зеркало заднего вида и отъехал от тротуара. — Все, что я знаю о младенцах, можно записать на кончике иглы. — У тебя нет ни племянников, ни племянниц? — Пока нет. Правда, один на подходе. Мой старший брат Джон и его жена ждут прибавления семейства со дня на день. — Ох… — Анджела умолкла. Филипп посмотрел на нее и откашлялся. — Скоро тебе придется с ними познакомиться. Я имею в виду моих родных. — Ты… ты говорил им о нас? — Еще нет. Ждал подходящего момента. — Понимаю. — Анджела деланно улыбнулась. — Нелегко сказать любимым людям, что тебе пришлось жениться, потому что… Филипп резко вывернул руль вправо и остановился на обочине. — Мне не пришлось жениться, — сердито проворчал он. — Я сделал это сознательно. Так же, как и ты. — Потому что это было правильно, — тихо сказала Анджела и посмотрела на него. Их взгляды встретились. Анджела искала в его глазах ответ на вопрос, которого не задавала. Однако Филипп был убежден, что знает и вопрос, и ответ. Но момент был упущен. Он включил двигатель и отъехал от тротуара. — Да, — еще более ворчливым тоном произнес он. Анджела кивнула и сложила руки на коленях. — Так что ты подумал? — спросила она после нескольких секунд молчания. — Об ультразвуке? — Филипп шумно выдохнул. — Это самая невероятная вещь, которую мне доводилось видеть. Он сосал палец. Ты видела? Она улыбнулась. — Техник сказал: «Может быть, он сосет палец». — Сосал! — упрямо заявил Филипп. — А потом повернул голову. И посмотрел прямо на меня. — Он усмехнулся. — Совершенно невероятно. Я не ожидал, что такое возможно. Так отчетливо. Так… так… — Невероятно, — подхватила Анджела, и они улыбались друг другу, пока улыбка Филиппа не угасла. — Ты сможешь простить меня? — За что? — За то, что я не был с тобой с самого начала. — Я сама этого хотела. Ты тут ни при чем. — Не будем больше говорить об этом. Мы делали ошибки, но сумели их исправить. — Он сделал паузу. — Правда? Анджела кивнула. Он прав. Пора забыть прошлое. А сегодняшний день и в самом деле был невероятным… Особенно то, как муж смотрел на нее, когда вошел в помещение для ультразвуковых исследований. Ей нравился этот взгляд. Казалось, что случилось именно то, чего он хотел. Словно они познакомились и полюбили друг друга, как бывает в романах, поженились, потому что не могли жить друг без друга, и зачали новую жизнь, потому что это было лучшим украшением их любви. Неважно. Он прав. Можно сделать этот брак настоящим. Ей этого хочется. Очень хочется… — Знаешь, о чем я думаю? — спросил Филипп. — О чем? — Нам нужно отпраздновать этот день. Съездить куда-нибудь на ланч. В какое-нибудь особое место. Но от шампанского придется отказаться. Доктор сказал: ни алкоголя, ни кофеина, ни… — Я ничего этого не пила с тех пор, как узнала про беременность. — Да. А вот мне это в диковинку, — с улыбкой сказал он. Ей это тоже было в диковинку. Анджела никому не говорила о своей беременности. Несколько месяцев хранила это в тайне, стыдясь признаться профессорам и боясь, что об этом узнает хозяин. А сейчас поделилась этой новостью с Филиппом. Со своим мужем. К горлу Анджелы подкатил комок. Она была близка к слезам. Конечно, глупо. Это деловое соглашение, только и всего. С какой стати ей плакать? Гормоны — вот причина. По ее жилам потоком струится эстроген, вызванный беременностью. — Что бы ты хотела съесть? Омара? Салат? Я знаю один маленький ресторанчик в порту… Нет, гормоны тут ни при чем. Просто осуществилась ее мечта. Этот мужчина, о котором она так долго думала, принадлежит ей. Они женаты, женаты по-настоящему. Как ни странно, до сих пор ей это не приходило в голову. — Анджела… Милая, ты меня не слушаешь. Ты голодна? — Его лицо было взволнованным. — Тебе нехорошо? — Нет, нет. Все в порядке. — Раз так, едем в порт. Я умираю с голоду. Да и тебе нужно поесть. Ты же слышала, что сказал доктор. — Он сказал, что у меня все нормально. — Он сказал, что тебе нужно набрать вес. — Только после того, как ты пожаловался, что я слишком худая. — Послушай, я знаю, ты не любишь, когда тебе указывают, но… Да, она этого не любила. Во всяком случае, до сих пор. Но теперь все изменилось. Филипп не столько указывал, сколько выражал свою заботу о ней. Ей это нравится. Ужасно нравится. Она может не следовать его советам, но знать, что мужчина заботится о твоем здоровье, очень приятно… Стоп. Филипп заботится о здоровье ребенка. О своем сыне, а не о ней. Она тоже желает ребенку самого лучшего, но… но хочет, чтобы муж видел в ней женщину, а не только мать своего ребенка. У Анджелы сжалось горло. Что это с ней? Две недели она избегала всяких контактов с Филиппом. Злилась на него за то, что он изменил ее жизнь, хотя в глубине души понимала, что предложенный им брак единственный выход из создавшегося положения. Филипп держал ее за руку во время ультразвукового исследования, со слезами на глазах следил за движениями их ребенка, и этого хватило, чтобы она распустила сопли и превратилась в романтическую идиотку, теряющую голову от близости мужчины. В женщину, которой она клялась не быть. Нет. Этого не будет. Анджела выпрямилась. — Ты прав, — холодно сказала она. — Я не люблю, когда мне указывают. Филипп потянулся к ее руке. Анджела попыталась вырваться, но он держал крепко. — О'кей, ты не худая. Просто пара фунтов сделает тебя еще красивее. С этим ты согласна? — Перестань, Филипп, — возразила она. — Мне вовсе не нужно есть больше того, что я ем сейчас. И вовсе я не красавица. Я напоминаю выброшенного на берег кита. Филипп фыркнул. Странный человек. Неужели не понимает, что ему дают от ворот поворот? Загорелся красный свет. Филипп остановил машину, поднес ее руку к губам и поцеловал. — Красивого кита. О господи, опять это прикосновение губ к коже! Знает ли Филипп, как на нее действуют его ласки? Она начинает таять и ощущает желание броситься в его объятия. Но этого не будет. Она не даст себе воли. Такие чувства опасны. Анджела всегда знала это, но что она сделала в ту роковую ночь? Утратила контроль над собой, оказалась дочерью своей матери и потеряла все, к чему так отчаянно стремилась. Нельзя сказать, что она не любит свое дитя. Нет, любит. Всей душой. Она даже готова признать, что Филипп порядочный человек, но этот брак не имеет никакого отношения к нежным чувствам. Он — плод представлений Филиппа о чести и долге… и одновременно плод ее беззащитности. Их брак будет пересматриваться каждые два года. Когда муж утратит энтузиазм и начнет скучать, то избавится от нее как от вчерашнего хлама. Только дура может забыть эту маленькую деталь, а она больше никогда не позволит себе такого. Анджела вытянула руку из-под ладони Филиппа. — Должно быть, приятно слышать такую беззастенчивую лесть, — сказала она, не глядя на него. — Милая, это вовсе не лесть, а чистая правда. Что может быть лучше зрелища моей жены, носящей нашего ребенка? Его жены. Их ребенка. Это звучало чудесно. И было бы идеально. Если бы только… если бы только… — Я знаю это место, — мягко сказал он. — Я не голодна. — А я голоден. — Филипп одарил ее улыбкой. — Брось. Расслабься. Я уже сказал, что хочу отвезти тебя куда-нибудь и отпраздновать это событие. — А я хочу вернуться в дом. Филипп посмотрел на упрямый профиль жены. Подбородок был решительно вздернут, что сулило неприятности. Какого черта? Должно быть, это гормоны. Он вспомнил, как Джон вращал глазами и жаловался, что Грейс сводит его с ума: то она мягка как воск, а то капризничает так, что нет никакого спасу. О'кей. Он в эту ловушку не попадется. Хочешь ссоры? Не выйдет! — Раз так, поступим по-другому, — сказал он, когда зажегся зеленый свет. — Мы уедем из города. Я знаю одно укромное местечко на побережье… — Я уже сказала, — повторила Анджела. — Мы вернемся в твой дом. Филипп стиснул зубы. Спокойствие, сказал он себе. Только спокойствие. — Мой дом, — саркастически сказал он. — А тебе не приходило в голову, что это наш дом? — Нет, не приходило. И этот дом не наш. Я ответила на твой вопрос? Руки Филиппа стиснули баранку. Неужели Анджела не может провести с ним несколько минут и не пожалеть об этом? — По-твоему, сегодня нам нечего праздновать? — Мой сын здоров. Это уже праздник, и его с меня вполне достаточно. — Наш сын, — мрачно поправил ее Филипп. — Почему ты это забываешь? — Как я могу это забыть? Ты не позволишь. — Ну все! — рявкнул он. — С меня хватит! Приняв решение в долю секунды, он свернул на загородное шоссе, вдавил в пол педаль газа и со скоростью восемьдесят миль в час помчался в аэропорт. К самолету, который должен был доставить их на остров Эйр. После выезда из Сиднея Филипп не произнес ни слова. Анджела пять минут требовала, чтобы он сказал, что это значит, однако потом поняла, что не только даром тратит время, но и играет ему на руку. Именно этого он и добивался. Поэтому она поджала губы и замолчала. Он остановился только один раз — у автозаправки за городом. Набрал полный бак, демонстративно вынул ключи из зажигания и пошел в буфет. И правильно сделал, что вынул, потому что его подозрения были обоснованными. Анджела уехала бы и бросила его. Он вернулся с двумя контейнерами кофе и двумя сандвичами, завернутыми в целлофан. — Без кофеина, — сказал он, сунув ей кофе и сандвич. Большой шаг вперед. После часа езды Филипп сказал жене всего одно слово, напоминая, что она беременна, носит его ребенка и поэтому он заботится о ней. Конечно, Анджела проигнорировала и его, и кофе, и сандвич. Он сделал почти то же самое, скорчив гримасу и отложив сандвич после первого укуса… И все же у него было преимущество: один кусочек он все-таки проглотил. У Анджелы урчало в животе, хотя смешно чувствовать голод, когда тебя куда-то везет человек, думающий, что пары улыбок и несколько раз сказанного слова «милая» достаточно, чтобы ты стала глиной в его руках. Черт побери, почему он молчит?! Еще минута — и она задала бы вопрос, хотя и не хотела доставлять ему такое удовольствие. Но тут появился указатель «Аэропорт». Аэропорт? О'кей. Час от часу не легче. Сначала запихнул ее в машину и повез черт знает куда, а теперь собирается силой посадить в самолет. Ну уж нет! — Ладно, — сказала Анджела и повернулась к нему. — Твоя взяла. Я никогда не любила таинственные путешествия. Что мы здесь делаем? — Подумай как следует, — ответил он, сворачивая на автостоянку. — Держу пари, сообразишь. — Ты хочешь, чтобы я куда-то полетела с тобой на самолете? — Догадалась? — Он обошел машину и открыл ей дверцу. — Слава богу. Он протянул руку, но Анджела не сдвинулась с места. — Если ты думаешь, что я сяду на реактивный самолет, не зная куда… — Не реактивный, а винтовой. Я уже сказал, куда мы направляемся. На ланч. — Ланч у нас уже был. — Не был. — Филипп посмотрел на часы. — Анджела, пожалуйста, выйди из машины. Мы теряем время. — Нет. — Ты ведешь себя как ребенок. — Я веду себя как взрослая, которая может о себе позаботиться. Не выйду. — Раз, — спокойно сказал Филипп. — Это смешно! Ты не имеешь права… — Два. — Неужели ты думаешь, что можешь заставить меня силой… — Три, — сказал он и потянулся к пряжке ремня безопасности. Анджела шлепнула его по рукам, но он не обратил на это внимания. — Вылезай. — Я уже сказала, что не… Тогда Филипп поднял ее, вытащил наружу и захлопнул дверь бедром. — Черт побери, Томлинсон! — Леди, выбор за вами. Пойдете сами или вас понести? — Он покосился в сторону. — Публики у нас хватает. Полюбуется ли она зрелищем, зависит от вас. Анджела бросила на него уничтожающий взгляд, а затем увидела маленькое здание с вывеской: «Воздушное такси Боба». У дверей стояли двое мужчин и с интересом смотрели на них. Отлично, подумала она. Пусть увидят, какой он упрямый идиот. — Ну что? Ответом ему стала пулеметная очередь ругательств и несколько ударов кулаком по плечу. Филипп фыркнул. — Ну как знаешь, — сказал он и потащил ее к домику. Анджела снова стукнула его и обозвала тупой гориллой. Возможно, она и права, мрачно подумал Филипп. Идея была действительно дурацкая. Чем дальше оставался Сидней, тем яснее это становилось. Филипп никогда не привозил людей в место, которое для него так много значило. Его детство прошло в разваливающихся домиках на берегах заросших камышом озер и в квартирах, которые были двойниками квартиры Анджелы. А после того, как его старик неожиданно разбогател, — в огромном, но безликом номере владельца гостиницы. Его дом в Сиднее был таким же огромным, красивым и безликим. Место, в которое они летели, было единственным местом на земле, которое он считал домом. Если так, то зачем тащить туда Анджелу, которая ненавидит его дом, его Сидней и в придачу его самого? Филипп проделал последние метры, отделявшие его от домика. Анджела умолкла, но два парня, стоявшие у дверей, продолжали скалиться как гиены. — Добрый день, — вежливо сказал один из них. Другой отдал Филиппу насмешливый салют и открыл дверь. — Спасибо, — буркнул он и вошел в домик. Боб, наверняка следивший за этим маленьким представлением через окно, поднял бровь. — Рады видеть вас, мистер Томлинсон, — как ни в чем не бывало сказал он. — Решили слетать на остров? Филипп поставил Анджелу на пол, но продолжал крепко держать ее за талию. Ее молчание было зловещим признаком. Такие женщины легко не сдаются. Попытка Анджелы сломать ему ключицу и призвать на его голову гнев индусских богов не увенчалась успехом, но это значило, что самое трудное впереди. — Взаимно, — проворчал он. — Есть два места на ближайший рейс? Боб почесал ухо. — Думаю, да. — Отлично. Берем. — Он хочет сказать, что берет одно место, — сказала Анджела. Ага, подумал Филипп, начинается. Анджела задрала подборок до неба. — Два, — спокойно сказал он. — Одно, — повторила Анджела. — Только одно. Кстати, Боб, куда вы летите? — На Эйр. Конечно, если мистер Томлинсон не сменил свой обычный курс. — Честно говоря, — любезно ответила Анджела, — мне нет никакого дела до того, что мистер Томлинсон летит на Эйр, что бы это ни было. — Это остров, — готовно подсказал владелец воздушного такси. — Примерно в тридцати милях к югу отсюда. — Мне все равно, что Эйр, что Эльба. Я знаю только одно: я с ним не лечу. Филипп заставил себя улыбнуться. — Познакомься с моей женой. — Я не его жена. То есть жена, но я не… — Анджела перевела дух. — Вы летаете в Сидней? — Нет, — осторожно ответил Боб. — Мы не летаем. Но там, в аэропорту… — Боб, подожди минутку, ладно? — Филипп схватил Анджелу за руку и оттащил в угол. — Мы не вернемся в Сидней, — ледяным тоном сказал он. — Мы летим на Эйр. — Ты можешь лететь куда угодно. А я полечу в Сидней. — Отлично, — саркастически протянул Филипп. — Интересно, как ты это сделаешь. У тебя нет кредитной карточки. Не вздумай врать, потому что я проверял. Ты погасила все свои карточки, когда бросила университет. Именно поэтому мне пришлось открыть на твое имя новый счет, но ты не отреагировала на открытку, которую я послал тебе утром. — Я буду платить наличными. Теми самыми грязными бумажками, к которым чистоплюи вроде тебя не притрагиваются. — Я тоже люблю грязные бумажки, — холодно ответил он. — Но тебе было нечем заплатить за ланч, не то что за билет на самолет. — Ты этого не знаешь. — Ее подбородок был задран по-прежнему, но в голосе слышалась неуверенность. Филипп чувствовал себя последним сукиным сыном, однако отступать было поздно. — Знаю, — ответил он и сказал ей, сколько стоит билет. Конечно, слегка преувеличив, но какая разница? Его жена не полетит в Сидней. И вообще никуда не полетит. Пока. Он не имел понятия, почему тащит ее с собой, но она не улетит без его разрешения. — Теперь понятно? Нравится это тебе или нет, но ты привязана ко мне и к моему острову. 8 Привязана? Точнее, поймана в ловушку. Но есть ли у меня выбор? Нет, мрачно подумала Анджела, когда черный автомобиль повышенной проходимости, ждавший у взлетной полосы, запрыгал по узкому ухабистому проселку. Спасибо и на том, что, когда Филипп говорил о «своем острове», он выражался фигурально. Эйр не был частным владением. Тут были другие дома, городок, дороги. Она боялась, что это окажется скала посреди Тихого океана. Но нет, Эйр был местом достаточно цивилизованным. Местом, хорошо знакомым человеку, за которого она вышла замуж. Он правил машиной, переключал передачи и поворачивал так уверенно, словно провел здесь много времени. — Залезай, — лаконично сказал Филипп. Анджела не послушалась, но он снова поднял ее, посадил на сиденье и застегнул ремень безопасности. Она шлепнула его по рукам, как в прошлый раз. Тогда рука Филиппа коснулась ее груди. Ей не хотелось, чтобы это повторилось. Она знала, что это получилось нечаянно. Знала, что из-за беременности ее груди стали более чувствительными. И все же этого мимолетного прикосновения к соскам было достаточно, чтобы мышцы живота напряглись. Гормоны. Простая химическая реакция. Филипп — типичный тиран. Мозг понимает это, но тело реагирует по-своему. Филипп всегда волновал ее. И она не могла и не может не реагировать на него. Это доказывает, что она ничем не отличается от других женщин, являющихся заложницами своего либидо. Она такая же беззащитная, такая же глупая, но по крайней мере знает это. Впрочем, волноваться ей не из-за чего. Анджела исподтишка покосилась на Филиппа. Нет, его можно не бояться. Анджела не знала, зачем он ее сюда притащил, но наверняка не для того, чтобы обольстить. Никакого секса. Таково было ее условие. И он не прикасался к ней. Ни разу за две недели. Они спали в разных комнатах. Она была рада этому. Конечно, рада. Она бы не позволила прикоснуться к себе. Если бы Филипп пришел к ней ночью, когда она лежала и думала о нем, если бы пришел, окликнул ее по имени, сел на кровать и заключил ее в объятия, она бы остановила его. Остановила бы… Внезапно у Анджелы пересохло в горле, и она проглотила слюну. Она помнила все, что случилось несколько месяцев назад. Его руки. Его губы. С какой стати ей хотеть этого? Она порядочная женщина. Если она уступила ему всего один раз… Ничего себе уступка, подумала она и положила руку на живот. Нет, не нужен ей Филипп. Ей нужен ребенок, мирно спящий во чреве. Филиппу он нужен тоже. Это единственная причина, заставившая его жениться. Нужно помнить это. Иначе… Иначе муж разобьет ей сердце, потому что… потому что… Анджела затаила дыхание. Не думай об этом! — велела она себе. Никогда! Машина дернулась и остановилась. — А вот и дом, — сказал Филипп. Анджела заморгала и уставилась на его лицо, освещенное солнцем. На его губах играла улыбка. Она вспомнила прикосновение этих губ к коже и внезапно поняла, что должна была вернуться в Сидней. Как угодно. Хоть пешком. — Где? — спросила она, пытаясь любым способом отвлечься от опасных мыслей. — Не вижу… — А потом Анджела его увидела. Обветренный старый дом стоял на склоне травянистого холма. Ниже тянулся золотистый песчаный пляж, а за ним раскинулось темно-синее море. — Ох, — не успев подумать, сказала она. — Ох, Филипп, как красиво! Он посмотрел на нее и перевел дух. Лицо Анджелы сияло, взгляд был устремлен на дом, который он восстановил своими руками. — Да, — ворчливо ответил он. — Я тоже так думаю. Он свернул на длинную аллею, снизил скорость и подъехал к дому медленно, как делал всегда. Это был ритуал, с помощью которого Филипп избавлялся от имиджа сиднейского врача. Но сейчас у него была для этого более важная причина. Нужно дать Анджеле возможность рассмотреть дом. Насладиться тишиной, нарушаемой только дуновением ветра. Почувствовать уединенность этих пяти акров пустоши, за которыми лежало бесконечное море. У него напрягся подбородок. В чем дело? Да, она сказала, что дом красивый, ну и что? Он видел фотографии Луны. Там тоже было красиво. Но это вовсе не значит, что ему хотелось провести там уикенд. Тут не было ни соседей, ни телевизора, ни телефона. Не считая мобильника. Но секретарша прекрасно знала, что звонить по нему можно только в случае крайней необходимости. Здесь он был в полной изоляции. Ему здесь нравилось. А Анджеле не понравится. Черт побери, она готова возненавидеть все, что принадлежит ему. Так же, как ненавидит его самого. Тот утренний эпизод всего лишь исключение из правила. Глупо было тащить ее сюда. Филипп заскрежетал зубами и прибавил скорость. О'кей, он задержится здесь ровно столько, сколько понадобится для ее отдыха. Доктор сказал, что она совершенно здорова, но везти беременную женщину в такую даль все же не следовало. Потом он извинится, развернет машину, вернется в аэропорт и… — Кролик! — воскликнула Анджела с таким восторгом, что он волей-неволей поднял глаза. Она улыбалась. Улыбалась! Филипп инстинктивно улыбнулся в ответ. — Ты любишь кроликов? Поздравляю, Томлинсон. Идиотская фраза. Однако, похоже, Анджела так не считала. — Угу. Там, где я росла, был маленький парк… — И что же? — Ничего. Просто иногда я видела там кроликов. Филипп кивнул. — На этих пустошах полно кроликов. — На пустошах? — Она продолжала улыбаться. — Да. Правда, на этом острове их называют лугами. — Он откашлялся. — Тут живут олени. Улыбка Анджелы стала шире. — А иногда на берег вылезают тюлени и морские черепахи, — продолжил он, чувствуя себя главой семейства, который кладет подарки под елку. — Я никогда… То есть в Перте… — Угу. В Перте диких зверей не больше, чем в Мельбурне. — В Мельбурне? — Да. Я там вырос… — Черт побери, что он бормочет?! Но выражение лица Анджелы изменилось. Как и тон. За все время их знакомства она говорила таким тоном только дважды. Сегодня утром, когда они следили за ультразвуковым изображением их сына… и целую вечность назад. В ту ночь, когда они занимались любовью. Он въехал в пристроенный к дому гараж, выключил двигатель и стал ждать. Что-то случилось. Филипп чувствовал это. Что-то внутри него самого. Еще немного — и он поймет, почему привез ее сюда. — Анджела… — Да? — Анджела, посмотри на меня. Прошла секунда. Потом она послушалась, но за этот ничтожный промежуток времени все изменилось. Складка губ, выражение глаз… Теперь Анджела смотрела на него, как на незнакомого человека в поезде. — Что? Улыбка Филиппа угасла. — Ничего, — лаконично ответил он, и тайна осталась тайной. Он позвонил на остров с автозаправочной станции и попросил пару, присматривавшую за домом, купить продукты. В холодильнике лежали бифштексы и салат на ужин и яйца с беконом на завтрак. Однако Филиппа заботило не это. В доме хранились джинсы, рубашки, туристические ботинки, тапочки, но женской одежды здесь не было. Он никогда не привозил сюда женщину. Его жена первая. Он хотел сказать об этом Анджеле, которая стояла посреди гостиной, обхватив себя руками, но передумал. Зачем говорить то, что не имеет для нее ни малейшего значения? Он поднес спичку к растопке и дровам, лежавшим в большом камине, который занимал половину комнаты. — Спальни наверху, — отрывисто сказал Филипп, встал и повернулся к ней. — И ванная тоже. — Какая спальня? — Что? — Какая спальня моя? Она спросила это таким тоном, словно разговаривала с портье или коридорным. — Любая из двух, — резко ответил он. — Наверно, я неправильно выразилась. Какая из них твоя? — Та, которая смотрит на море. — Ладно, — вежливо улыбнулась она. — Тогда я займу другую. — Угу, — кивнул Филипп, повернулся к камину и уставился на пламя. Через час он постучал в ее дверь. — Я принес одежду, которая может тебе подойти. Мои джинсы и пару рубашек. Ответа не последовало. Филипп поджал губы и добавил: — Обед через пятнадцать минут. — Я не голодна, — послышалось из-за двери. — Ты не ела с утра. — Я сказала… — Я слышал. Сейчас тебе нужно есть за двоих. Либо спустишься через пятнадцать минут, либо я поднимусь и отведу тебя. — Он повесил одежду на ручку двери и ушел. Анджела злобно уставилась на закрытую дверь. Мало того что он держал ее взаперти в Сиднее. Теперь он держит ее на краю земли, в доме, который вдвое меньше сиднейского. Это означает, что они будут тереться бок о бок все время, которое проведут здесь. Очень жаль. Потому что место и в самом деле чудесное. Она повернулась к окну и посмотрела на зеленую пустошь. Скольких женщин Филипп привозил сюда? Занимался с ними любовью у камина или на огромной кровати в хозяйской спальне? Она заглянула в эту комнату по дороге наверх. Потолок там был стеклянный. Можно было лежать в объятиях Филиппа и считать звезды. Сколько раз он заставлял тебя подниматься к этим звездам и удерживал там за мгновение до наступления оргазма?! Анджела села на край кровати. Зачем он привез ее сюда? Уж конечно не для того, чтобы она считала звезды, лежа в его объятиях, смеялась и гуляла по пустынному берегу, держа его за руку. Может быть, он собирается соблазнить ее? Заманить в постель, как обещал когда-то, когда уговаривал выйти за него замуж? Она повернулась и посмотрела на себя в зеркало. Нет, волноваться не из-за чего. Кому может понравиться такая уродина? Только тому, кто любит. Но их брак не имеет к любви никакого отношения. Он вызван целесообразностью, чувством долга и… — Время вышло. — Филипп постучал кулаком в дверь. Еще нет, подумала Анджела. Но рано или поздно выйдет. Два года. Впрочем, вряд ли он станет ждать так долго. Ему не терпится избавиться от меня. На глазах проступили слезы. Она вытерла их, встала, сделала глубокий вдох и шагнула к двери. — Они ужинали за маленьким столом у камина. Наверно, это очень вкусно, думала Анджела. Филипп зажарил бифштексы на угольях, испек картошку в золе и добавил к ней салат. К несчастью, Анджела не ощущала вкуса еды. Она послушно жевала и глотала, потому что нужно было кормить ребенка. Питание — это очень важно. Так же, как и беседа. Но оба молчали. Это не значило, что ей не хочется говорить. Правда, на ум приходили всякие пустяки: «Ты замечал, что шелест ветра в траве напоминает любовные стоны?» Или: «Мне хотелось бы провести пальцем по ямке на твоем подбородке»… — …Хотелось? Анджела захлопала глазами. Сначала она испугалась, что произнесла последнюю фразу вслух, но потом увидела протянутый ей бокал. — Анджела, что бы тебе хотелось выпить? Сердце колотилось как сумасшедшее. Она заставила себя вежливо улыбнуться. — Спасибо, но мне нельзя ничего спиртного. Ребенок… — Это минеральная вода с сиропом, — неохотно улыбнулся Филипп. — Клубничным. Наверно, у Мэг Райан был шок, когда я попросил ее купить бутылочку сиропа и поставить ее в холодильник. Она стиснула ножку бокала. — Мэг Райан? — Мэг и ее муж Чарли присматривают за домом в мое отсутствие. Я пытаюсь выбираться сюда пару раз в месяц, но приятно знать, что кто-то заботится о доме. — Ох… — Приди в себя, Анджела. Кончай охать. Придумай что-нибудь поумнее. — Да, я понимаю, что второй дом — это лишняя головная боль. — Это радость, — ответил Филипп. — В смысле, дом на острове. Кроме того, я считаю его не вторым, а моим единственным домом. Сидней для меня… Как бы это получше выразиться? Место, где я вешаю свою шляпу. — Что ж, понимаю. Тут красиво. — Я рад, что тебе здесь нравится. — Думаю, это место нравится каждому, кто здесь бывает. — Анджела подняла глаза, встретила его взгляд и покраснела. Что за намеки? Даже если здесь перебывала сотня женщин, какое ей до этого дело? — Никого здесь не было, — негромко ответил он. — Только ты. — Не поняла… — Только ты. — Его взгляд прожигал насквозь. — Ты пыталась сосчитать, сколько женщин здесь было до тебя? — Не льсти себе, — холодно ответила она. — Почему меня это должно волновать? — Не знаю, — еле слышно ответил он. — У меня есть кое-какие соображения. Но ответ знаешь только ты. — Не понимаю, о чем ты говоришь. Кого ты сюда таскал, меня не… Анджела ахнула, когда Филипп перегнулся через стол и схватил ее за запястье. — Может быть, хватит притворяться? Она отодвинула стул и хотела встать, но Филипп не пустил. У нее заколотилось сердце. Какое признание он хочет у нее вырвать? Не выйдет. Она будет молчать. — Отпусти меня, Филипп. Филипп поднял ее со стула и прижал к своему горячему телу. — Мы провели вместе одну ночь, — хрипло сказал он. — Только одну. Но я не могу ее забыть. — Ты слышал, что я сказала? — Она хлопнула его по плечам. — Отпусти! — Сначала ответь, черт побери! Скажи, что та ночь ничего для тебя не значила. Тогда я уйду и оставлю тебя в покое, которым ты так дорожишь. — Не значила. — Не верю. — Замечательно! Ты требуешь ответа, но только такого, который тебя устраивает. — Мне нужна правда. Конечно, если ты еще не забыла, что это такое. — Он стиснул ее плечи. — В ту ночь ты свела меня с ума. Раньше со мной такого не было. — Замолчи! — Анджела заткнула уши. — Я ничего не хочу слышать! Филипп схватил ее за руки и прижал их к своей груди. — Все это время я думал о тебе. Мечтал о тебе. Знаешь, что я почувствовал, когда понял, что это для тебя ничего не значило? — Замолчи! Замолчи! — Если это ничего для тебя не значило, как ты могла дрожать в моих объятиях, стонать, кричать и шептать мое имя? — Филипп схватил ее за волосы и заставил смотреть ему в глаза. — Говори, или… или… — Или что? — шепотом спросила она. Филипп видел ее серебристые глаза, дрожавшие губы, жилку, пульсировавшую на шее, и понимал, что может овладеть ею, не сходя с этого места. Он прав, за ее гневом скрывается желание. Она желает его. Желает так же страстно, как и он ее. Но овладевать ею не следует. Гнев и отрицание того, что их влечет друг к другу, — плохие советчики. Она должна сама прийти к нему. Раскрыть объятия. Прошептать его имя так же, как она шептала его в ту ночь, когда они зачали ребенка. Иначе это будет всего лишь секс… А он хочет большего. Черт побери, что с ним происходит? Филипп чувствовал себя так, словно стоял на краю пропасти, которая угрожала поглотить его. Он отпустил ее плечи и сделал шаг назад. — Уже поздно, — ворчливо сказал он. — Иди спать. — Филипп… — пробормотала Анджела, слизывая слезы с губ. — Будь добра, сделай одолжение нам обоим. — Он отвернулся, взялся обеими руками за каминную полку и наклонил голову. — Уйди отсюда. Анджела мгновение смотрела на незнакомца, который был ее мужем. А затем спаслась бегством. На черной поверхности воды плясал лунный серп, сделанный из слоновой кости. Звездные лучи протыкали покрывало из черного дерева и сквозь стеклянный купол падали на кровать. В такие минуты дом напоминал Филиппу огромный парусник, плывущий по безбрежному травяному морю. Но сегодня он не ощущал никакого удовольствия. Впервые с тех пор, как оснастил дом куполом. Он не мог думать ни о чем, кроме Анджелы и катастрофы, которой оказался их брак. Долгий день и еще более долгий вечер утомили его. Тело кричало криком, требуя сна, но мозг продолжал лихорадочно работать. Зачем он привез ее сюда? Почему думал, что это может что-то изменить? Но самое главное, с чего он взял, что из этого брака может выйти что-нибудь путное? Филипп перевернулся на живот и начал колотить подушку. Судя по положению луны на небе, стоял разгар ночи, когда по пустоши шныряют мелкие зверьки, а порывы ветра заставляют дом вздыхать. Он слышал уханье охотившейся совы, скрип половиц и мерный шум накатывавшегося на берег прибоя. Но Филиппу хотелось слышать только одно: дыхание жены, спящей в его объятиях. Именно поэтому ему и не спалось. Стоило ему закрыть глаза, как он представлял себе, что Анджела рядом. Увы, ничего подобного. Анджела лежит в соседней комнате, отделенная от него чем-то куда более крепким, чем деревянная перегородка. Может быть, она тоже не спит? И ждет? Филипп сел и провел руками по волосам. Если она чего-то и ждет, то возможности поскорее удрать отсюда. Расторгнуть этот брак. И бросить его. Он испустил злобное ругательство, встал и натянул джинсы. Какого черта он влез в это дело? Женился на женщине, которая его не выносит, а ради чего? Следовало послушаться Грега. Дать сыну свое имя, обеспечить его материально, а там было бы видно. Если бы он захотел, то мог бы стать для ребенка отцом, живущим отдельно. Множество мужчин находится в таком положении. Да, ситуация для ребенка не лучшая, но все же… Скорее всего, тем и закончится. Филипп посмотрел на часы. Половина четвертого. Для жителя Сиднея разгар ночи, а для островитянина, жизнь которого подчиняется приливам и отливам, — начало трудового дня. Скоро из порта выйдут траулеры, за которыми последуют шаланды рыбаков и лодки любителей посидеть с удочкой. А он будет заперт в доме с женщиной, которая ненавидит его, и пытаться понять, что с ней делать. Точнее, что делать с собственной жизнью… Свежий ветер трепал штору и охлаждал разгоряченное тело. Филипп вздрогнул и закрыл окно. В доме было холодно, хотя ради Анджелы он включил отопление. Тепло ли ей? Он постучал в дверь и сказал, что в шкафу лежат запасные одеяла, но обратила ли она внимание на его слова? Может быть, постучаться к ней еще раз и спросить, все ли в порядке? Может быть… Тьфу, идиот! Его жена не ребенок. Может сама о себе позаботиться. Если Анджеле понадобится еще одно одеяло, она его найдет. Если их разделяет всего одна стена, это еще не значит, что он должен думать о ней день и ночь. В Сиднее хозяйская спальня и спальня для гостей находятся на разных этажах. Возможно, там ему будет легче… Кому он морочит голову? Он и в Сиднее часами лежит без сна, гадая, что будет, если открыть дверь, войти к ней в комнату и сесть на кровать. Он прекрасно знал, что будет. Анджела встретит его как принцесса, похищенная драконом. Поэтому Филипп вставал и принимал ледяной душ. В общем, паршивее некуда. Нет, есть куда. То, что он делает сейчас, еще хуже. Расхаживает по комнате, предается эротическим фантазиям и проклинает себя за то, что привез ее сюда. Хватит! Филипп достал из ящика свитер, надел его, застегнул джинсы, напялил старые мокасины, вышел в коридор, миновал дверь Анджелы, на лестничной площадке повернул ручку термостата и спустился на кухню. 9 Холод каменных плит проникал через подошвы. Может, вернуться и надеть носки? Нет. Придется снова пройти мимо двери Анджелы, а ему этого не хочется. Просто не стоит ее беспокоить. Наверно, следует выпить чего-нибудь горячего. Не зажигая света, он достал толстую белую кружку и налил туда кофе, сваренного после обеда. Для Анджелы был заварен травяной чай, но, конечно, она отказалась его пить. С какой стати ей хотеть травяного чаю, если она не хочет его ребенка? Нет, подумал он, сунув кружку в микроволновую печь, это неправда. Она хочет ребенка. Просто не хочет считать его общим. На экране загорелись цифры. Филипп открыл дверцу прежде, чем успел прозвучать звуковой сигнал. Он обхватил кружку ладонями, сделал глоток и почувствовал, что по его жилам потекло тепло. Уф, полегчало… С кружкой в руках он медленно прошел в гостиную и остановился у окна. Приближался рассвет. Луна садилась, звезды поблекли. Над океаном клубились облака. Прекрасно. День будет сырым и пасмурным. Под стать его настроению. Если Анджела не проснется к шести часам, он постучит к ней в дверь. Но не для того, чтобы выяснять отношения. Чем скорее они уберутся отсюда, тем лучше. Филипп пошел к лестнице, однако вспомнил про дверь Анджелы и передумал. Возвращаться к себе не имеет смысла. Лучше устроиться внизу и дождаться рассвета. Он пошел в свою любимую оранжерею, построенную одновременно со стеклянным куполом. Филипп долго ломал себе голову, как это сделать. Дом, суровый по очертаниям, но изящный, был построен почти двести лет назад капитаном китобойного судна. Тогда здесь еще промышляли китов… Искажать внешний вид не следовало, но Филиппу хотелось видеть море и небо одновременно. Мысль была абсурдная, однако когда он поговорил с архитектором, тот улыбнулся и кивнул. Да, имеет смысл. В таких домах оранжерей не устраивали, но архитектор все же сумел выкроить нужное пространство. В оранжерее были дощатый пол, стеклянные стены и стеклянная крыша. Мебель здесь стояла самая простая: диванчик, пара стульев и кофейный столик. Украшением комнаты был старинный телескоп. В хорошую погоду отсюда можно было следить за китами. От этого улучшалось настроение. Дверь оранжереи была закрыта. Но Филипп был готов поклясться, что не закрывал ее. Он повернул ручку… И столкнулся со своей обожаемой женой. Анджела негромко вскрикнула. Филипп отпрянул. Горячий кофе брызнул ему на руку. Он пробормотал несколько слов, которые джентльмены при дамах не произносят. Анджела обхватила рукой ворот рубашки. — Стучаться надо! — Нет, надо зажигать свет! — Ты напугал меня до полусмерти. — А я получил ожог второй степени. Если бы ты включила свет, я бы тебя увидел. — Ты сам крался в темноте… — Она запнулась. — Чем ты обжегся? — Кофе, — лаконично ответил Филипп. — И вовсе я не крался… — Он нахмурился. — Ты в порядке? — Тебе интересно, что чувствует человек, попавший под грузовик? Он вздохнул. — Я не хотел тебя пугать. — А я не хотела тебя обжигать. — Анджела сделала паузу. — Где? — Неважно. Это пустяк. Она зажгла настольную лампу. На ней была одна из его рубашек, застегнутая сверху донизу и доходившая до середины бедер. Тонкий хлопок слегка обтягивал выпуклый живот. Неужели беременная женщина в мужской рубашке может выглядеть сексуально? Еще как может… — Где? — снова спросила она. Филипп захлопал глазами. — Что? — О господи! Где ожог? Вот здесь, подумал он. Внутри. — Пальцы. Ничего страшного. Анджела схватила его за руку и осмотрела ее, как старатель, ищущий золото. — Ничего нет. Он кивнул. — Я так и сказал. — Ты сказал… — Она перевела дух. — Ладно. Раз так, то… Анджела хотела прошмыгнуть мимо, но Филипп поймал ее за руку. — Куда ты? — Наверх. Спать. А что еще человеку делать в разгар ночи? — Не знаю, — протяжно ответил он. — Может быть, спуститься в оранжерею, потому что не можешь уснуть. — Его пальцы сжались. — Или пойти на кухню и выпить кофе. А ты как думаешь? Почему два человека страдают бессонницей и бродят по дому как привидения? — У него приподнялись уголки рта. Анджела покраснела. — Я всегда плохо сплю после сильного переутомления. — Черт! — Улыбка Филиппа тут же угасла. — Конечно, ты переутомилась. Это я виноват. — Ты тут ни при чем. — Конечно, при чем. Это же я сегодня протащил тебя через весь Новый Южный Уэльс. — Разве можно устать, когда ты сидишь в машине и в самолете, а все остальное делает кто-то другой? — еле слышно ответила она. — Да, но ты беременна. — Я устала, только и всего. В предыдущую ночь мне плохо спалось. — И мне тоже. — Филипп прищурился и посмотрел ей в лицо. — У тебя глаза красные. — Серьезно? — Она слегка пожала плечами и освободила руку. — Ну… я уже сказала, что… — Устала. — Его брови сошлись на переносице. — Ты плакала? Она отпрянула как ошпаренная. — Конечно нет! С какой стати? — Плакала. — Он протянул руку. Она отпрянула еще дальше, но недостаточно быстро. Его палец коснулся мокрых ресниц. — Анджела, тебе плохо? — Хорошо. А если бы ты дал мне уйти, было бы еще лучше. Филипп положил руку на ее плечо. Распухшие глаза Анджелы напугали его. — Почему ты плакала? — И не думала. — Не лги мне! — резко сказал он. — Ты плакала, и я хочу знать причину. Их взгляды встретились. Затем она закусила нижнюю губу и отвела глаза. — Я беременна, — холодно сказала она. — Беременные часто плачут. — Из-за чего? — Просто так. Из-за всего. — Она отвернулась и испустила смешок. — Хочешь знать правду? Я услышала уханье совы. А секунду спустя — чей-то страшный вскрик… — У нее сорвался голос. Филипп вздохнул, сжал ее плечи и повернул лицом к себе. — Сове тоже нужно жить, — тихо сказал он. Анджела кивнула. — Знаю. Честное слово. Но… но я подумала: а вдруг это тот самый кролик, которого мы видели днем? Он был полон жизни. Но прошло совсем немного времени, и… и… — Когда мне было лет восемь-девять, — сказал Филипп, обхватив ее лицо ладонями, — я пошел с отцом ловить рыбу. Целый день, проведенный с моим стариком, был большим событием. Он редко бывал дома, а когда это случалось, то ему было не до детей. Я не знаю, почему мы оказались одни. Может быть, Грег и Джон болели, а сестры куда-то уехали с мамой. В общем, он взял меня на рыбалку. И… — И, — закончила Анджела, — ты прекрасно провел время. — В ее голосе слышалась надежда на счастливый конец. Почему-то это было для нее очень важно. Однако там, где дело касалось отношений Филиппа с отцом, счастливым концом и не пахло. Поэтому он улыбнулся, коснулся губами губ Анджелы и снова почувствовал их сладость. — Я ужасно провел время. Что бы я ни делал, все было не так. Он показывал, как насаживать наживку на крючок, а у меня ничего не получалось. Когда я подсекал, то делал это недостаточно быстро. Двигался в лодке, когда нужно было сидеть смирно, и сидел смирно, когда нужно было двигаться. Глаза Анджелы наполнились слезами. — Какая грустная история! — Да уж, милая. — Филипп заправил ей за ухо прядь волос. — Но на обратном пути отец неожиданно остановился у магазина, где продавали лучшее в городе мороженое. И купил мой любимый клубничный рожок. Двойную порцию, посыпанную тертым шоколадом. Мне даже не пришлось просить об этом. Он знал, что я люблю шоколадный порошок. — Ну вот. — Она слабо улыбнулась. — Все кончилось хорошо. Филипп вытер ей глаза кончиком пальца. — Да. Но тогда я был слишком мал, чтобы понять смысл случившегося. Меня осенило только через несколько лет. Анджела подняла брови. — Смысл случившегося? Филипп кивнул. — Жизнь непредсказуема. Иногда то, что плохо начинается, хорошо кончается. — Он заставил Анджелу поднять лицо. — Обстоятельства заставили меня оказаться в одной лодке с отцом. Обстоятельства заставили нас вступить в брак, к которому мы были не готовы. Кто знает, чем это закончится? — Он наклонился и снова поцеловал ее. — Анджела… Если постараться, у нас может получиться. Она посмотрела на него. — Филипп, я хотела бы, чтобы все сложилось по-другому. Хотела бы… — Мы можем изменить это, — ответил он, глядя ей в глаза. — Я знаю. Анджела заплакала навзрыд. По ее щекам потекли слезы, и у Филиппа сжалось сердце. Он не хотел заставлять ее плакать. Ей-богу, не хотел. Ему хотелось только одного: поступить правильно. Это и есть правильный поступок, подумал он и поцеловал жену. Поцелуй должен был быть нежным. Так Филипп хотел попросить прощения за то, что заставил ее плакать. Но с губ Анджелы сорвалось его имя, и это свело его с ума. — Филипп… — прошептала она, положила ладони на его грудь и раскрыла губы. Вкус ее губ напоминал вкус первых капель дождя, падающих на стеклянную крышу оранжереи. Вкус полевых цветов, расцветающих летом на пустоши. Его сердце безудержно заколотилось, тело напряглось. — Анджела… — хрипло сказал он, намекая на последствия. Она ответила тем, что встала на цыпочки и обняла его за шею. Филипп застонал и поцеловал ее еще крепче. — Да, — прошептала она и прижалась к нему так крепко, что чуть не опрокинула. Ошибиться было невозможно. Она желает его. Так же, как в ту ночь. И так же, как он желал ее все эти месяцы. Филипп прижался губами к ее шее. Когда он прикоснулся кончиком языка к пульсировавшей жилке, Анджела откинула голову. Филипп расстегивал пуговицы рубашки сверху вниз; его губы следовали за пальцами. Он целовал шею, ключицы и изящную ложбинку между грудями. Когда последняя пуговица была расстегнута, он взял в ладони налившиеся груди и удивился их неожиданной пышности. Потом наклонил голову, лизнул и по очереди взял в рот напрягшиеся соски, вспоминая их вкус и наслаждаясь тихими стонами Анджелы. Филипп поднял голову, посмотрел в лицо жены и нежно погладил соски кончиками пальцев. Глаза Анджелы потемнели от страсти, губы раздвинулись, дыхание участилось. — Тебе нравится? — хрипло спросил он. — Да, — прошептала Анджела. — Да, да, да… От этого признания по жилам Филиппа заструилось пламя. В ту ночь он желал Анджелу, как никогда не желал другую женщину, но не так, как сегодня. Далеко не так. Желание пронизывало его. Да, это был секс. Да, он стремился овладеть ею. Но не только. Тут было нечто большее. Филипп хотел сказать это, но как можно было говорить, если она запустила руки под его свитер? Если двигалась в том древнем ритме, который не изменился за тысячи лет? Его ладони скользнули по ее шелковистой спине, сжали ягодицы, подняли Анджелу и крепко прижали к восставшему члену. — Ребенок… — прошептала она, и Филипп пришел в ужас. — Я причиняю ему вред? Анджела испустила гортанный смешок. — Нет. О нет. Так ему повредить нельзя. Я только хотела сказать… Филипп, я изменилась. Я не похожа на ту женщину, с которой ты занимался любовью в ту ночь. Нет. Не похожа. Он уже знал это. Ощущал прикосновение ее налившихся грудей и выпуклого живота. — Знаю, — сказал Филипп и не торопясь спустил рубашку с ее плеч. Анджела попыталась схватить ее, но рубашка выскользнула из ее пальцев и упала на пол. — Филипп… — Она смущенно хихикнула и прикрылась руками. — Я хочу видеть тебя, — нежно сказал он. Он взял ее руки, поднес к губам, поцеловал в ладони, потом опустил ее руки по швам и посмотрел на свою красавицу жену. Ее груди были полными и упругими, соски — темными, как спелые вишни. В круглом животе жил зачатый ими ребенок. А на лице… на лице было написано желание. И радость. У него перехватило дыхание. — Я… я набрала вес, — с запинкой сказала она. Филипп улыбнулся. — На это я и рассчитывал. — Я хотела сказать, что выгляжу как… — Ты выглядишь как моя жена, — ответил Филипп, взял ее на руки и начал подниматься по темной лестнице. Анджела обняла Филиппа за шею и уткнулась лицом в его шею. Она была обнажена, он был одет. Прикосновение грубой ткани к чувствительной коже казалось поразительно эротичным. Филипп положил ее на кровать, лег сверху, уперся ладонями в матрас по обе стороны ее тела и начал неторопливо целовать, заставляя Анджелу забыть обо всем и ответить ему. И она отвечала. Ей нравились мелкие укусы Филиппа и проникновения его языка. Анджела негромко застонала и протянула руки, желая привлечь его к себе. Но Филипп сел, поднес ее руки к губам и взял в рот кончик ее указательного пальца. Потом, не сводя с нее глаз, снял свитер и сбросил джинсы. Комнату освещали первые лучи солнца. Анджела смотрела на человека, который однажды был ее любовником, а теперь стал мужем. 10 Она не ошиблась, он был прекрасен. Сколько ночей этот образ мучил ее? Лицо грешного ангела, твердые линии и изящные углы. Плечи, широкие и мускулистые. Сильная волосатая грудь, плоский живот, узкие бедра… Когда взгляд Анджелы спустился ниже, ее тело охватило пламя. О боже… — Анджела, — прошептал Филипп. Она подняла глаза и раскинула руки. Он лег рядом с ней, поцеловал ее, запустил пальцы в волосы и прижал спиной к матрасу. Анджела вздохнула и прошептала его имя. Филипп сжал ее груди, поцеловал их и начал сосать. Анджела застонала, выгнула спину, приподнялась, и он принял предложение, лаская руками и губами женщину, которую так долго желал. Нежно погладил округлившееся тело жены, раздвинул ей ноги и положил ладонь на горячую промежность. Анджела вскрикнула, закорчилась, и Филипп еле сдержался. О боже, она совсем мокрая! И желает его. Только его. — Анджела, — гортанно сказал он, и на смену рукам пришел рот. Прикосновение языка к чувствительной плоти заставило ее вздрогнуть. — Нет… Филипп… Анджела хотела остановить мужа, но пальцы сами вплелись в темные волосы и не оттолкнули, а еще крепче прижали его голову. Она окончательно сдалась его восхитительным поцелуям. Перед закрытыми глазами поплыли цветные круги, по жилам побежала огненная река. А потом он вошел в нее, наполнил и обхватил ладонями ягодицы, заставив ее задвигаться и вцепиться в его плечи. Когда Филипп вскрикнул и оросил ее, Анджела тоже протяжно вскрикнула, вытянулась и застыла в его объятиях. Филипп проснулся первым. Шумел дождь, стояло пасмурное утро, а Анджела спала, положив голову ему на плечо. Он осторожно повернулся на бок, продолжая обнимать ее. Она что-то пробормотала и прильнула к нему. Прикосновение грудей к груди и живота к животу дарило ему невыразимое наслаждение. Филипп провел ладонью по спине Анджелы, стиснул ягодицу и слегка приподнял ее. Она сонно вздохнула и обняла его одной рукой. Казалось, эта рука проникла в его грудь и сжала сердце. Моя жена, подумал он. Моя прекрасная, смелая, упрямая, невероятная жена. О господи, он так счастлив! Как никогда в жизни… Анджела ткнула его локтем. — Эй, — прошептал он. — Милая, ты проснулась? Последовал еще один тычок, на этот раз более сильный. Но это не мог быть локоть Анджелы. Она обнимала его одной рукой, а вторая лежала под подушкой. Тычок. Тычок, тычок, тычок… О боже! У Филиппа расширились глаза. Жена не могла ткнуть его в бок. Это делал его сын. Он осторожно отодвинулся и откинул одеяло. Что-то — либо крошечный локоть, либо маленькое колено — слегка оттопыривало нежный живот. Святые угодники!.. Филипп улыбнулся и негромко окликнул сына: — Эй, дружок! Живот слегка оттопырился еще раз. А потом вздутие исчезло. Филипп ждал, закусив губу, и наконец положил ладонь на живот жены. Прошла секунда, и он вновь ощутил движение. По животу прошла волна, и что-то ткнулось в его ладонь. В утробе его жены двигался ребенок. У Филиппа сжалось горло. До встречи с Анджелой он думал, что ему принадлежит весь мир. Если бы из лампы Аладдина вылетел джинн и предложил исполнить любое его желание, Филипп ответил бы: «Знаете что, мистер Джинн? Мне ничего не нужно. У меня уже есть все, чего бы я мог желать». Но он ошибался. Тогда у него не было сына. И жены, спавшей в его объятиях. — Мм… Анджела просыпалась. Филипп следил за тем, как она открывала глаза. При виде лица мужа она смущенно улыбнулась. Неужели достаточно одной улыбки, чтобы сделать мужчину счастливым? — Доброе утро, — нежно сказал он. Анджела снова улыбнулась. Тогда Филипп опустил голову и поцеловал ее. — Я не хотел будить тебя, — прошептал он, не отрываясь от ее губ. А затем погладил живот Анджелы. — Но мне пришлось познакомиться с сыном. Она посмотрела на его руку. — Он представился, — с улыбкой продолжил Филипп. — Точнее, лягнул меня. Сильно. Анджела негромко рассмеялась. Как сладко просыпаться в объятиях мужа и слышать его голос, такой довольный, словно их еще не родившийся ребенок забил первый в своей жизни гол! — В последнее время он делал это часто. — Она протянула руку и убрала со лба мужа темную прядь. — Это нормально? Ему положено так прыгать? — Угу. — Он не причинит тебе вреда? Анджела улыбнулась. — Нет. — Вообще-то я знаю, что младенцы шевелятся. Я чувствовал ребенка Грейс, когда… — Грейс — это жена твоего брата, верно? — Угу. Она должна родить со дня на день. Когда я был у них, младенец брыкался и Грейс дала мне пощупать… — Филипп нахмурился. — Милая, извини, — нежно сказал он. — До меня только сейчас дошло… Ты знаешь о моих родных только то немногое, что я успел рассказать. — Я уже говорила, что все понимаю. — Улыбка Анджелы слегка поблекла. — Наверно, не стоит говорить им, что ты был вынужден жениться на мне. Филипп посмотрел на нее как на ненормальную. — Я и не собирался говорить это, — проворчал он. Анджела кивнула. А что еще он мог сказать? Интересно, как можно растить ребенка, никому не сообщив об этом? Филипп говорил о братьях и сестрах как о близких людях, но кто его знает?.. Наверно, можно иметь родных и ничего не рассказывать им о себе. Все возможно. Ясно одно: только дура могла думать, что эта ночь что-то изменила. — Конечно, — сказала Анджела, села и спустила ноги на пол. Рубашка, которая была на ней ночью, валялась у порога. Может быть, завернуться в одеяло? Она никогда не чувствовала себя так неловко. — Анджела… — Да? — лаконично спросила она. — Ты куда? — Одеваться. Точнее, принимать душ, а потом одеваться. Варить кофе. Готовить завтрак. Филипп удержал ее. — Я не хочу завтракать. — Он отодвинул в сторону ее волосы и уткнулся губами в шею. — Единственное, чего я хочу, это ты. — Филипп… — Она сделала глубокий вдох. — Эта ночь была очень приятной. Но… — Очень приятной? — Он негромко рассмеялся, повернул Анджелу к себе и обнял ладонями ее щеки. — Брось, милая. Не то слово. — А что я должна сказать? Это было… весело. Филипп сжал губы. — Весело, — бесстрастно повторил он. — Да. Пожалуй, ты был прав. Если мы будем время от времени… заниматься сексом, это пойдет на пользу нашим отношениям… Филипп впился в ее губы. Анджела вскрикнула, отпрянула и попыталась справиться с собой, но не смогла. Она желает объятий мужа. Желает его поцелуев. Его любви. На ее глаза навернулись слезы. Он никогда не полюбит ее. Но она будет продолжать любить его. Так же, как любила все эти пустые, одинокие месяцы. Любить его, спать с ним, брать то, что ей предлагают, и копить воспоминания. — Филипп, — прошептала она, обвила руками его шею и ответила на поцелуй. А потом он положил ее голову себе на грудь и погладил по спине. — Это был не просто секс, — тихо сказал он. — Я… ты дорога мне, Анджела. Конечно, дорога. Я ношу его ребенка. Она вспомнила, каким было лицо Филиппа, когда он ощутил шевеление своего сына. Ах, если бы с такой же любовью он смотрел и на меня… — А я… я дорог тебе. — Он обхватил ее затылок и заставил посмотреть в глаза. — Дорог, верно? Анджела кивнула. — Да. Ты… — Ты — все, о чем может мечтать женщина. — Ты хороший человек, Филипп Томлинсон. Какая женщина могла бы от тебя отказаться? На подбородке Филиппа запульсировала жилка. Если бы это признание прозвучало вчера, он бы безмерно удивился. Но сегодня оно оставило его равнодушным. Он не хочет, чтобы она считала его хорошим человеком. Он хочет… Филипп откашлялся. — Если мы постараемся, то из этого брака что-нибудь получится. Она снова кивнула. — Да. Филипп снова поцеловал ее — на этот раз нежно — и улыбнулся. — Кажется, я что-то слышал насчет завтрака. — Верно, — сказала Анджела, ответив на его улыбку. — Я не… — Что — не? — Ничего. — Что — ничего? — Она отодвинулась и подняла брови. — Что ты хотел сказать? — Ну, я не хочу хвастаться, но… — Но? — засмеялась она. — Но омлет у меня получается неплохо. — Отлично. Потому что я должна предупредить: на кухне от меня проку мало. Его улыбка была сексуальной и типично мужской. — Да, но зато от тебя есть прок в постели. — Комплименты делу не помогут, — продолжая улыбаться, чопорно ответила она. — Я — худшая в мире стряпуха. — Ага… — Филипп поддел пальцем ее подбородок. — Зато ты лучшая в мире студентка. — Да. — Ее улыбка потускнела. — Точнее, была ею… — И будешь снова. Когда мы вернемся в Сидней, я представлю тебя своим университетским знакомым. Ах, если бы этот свет в глазах сиял только для него! — Серьезно? Он кивнул. — Абсолютно. Но до этого нужно дожить. О чем я и толкую. Если ты покажешь себя хорошей студенткой, я сделаю омлет. Анджела сморщила нос. — О чем ты говоришь? Филипп улыбнулся. — Лучшие в мире студентки обладают логикой и воображением. — Да, но… — Кроме того, они понимают намеки и делают выводы. Анджела возвела глаза к потолку. — Филипп, честное слово… — Есть некоторые вещи, которые мужчинам не по зубам. Даже хирургам. Понимаешь? — Нет. — Анджела уперлась ему в грудь и слегка нахмурилась. — Не понимаю. На что ты намекаешь? — На печенье. — Печенье? — Угу. Понимаешь, прошлой зимой здесь было холодно, как в Арктике. Снег, лед… И Мэг… — Та женщина, которая присматривает за домом? — Верно. Как обычно, Мэг покупала продукты. И положила в холодильник коробку смеси для печенья. — О боже… — Анджела прижала руку к груди. — Так ты не только готовишь приличный омлет, но и умеешь печь? — Я никогда ничего не пек. А когда прочитал инструкцию на коробке, то понял, что и не буду. — Он улыбнулся и прижался лбом к ее лбу. — Может быть, ты попробуешь? Анджела облизала нижнюю губу. — Потому что ты не смог убедить другую женщину приехать сюда и прочитать, что там написано? Филипп обхватил ладонями ее щеки. — Нет. Потому что я не собирался показывать это место никому, кроме тебя, — хрипло ответил он. А потом поцеловал так жадно, что Анджела чуть не сомлела. — Так что сегодня ночью моя кровать прошла боевое крещение. Свет, мелькнувший в глазах Анджелы несколько минут назад, вспыхнул снова. Но теперь причиной этого света был он, Филипп. — Приятно слышать. Наградой ей стала еще одна обворожительная улыбка. — Ну что? Я делаю омлет, а ты печешь печенье. Согласна? — А если вместо печенья получится хоккейная шайба, ругаться не будешь? Филипп усмехнулся и положил ладонь на ее живот. — Что нам терять? Тем быстрее парнишка привыкнет к спорту. Глядишь, пойдет в отца. Анджела засмеялась. — Хочешь сказать, что ты был звездой хоккея? — Ну, может, и не звездой, но играл я неплохо. Только не в хоккей, а в регби. Звездой хоккея на траве у нас был Грег. — Твой брат. — Угу. Младший. А Джон у нас самый старший. Не считая девочек. Продолжай улыбаться! — велела себе Анджела. Даже если ты никогда их не увидишь. — Конечно, — вежливо ответила она. — Берил у нас модель. Точнее, была ею, но недавно вышла замуж и… Но это долгая история. — Да, — еще более вежливо ответила Анджела. — Не сомневаюсь. — Теперь о Фионе и Урсуле. Фиона у нас бухгалтер. Но необычный. Ты знаешь бухгалтеров, которые прыгают с парашютом? — Нет, — сказала Анджела, натужно улыбаясь. — А Урсула… — Филипп фыркнул. — Совершенно непрактичное существо. Наш доктор Айболит. Кстати, о животных… Ну, их трудно описать. Сделаешь это сама, когда познакомишься с ними. — Да, — снова сказала она. — Наверно… И когда это случится? — Первыми будут Джон и Грейс. Они живут всего в сотне миль от Сиднея. Даже меньше. — Он наклонил голову набок. — Слушай, у меня идея… Может, по возвращении сразу отправимся к ним? — Ну… я… — Анджела начала заикаться. — Ты сказал… Мне показалось, что ты не хотел говорить им, что… нам пришлось пожениться… — И не скажу. — Филипп убрал с ее щеки прядь смоляных волос. — Милая, мы скажем моим родным правду, — мягко сказал он. — Что мы познакомились несколько месяцев назад, решили жить вместе, но… но получилось так, что мы снова нашли друг друга всего две недели назад. — Он улыбнулся и провел пальцем по ее губам, образовавшим букву «о». — Подходит? Анджела проглотила слюну. — Очень подходит. — Вот и отлично. Раз так, за дело. Сначала завтрак. Потом поездка в порт, где я представлю тебя своей любимой даме ростом в тридцать восемь футов. Мы поплаваем на ней в следующий раз. — Не знаю… То есть… — Ты полюбишь ее с первого взгляда. — Филипп махнул рукой, отметая все возражения. — Но не сегодня. — Нет. Я уже сказал, что у нас слишком много дел. Еда. Порт. И магазины, где мы купим тебе что-нибудь сексуальное. — Сексуальное? — засмеялась Анджела. — Одежда для беременных сексуальной не бывает. — На тебе все выглядит сексуально. — Последовал еще один поцелуй, долгий и нежный. — А потом нанесем визит Джону. Ну что, подходит? Анджела смотрела на него во все глаза. Это звучало как волшебная сказка, но она в сказки не верит. — Черт побери! — спохватился Филипп. — Я просто идиот! Это слишком много, да? Наверно, ты устала, а я тебя тороплю… Анджела поцеловала его в губы. — Я ни капельки не устала, — прошептала она. — И на все согласна. — Ты уверена? Потому что… — Филипп! Судя по тону Анджелы, разговор был окончен. Но Филипп умел оставить за собой последнее слово. — Планы меняются, — сказал он. — Мы проведем здесь два дня. — Честное слово, я не… — Я знаю. Мы посетим порт и магазины. — Он бережно опустил Анджелу на подушки. — Но Джон и Грейс пару дней подождут. У нас есть занятие получше. Анджела негромко засмеялась, обняла его за шею и поцеловала. — Как насчет завтрака? — нежно спросила она. Филипп взял в ладонь ее грудь, провел пальцем по соску, и она затаила дыхание. — А как насчет этого? — шепнул он. — Это может… — У нее дрогнул голос. — Это тоже может подождать. Он наклонил голову и лизнул ее. — У твоих сосков цвет роз. — Они никогда не были такими чувствительными, — прошептала в ответ Анджела. — Ребенок… — Я делаю тебе больно? — Ох нет. Нет! Я люблю, когда… да, когда ты делаешь это. Когда ты… ох! Ох, Филипп… Другого ответа ему и не требовалось. А когда ее пальцы сомкнулись на его упругом члене, Филипп лег на бок, повернул Анджелу и перекинул ее голень через свое бедро. — Смотри на меня, — хрипло велел он. — Я хочу видеть твое лицо. Его слова, прикосновения и движения были настоящей пыткой. Анджела вскрикнула, поцеловала его в губы и отдалась ему телом и душой… Доказав это единственным способом на свете. Когда они проснулись, стояло ясное безоблачное утро. На острове Эйр наступила благодать. Теплые дни и холодные ночи, полные страсти. В объятиях мужа Анджела теряла всю свою сдержанность. Филипп был потрясающим любовником: романтичным, щедрым и требовательным. Его любовь была бурной и опасной, как море, и нежной, словно полевые цветы, растущие на пустошах. Впервые в жизни Анджела чувствовала себя свободной… Свободной, если не считать неспособности произнести три простых слова, живших в ее сердце. Если бы она могла сказать Филиппу «я люблю тебя»… И все же она была несказанно счастлива. Они гуляли по берегу, пустынному в это время года. Анджела собирала гальку и раковины. Филипп слегка поддразнивал ее, но набивал карманы и относил образцы домой именно он. Они съездили в порт и полюбовались на яхту, стоявшую у причала. Анджела посмотрела на стройную красавицу, затем на лицо мужа и поняла, что любит океан и паруса. — Мы можем вывести ее в море? — спросила она. Филипп обнял жену, сказал, что очень рад ее энтузиазму, но все же думает, что это нужно сделать после родов. — Милая, тогда тебе будет легче, — сказал он. Анджела улыбнулась, кивнула и напомнила себе, что глупо плакать от радости при мысли о совместном будущем. Филипп уже говорил это, но только когда речь шла об их ребенке. Мелочь, конечно, однако она была счастлива. Все наполняло ее ощущением счастья. Например, посещение маленького ресторана, в котором хозяин назвал его по имени. — Это моя жена, — сказал Филипп. Мужчина поцеловал ей руку, широко улыбнулся, увидев ее живот, подарил ей красную розу и усадил за столик. От удовольствия у Анджелы закружилась голова. До сих пор Филипп ее никому не представлял. «Это моя жена, — повторяла про себя она. — Это моя жена…» Разве в английском языке есть слова чудеснее? Они шли по мощенной булыжником Мейн-стрит и заглядывали в витрины магазинов. Филипп купил ей одежду — несколько шелковых брюк на завязке и кучу просторных блузок. Купил понравившиеся ей босоножки ручной работы и золотые серьги. Анджела старалась не показывать виду, что вещь ей нравится, но это не помогало: Филипп все равно покупал ее. — Мне ничего не нужно, — слегка задыхаясь, говорила она, однако пакеты и коробки ложились в багажник. Филипп целовал ее и говорил, что это не имеет значения; главное, чтобы человеку чего-то хотелось. Они устроили пикник на вершине холма, откуда были видны яхты, бороздившие море. Потом поехали в городок, где ели хот-доги и картофельные чипсы и следили за любителями серфинга, скакавшими на волнах. Поскольку вино было Анджеле противопоказано, они пили из бокалов для шампанского имбирный эль. А когда вечерами они возвращались домой, Филипп неторопливо раздевал Анджелу и занимался с ней любовью, пока она не начинала плакать от радости. О да, она счастлива. Так счастлива, что становилось страшно. 11 Неужели это надолго? Этот вопрос пугал ее в разгар ночи, а когда Филипп просыпался и видел, что она стоит у окна и смотрит на море, Анджела говорила, что у нее разболелась спина, хотя на самом деле у нее болело сердце. — Милая, я помогу, — говорил он, относил ее на кровать, клал на бок и растирал «больное» место. Потом на смену рукам приходили губы, и она забывала обо всем на свете, кроме своей любви. Однажды во время завтрака Анджела осторожно упомянула о Джоне, к которому они собирались съездить. Просить не хотелось: а вдруг он передумал? Но Филипп обрадовался и начал рассказывать обо всех своих родных. Забавные истории о его братьях и сестрах заставляли ее смеяться, но Анджела чувствовала, что в раннем детстве, когда отец таскал их из города в город, гоняясь за мечтой, Филиппу было одиноко. — Наверно, я надоел тебе, — наконец сказал он. Анджела порывисто взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала. — Как можно скучать, если ты узнаешь о муже самое главное? — нежно сказала она. Лицо Филиппа приняло странное выражение, которого она не поняла. Она тут же пожалела о своих словах и сказала, что всегда интересовалась подробностями жизни других людей. Тогда Филипп бросил на нее еще один загадочный взгляд и сказал, что для врачей это нехарактерно. Оба рассмеялись, и инцидент был забыт. Однажды ночью, лежа в объятиях Филиппа и прислушиваясь к мерному дыханию прибоя, Анджела рассказала ему о себе. Об отце, которого не знала. О матери, которую не понимала. О жизни на задворках общества и первой маленькой победе, когда она получила стипендию и поступила в престижный университет. Мать говорила, что ее туда никогда не примут. Филипп молчал, и Анджела решила, что он уснул. Точнее, что она усыпила его своей болтовней. Какого черта ей вздумалось все это рассказывать?! Но тут он лег на нее и целовал до тех пор, пока у Анджелы не распухли губы. — Ты — чудо, — нежно сказал он. — Настоящее чудо. А я… я… Она ждала, боясь пошевелиться. — Что? — наконец спросила она, взяв в ладони его лицо. Филипп проглотил слюну, отчего его кадык заходил ходуном. — Милая, как ни жаль, но завтра утром нам придется уехать. Мне предстоит провести сложную операцию. Почему у нее защипало глаза? — Конечно, — неестественно весело ответила она. — Я понимаю. Филипп снова поцеловал ее. — В следующий раз мы проживем здесь дольше. — В следующий раз, — покорно повторила она. Будет ли этот следующий раз или эти несколько дней — единственное счастливое время, которое им подарила судьба? На следующее утро они вернулись на материк, забрали машину и поехали к Джону. Всю дорогу Анджеле слышался голос матери, шептавший: «Ничто не длится вечно. Запомни это, Анджела. Ничто не длится вечно. Только дураки верят, что это не так». По дороге Филипп чуть не извелся. Анджела придумала десяток причин для возвращения в Сидней. Было ясно, что она нервничает. Но сам Филипп нервничал куда сильнее. «Кемпси, 60 миль». Указатель промелькнул так быстро, что Филипп едва не пропустил его. Если до Кемпси шестьдесят миль, то сколько до виноградника Джона? Десять? Двадцать? Какого черта он не обращал внимания на детали, когда ездил туда? Почему не узнал, сколько оттуда миль до Кемпси? Но с какой стати это должно было его интересовать? Чушь собачья! В данный момент Филиппа волновало вовсе не это, а тот момент, когда он вылезет из машины и скажет: «Привет, Джон! Старик, я приготовил тебе сюрприз!» Он посмотрел на Анджелу. Та сидела прямо и смотрела на дорогу, сложив руки на коленях… Впрочем, коленей у нее уже не было. У нее был живот. Живот, в котором шевелился его ребенок. — Скоро будем на месте. Анджела посмотрела на него, а потом на дорогу. — Тебе понравится Джон. Ну, может быть, не сразу. Иногда он бывает… Но Грейс просто прелесть. Анджела кивнула и через пару минут откашлялась. — Филипп, ты уверен, что не стоит позвонить еще раз? — Я уже звонил. — Да. Ты сказал, что готовишь ему сюрприз. Конечно, тебе лучше знать, но… — Я знаю, что делаю. — Филипп говорил решительно, но выглядел как человек, который идет к зубному врачу, не веря в анестезию. — Может быть, мне остаться в машине? Тогда они не увидят, что я беременна. Точнее, увидят, но не сразу… — Грандиозная мысль. Мы приезжаем, Джон и Грейс выходят на крыльцо, я представляю тебя и говорю, что ты останешься в машине, а я войду в дом. «Нет, — скажу я, — все в порядке. Анджела любит машины больше, чем дома. Мы поужинаем, немного посидим, потом вы ляжете спать, а я тайком проведу ее в дом». Анджела фыркнула. — Да, ничего не выйдет. Но как же быть? Мы войдем, немного поговорим о том о сем, а потом скажем, что поженились? — Угу. Мы скажем это до или после того, как они заметят, что ты беременна? Анджела уставилась на свой живот. — Думаю, они увидят это сразу. Филипп нахмурился. Почему мысль съездить в гости к Джону казалась удачной, пока они не сели в машину и не взяли курс на север? — Да, увидят, — сказал он. — А поскольку мой братец давно забыл, что такое противозачаточные таблетки, он сразу поймет, почему я приехал к нему в гости с беременной женщиной на буксире. — Я не баржа, — обиделась Анджела. — Это просто оборот речи. — Это твой оборот речи. И идея визита без предварительного предупреждения тоже твоя. — У Анджелы дрожали руки, поэтому она решила сложить их на груди и притвориться сердитой. — Честно говоря, я думаю, что следовало поступить по-другому. — Например? — Ну не знаю. Написать ему письмо. — Потрясающий план, — саркастически ответил Филипп. — «Дорогой Джон, как дела на винограднике и у Грейс? Да, кстати, я женился, и через четыре месяца жена родит мне сына». Его сына. Опять… — Не так, — дрогнувшим голосом сказала она. — «Дорогой Джон! Я совершил огромную ошибку и теперь расплачиваюсь за это…» Филипп вытянул руку, словно пытался проверить, застегнут ли ее ремень безопасности, затем свернул на обочину и остановился. — Я когда-нибудь говорил, что совершил ошибку? — У тебя не было такого случая. — Если бы я считал, что совершил ошибку, то так бы и сказал. Ясно? Анджела отвернулась. Хотелось ответить насмешливой репликой, но если бы она что-нибудь сказала, то непременно заплакала бы. — Анджела, ты меня поняла? — Да, — ответила она и тут же ударилась в слезы. Филипп выругался, обнял ее и прижал к себе. — Не плачь, — хрипло сказал он, целуя ее в макушку. — О господи, милая, прости меня, ладно? — Он пригладил ей волосы. — Я говорил себе, что это будет легко, но все оказалось не так. И все же мы пройдем через это испытание. О'кей? Анджела кивнула. У нее текло из носа, глаза саднило, она напоминала кита и собиралась встретиться с человеком, которого ее муж называл упрямым и временами несговорчивым старшим братом. — Пройдем. — У нее срывался голос, но подбородок был задран вверх. У Филиппа сжалось сердце. Он достал из кармана платок. — Да, — решительно сказал он, вытирая ей глаза. — Все будет хорошо. — Он поднес платок к ее носу. — Сморкайся. — Она громко высморкалась, и Филипп улыбнулся. — Джон — славный парень. Конечно, он удивится, но это быстро пройдет. Ну что, теперь все в порядке? — Да, — сказала Анджела. — В порядке. — Вот и хорошо. — Он быстро поцеловал ее в губы и включил двигатель. — Заодно я понял, где мы находимся. Через десять минут приедем. Анджела молчала до тех пор, пока Филипп не свернул на длинную подъездную аллею. И слава богу, потому что ответить ей он бы не смог. У него сводило живот. Что на него нашло? Анджела права. Нужно было позвонить, написать или отправить послание с помощью дыма. Еще вчера казалось, что нет лучшего способа сообщить брату о женитьбе, беременности жены и своем счастье, чем просто приехать к нему в гости. Почему не сказать Джону, что он женился на Анджеле, потому что считал это правильным, а уже потом смертельно влюбился в собственную жену? Черт побери! Да, он полюбил жену. Как это случилось? Когда? Почему? Дурацкие вопросы. Почему мужчина влюбляется именно в эту женщину, а не в другую? Потому что влюбляется, вот и все. Потому что она особенная. Красивая. Умная. Сильная. Нежная. Независимая. Господи, он действительно любит ее. Наверно, с той самой ночи, когда они легли в постель. — Филипп… Нужно сказать ей об этом. Но когда? Не сейчас, когда вдали уже виднеется каменный особняк. Когда мужчина должен сказать жене, что любит ее? — Филипп? Брак — это одно. А любовь — совсем другое. Поэтому он объяснится жене в любви лишь тогда, когда будет на тысячу процентов уверен, что она чувствует то же самое. — Филипп! Он повернулся к ней. К черту осторожность! — Анджела, — решительно сказал он, — я должен тебе кое-что сказать… — Посмотри, — прошептала она, кивнув в сторону дома. У подножия лестницы стоял Джон. До него было рукой подать. — Филипп! — воскликнул он и широко улыбнулся. Когда Филипп вышел из машины, обошел капот, открыл дверь и протянул руку Анджеле, улыбка брата стала удивленной. И совсем исчезла, когда они подошли и Филипп осторожно сказал: — Джон, это Анджела. Моя жена. — Еще салата? — бодро спросила Грейс, держа в руках обливную миску и обводя взглядом стол. Джон и Филипп покачали головами. А Анджела продолжала смотреть в тарелку с нетронутой едой. — Ну что ж, — еще бодрее сказала Грейс, — раз так, перейдем к десерту. Французский яблочный пирог. Неплохо звучит, правда? Я сама его испекла. Несколько дней назад нашла рецепт в журнале. Можно убирать со стола? Анджела поднялась на ноги. — Я помогу. — Ох нет, не надо, все в порядке. Наверно, вы устали. То есть… я имела в виду, что вы… — Беременна, — без всякого выражения закончила Анджела. — Беременны, — повторила Грейс. — Так же, как я. Джон поднял взгляд. Совсем не так, как ты, говорило холодное выражение его лица. — Ладно, — быстро согласилась Грейс. — Помогите. Точнее, помогите мне сварить кофе. Мужчинам — с кофеином, нам — без, потому что… — Потому что мы беременны, — вызывающим тоном сказала Анджела. Джон посмотрел на Анджелу. Неужели он думает, что ее можно запугать? Что бы она ни услышала в этом доме, это не причинит ей боли. За исключением того, что хотел сказать Филипп, когда они приехали. И попытался повторить, когда они на мгновение остались наедине. Того, что он скажет, когда вечер закончится. Анджела взяла свою тарелку, обошла стол и собрала посуду. Никто ничего не ел. Никто не пытался поддерживать беседу. Джон не сказал ей и двух слов. Этого и не требовалось. Выражение его лица говорило само за себя. А Филипп… Филипп был воплощением человека, оказавшегося между молотом и наковальней. На мгновение ей стало жалко мужа. Следует отдать Филиппу должное, он старался изо всех сил. Держал ее за руку во время первых неловких минут встречи со старшим братом, обнимал за талию, когда они поднимались по лестнице, гладил по спине, когда из кухни пришла счастливая кругленькая Грейс… И обомлела при виде деверя с беременной женщиной, которую тот представил как свою жену. Когда супруги очутились в комнате, отведенной им Грейс, Филипп взял Анджелу за руки. Ох если бы он обнял ее… — Мне очень жаль, Анджела, — сказал он. — Очень жаль. Она кивнула, не доверяя собственному голосу. — Я все сделал неправильно! — сердито воскликнул он. — С самого начала! Да. С самого начала. Она знала это. Только не сумела заставить его понять. — Но я исправлюсь. Клянусь тебе. Просто все пошло не так, как мы думали. — А потом он ужасно серьезно сказал, что позже сообщит ей нечто очень важное. И она снова кивнула. Потому что знает, о чем пойдет речь. Их брак — катастрофа. Несмотря на несколько чудесных дней, проведенных на острове. Секс сексом, долг долгом, но жениться на ней он не должен был. Теперь Филипп понял это. Он спал с ней, шутил, все было хорошо, однако жениться на ней ему не следовало. Она носит купленную им дорогую одежду, босоножки, золотые серьги, но это не меняет главного. Она здесь чужая, и ее муж знает это. Она им не подходит. Это выяснилось, когда она стояла у подножия каменной лестницы и видела каменное выражение лица Джона и высокие каменные стены за его спиной. Эти люди богаты. Обладают властью и положением в обществе. А она — Чанг. Индианка. Цветная. Иными словами, никто. Ни власти, ни положения в обществе. Только отец, которого она никогда не видела, и мать, хобби которой были бары и мужчины. Здесь ей не место. Ни в этом доме, ни в этой семье. И Филипп наконец понял это. — Анджела… Она замигала. На пороге стояла Грейс и слегка улыбалась. — Вы не отнесете посуду на кухню? — мягко спросила она. Анджела кивнула. Она почувствовала прикосновение руки Филиппа, но не оглянулась. Просто механически переставляла ноги, пока не оказалась в соседней комнате. Грейс смотрела на нее с жалостью. Черт побери, она нуждается в жалости этой Принцессы на горошине меньше всего на свете! — Ох, Анджела, — сказала Грейс. — Извините… — Не смешите меня. Вам не за что извиняться. — Есть за что. Поведение моего мужа… Понимаете, Он удивился, только и всего. Когда у него будет время подумать… — Честно говоря, мне нет дела до того, что он подумает. И вы тоже. — Анджела поставила тарелки в раковину и включила воду. — Меня волнует только одно… только одно… — И тут она заплакала навзрыд. — Ох, милая! — Грейс выключила воду и подвела ее к стулу. — Сядьте. — Она вынула из кармана фартука несколько бумажных салфеток. Что-то металлическое со звоном упало на пол. Грейс наклонилась и подняла. — Ключи от машины. Вот они где! А я их обыскалась. — Анджела икнула. Грейс бросила ключи на стол и протянула ей салфетку. — Плачьте, сколько хотите. А я тем временем скажу этому тупице все, что я о нем думаю… — Нет! — Анджела схватила Грейс за руку. — Пожалуйста, не надо. Филипп придет и увидит, что я плачу… — Как по-вашему, зачем я ношу с собой эти салфетки? — с легкой улыбкой спросила Грейс. — Беременные женщины плачут постоянно. — Не в этом дело. — Анджела вытерла глаза. — Я расстроилась, но не хочу, чтобы он знал об этом. — Филипп и так знает. Он сам расстроен. Одному Богу известно, что он сейчас говорит Джону. — Я знаю, что он говорит, — ответила Анджела. — Что наш брак оказался чудовищной ошибкой и закончится, как только мы вернемся в Сидней. — О нет, милая! — Грейс села на стул напротив и взяла ее за руку. — Он от вас без ума. Это видно за милю. Анджела издала судорожный смешок. — Он был без ума, когда женился на мне. И это видно за милю всем. В том числе и вашему мужу. — Послушайте меня, Анджела. Я очень люблю Джона, но иногда он бывает упрямым ослом. — Грейс, мы с Филиппом не подходим друг другу. Спасибо за то, что вы пытаетесь меня утешить, но… — Джон просто удивился, вот и все. Он привык опекать младших братьев. И успокоится, как только поймет, что Филипп любит вас. — Филипп не любит меня! — с силой ответила Анджела. — Он женился на мне, потому что я беременна. — Анджела, милая, мужчина не станет жениться на женщине только потому, что она носит его ребенка. — Филиппу хотелось поступить правильно. — Да, конечно. Он ведь Томлинсон. — Грейс улыбнулась и сжала руку Анджелы. — Но он мог признать вашего ребенка и материально помогать ему и вам. Жениться на вас было не обязательно. А если он женился, это значит… — Это значит, что он помешан на чувстве долга. — Это значит, что вы ему дороги. — Ничего подобного. — Анджела… — Мы провели вместе всего одну ночь! Грейс захлопала глазами. — Да, конечно, это необычно, но некоторые женщины быстро беременеют, и… — Вы не поняли. Мы знали друг друга всего одну ночь. — Анджела покраснела, но продолжала смотреть в глаза Грейс. — Познакомились, легли в постель, а когда увиделись в следующий раз, я была на четвертом месяце. Узнав это, Филипп сказал, что мы должны пожениться. А теперь… теперь мы оба знаем, что это было ошибкой. Конечно, вам трудно это понять. Должно быть, у вас с Джоном все было по-другому… Грейс рассмеялась. — О да, по-другому… Я его ненавидела. Он меня терпеть не мог. Единственное, что нас объединяло, это неодолимое желание лечь друг с другом в постель. У Анджелы глаза полезли на лоб. — Вы шутите? Грейс вздохнула и потрепала Анджелу по руке. — Когда-нибудь я расскажу вам все. А пока что поверьте мне. Шансов на то, что мы полюбим друг друга, было один на миллион. — Серьезно? — Серьезно. Мистер Джон Томлинсон, предприниматель, и Грейс Хартли, официантка. Милая, не смотрите на меня так. Это правда. Я зарабатывала на жизнь, обслуживая столики. — А как к этому отнеслись Джон и его родные? — Джону моя работа не нравилась, но потом он махнул на это рукой. А что касается родных… Он их обожает. И я тоже. Они приняли меня с распростертыми объятиями, но, будь по-другому, это его не остановило бы. — Грейс наклонилась к Анджеле. — Слышишь голоса в соседней комнате? Наверняка мой муж говорит твоему, что этот брак — ошибка. А твой отвечает моему, что ему плевать на его мнение. У Анджелы тут же поднялось настроение. — Ты так думаешь? — Не думаю, а знаю. Таковы все Томлинсоны. Упрямые. Независимые. И отчаянно преданные женщинам, которых любят и на которых женятся. — Я же сказала, Филипп не… — Еще как, — заверила ее Грейс. — А про тебя я и не спрашиваю. Ты влюбилась в него по уши с первого взгляда, верно? — Да, — прошептала Анджела. — Да, влюбилась. Грейс снова похлопала ее по руке, наклонила голову набок и улыбнулась. — Крик закончился. — Это хорошо? — Ну, если не слышно ударов тел о стены, то да. Они перестали кричать и снова разговаривают. Или ждут нас, чтобы Джон мог извиниться. — Она отодвинула стул. — Что скажешь? Мы можем присоединиться к нашим мужчинам? «К нашим мужчинам». Анджела вспыхнула и поднялась на ноги. — С удовольствием. Женщины вместе подошли к столовой. Грейс приоткрыла дверь, но Анджела остановила ее. Ей требовалось собраться с силами. — …Поверить, что ты сделал такую глупость, — донесся голос Джона. — Знаю. Это еще мягко сказано, — с тяжелым вздохом ответил ему Филипп. Грейс повернулась к Анджеле, открыла рот, но та подняла руку. Грейс вздохнула, покачала головой и сделала шаг в сторону, уступив Анджеле место у двери. — Ты врач. Нужно было думать, прежде чем учинять такое. — Будь добр, избавь меня от своих нравоучений! — Стул заскрипел — похоже, Филипп встал из-за стола. — Я уже признал, что затея была дурацкая. — Надеюсь, ты оставил себе выход. — Конечно, оставил. Мы заключили контракт, в котором есть пункт, что брак пересматривается каждые два года. — И что из этого следует? — Сегодня вечером я скажу ей, что этот пункт не имеет никакого смысла. Так же, как и весь контракт. Мне не требуется ждать еще два года, чтобы принять решение. — Ну наконец-то… — протянул Джон. Филипп что-то добавил, но этого Анджела уже не слышала. Она заплакала в три ручья и побежала на кухню. — Анджела! — окликнула ее Грейс. — Подожди! Но Грейс была на девятом месяце. Она была огромной, как дом. И неуклюжей. Когда она вперевалку добралась до черного хода, Анджела и ключи от машины, лежавшие на столе, уже исчезли. Филипп смотрел на Грейс так, словно она говорила на иностранном языке. — Анджела что?.. — Удрала. Сколько раз повторять? Твоя жена уехала. — Уехала? Куда? Как? — Куда, не знаю. А как, я уже сказала. Она взяла ключи от нашей машины. Филипп вскочил на ноги. Наконец до него дошло. Просто все случилось слишком неожиданно. Жена несет тарелки на кухню, а через пятнадцать минут приходит невестка и говорит, что… — Моя жена убежала? — Слава тебе господи, — сказала Грейс, подняв глаза к потолку. — Да, болван. Убежала. Лицо Филиппа стало белым как мел. — Что случилось? Почему она убежала? Грейс вспомнила один очень похожий вечер, проведенный в этом доме, и ее тон стал язвительным. — Убежала, потому что у братьев Томлинсонов есть привычка говорить о своих женщинах гадости. Вы орали, что Филипп совершил ошибку, женившись на Анджеле, и вечером скажет ей, что их браку пришел конец… — Что? — Не строй из себя невинную овечку, Филипп Томлинсон! Я все слышала. И Анджела тоже. Всю эту чушь о том, что ты включил в контракт пункт о запасном выходе, что ошибся и хочешь сказать ей, что выходишь из игры… — Анджела думает, что я так сказал? — Филипп чуть не лишился дара речи. — Во всяком случае, именно это мы слышали. — Глаза Грейс метали искры. — Подумать только, а я тебя защищала! Утешала ее, а в это время… Филипп, она сходит по тебе с ума. Ты что, ослеп? Филипп захлопал глазами. — Она так сказала? Что сходит по мне с ума? — Просто беда с этими мужчинами! Какие же вы слепые идиоты! — Грейс перевела взгляд с мужа на деверя. — Анджела — настоящее чудо. Неужели ты этого не видишь? Он не видел многого. А теперь его жена… его беременная жена едет в темноте по незнакомой дороге. Филипп побежал к двери. Джон устремился за ним. — Филипп, подожди! Я поеду с тобой! Дверь захлопнулась. Грейс положила руку на плечо мужа, и Джон обернулся. — Ему понадобится помощь… Грейс покачала головой. — Не понадобится. — Да, но… — Филипп ее догонит, а если он хоть чуть-чуть похож на тебя, то обойдется без посторонней помощи. — Она улыбнулась и погладила мужа по груди. — Ему понадобится время, но в конце концов Филипп убедит Анджелу, что любит ее. Ведь меня ты убедил, правда? Джон улыбнулся жене и обхватил ее обеими руками. — Ты — хитрая ведьма. — Угу. Но это ведь не единственное, за что ты меня любишь. Муж поцеловал ее. Грейс вздохнула и прижалась к его груди. — Ты был несправедлив к Анджеле. — Да. Я думал, что она шантажировала его. — Ему следовало стукнуть тебя. — Она улыбнулась. — Конечно, после этого я огрела бы его сковородкой по голове, но все равно он должен был сделать это. — Когда вы с Анджелой ушли, он был близок к этому. Обругал меня. Сказал, что с удовольствием оторвал бы мне руки и ноги, но не сделал этого только потому, что вы обе беременны и он не хотел вас расстраивать. — Но ведь ты же сам сказал, что он сделал большую глупость, женившись на Анджеле… Джон покачал головой. — Вы слышали только конец разговора. Сначала я задал ему жару. Сказал, что глупо жениться на едва знакомой женщине и что он должен был посоветоваться со мной. — Он приподнял лицо Грейс за подбородок. — Филипп ответил, что это не мое дело. — До чего же умный у меня деверь! — улыбнулась Грейс. — Потом он сказал, что любит ее, и я ответил, что это совсем другое дело. Он сказал, что еще не говорил ей этого, что включил в дурацкий контракт дурацкий пункт и что каждые два года брак пересматриваться не будет, потому что… — Джон… — …Потому что он не собирается с ней разводиться. А я сказал… — Джон! — Да, милая, знаю. Но все будет в порядке. Она не могла далеко уехать. Он ее догонит. — Я не об этом. — А о чем же? — Он поцеловал жену в губы. — Хочешь, чтобы я извинился перед Анджелой? Конечно, я это сделаю. Как только они вернутся. — И не об этом тоже. Ребенок… — Что ребенок? — У меня схватки. — О боже… Но ведь еще две недели… Что-то горячее капнуло ему на ногу. Джон окаменел. — Грейс? — Все. Я рожаю. Джон вынул из кармана ключи от спортивной машины, подхватил жену на руки и понес к двери. — Подожди! Мой чемодан! — Черт с ним! — проворчал Джон и шагнул в ночь. 12 Филипп ехал быстро. Дорога была узкой и плохо освещенной, но его это устраивало. Потому что Анджела ехала в том же направлении. Если с ней что-нибудь случится… Нет. Он не будет думать об этом. Ничего не случится. Во всяком случае, сегодня. Она любит его. Так сказала Грейс. Дай-то Бог. Если так, то Анджела простит его. Неужели можно быть таким дураком? Нужно было взять Джона за грудки и потребовать, чтобы брат обращался с Анджелой по-человечески, иначе ему вышибут мозги. Но как можно было сделать это? Рядом сидела Грейс, которая должна вот-вот родить. Нужно было перегнуться через стол, взять Анджелу за руку и сказать во всеуслышание: — Анджела, я люблю тебя. Но как можно было сделать это? Анджела ответила бы ему: «Ну и что?». Филипп нажал на газ. Нет, она бы так не сказала. Если бы он не был таким толстокожим, то давно бы обо всем догадался. О ее чувствах красноречиво говорили глаза и улыбка. Шепот и стоны, которые она издавала, занимаясь с ним любовью. То, как они гуляли по берегу, держась за руки. То, как она лежала в его объятиях на полу у камина… Если бы он не пытался разобраться в собственных чувствах, то давно понял бы чувства Анджелы. Она любит его. Когда он найдет Анджелу, то скажет, что будет любить ее каждый час ближайшие пятьдесят лет. Или сто. Если только она будет слушать. Если поверит ему. Если… Впереди показались красные сигнальные огни. Анджела! — понял Филипп. Он прибавил газу и замигал фарами. Анджела поехала быстрее. Она что, с ума сошла? Дорога стала еще опаснее. По обе стороны проселка росли деревья, так что права на ошибку здесь не было. Филипп снова помигал ей. — Медленнее, Анджела, — пробормотал он. — Медленнее, черт побери! Она поехала быстрее. Проклятье! Что делать? Если он будет ее преследовать, Анджела еще больше увеличит скорость. Филипп неохотно отпустил педаль газа. Огни впереди исчезли. У Филиппа пересохло во рту. Что случилось? Поворот? Изгиб? Да, точно. Изгиб, но не слишком крутой. А за ним — обочина, на которой они останавливались по пути сюда. Задние огни показались снова. Филипп помолился всем известным ему богам, нажал на газ, рванулся вперед и обогнал автомобиль Анджелы. Увидев знакомую обочину, он затормозил, свернул, выпрыгнул из машины и вышел на дорогу. У нее куча времени, чтобы остановиться. За себя Филипп не боялся; просто он не хотел, чтобы Анджела резко затормозила или сделала то, что могло повредить ребенку. Увидев Филиппа, Анджела сбросила скорость, но не остановилась, а попыталась объехать его. — Анджела! — крикнул Филипп. — Анджела, милая, я люблю тебя! Конечно, шум мотора помешал ей услышать его. — Я люблю тебя! — снова крикнул он. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Анджела свернула на обочину и выключила двигатель. Филипп не слышал ничего, кроме стука собственного сердца. На узком проселке стояла мертвая тишина. Он сделал глубокий вдох, подошел к машине и взялся за ручку. Дверь была заперта. — Анджела, милая, открой. Она не смотрела на него. Уставилась в лобовое стекло и сложила бы руки на груди, если бы между рулем и сиденьем было больше места. — Анджела, я люблю тебя! Она не ответила. И даже не посмотрела на него. Биение собственного сердца не мешало ему слышать слабое тиканье остывавшего мотора. У Филиппа сжалось сердце, когда он подумал о том, как быстро она ехала и что с ней могло случиться. Когда он снова подергал ручку, в его голосе прозвучал гнев. — Черт побери, Анджела, открой сейчас же! Она повернулась к нему. — Нет! — Открой, или я… По дороге с ревом мчалась машина. «Феррари» Джона на мгновение замедлил ход. Грейс показала им большой палец, а Джон нажал на гудок. — Удачи! — крикнула Грейс. Филипп повернулся к Анджеле. — Ты слышала? Грейс не сомневается, что я люблю тебя. И Джон тоже. Проклятье, единственный человек, который не знает правды, это… Дверь открылась. — Перестань кричать, — упрямо сказала Анджела. — Ты разбудишь всю округу. — Здесь нет никого, кроме коров. — Ты так кричишь, что они перепугаются до смерти. — Она замешкалась. — Кажется, ты нес какую-то чушь про любовь… — А какая чушь заставила тебя удрать? — парировал он. — Это не чушь, а первый умный поступок, который я совершила с тех пор, как ты влез в мою жизнь. — Анджела, ты ведь не бросишь меня? — Я уже сделала это. Филипп схватил ее за плечи. — Черта с два! Не позволю! — Разве я нарушила твои планы? Ты же собирался сказать: «Прощай, это было неплохо, но я понял, что совершил большую ошибку…». — Я люблю тебя. — Что ж, тем хуже. Потому что уже слишком поздно. Слушай внимательно, поскольку повторения не будет. Это я совершила большую ошибку. Гигантскую ошибку. Чудовищную ошиб… Филипп обнял ее и поцеловал. Анджела сопротивлялась, но не слишком сильно. Как только их губы соединились, Анджела заплакала, и тут Филипп понял, что Грейс права. Жена любит его. Он снова взял Анджелу за плечи и слегка отстранил ее. — Ты любишь меня. — Глупости! — По ее щекам катились слезы, но, когда Филипп попытался вытереть их, Анджела отпрянула. — Как я могу любить человека, который сказал брату, что хочет избавиться от меня? — Я сказал ему, что хочу избавиться от этого дурацкого пункта в не имеющем юридической силы документе, который показывал тебе перед бракосочетанием. — Ты сказал, что совершил ошибку. — Да, совершил. Мне не следовало заставлять тебя вступать в этот брак. — Чертовски верно. Не следовало. — Мне не следовало приходить к тебе с этим документом. — Его тон смягчился. — Следовало прийти к тебе с цветами и сказать то, что уже было в моем сердце… — У тебя нет сердца, — не очень убежденно ответила Анджела. — Что ж, признаю. Мне потребовалось время, чтобы обнаружить его. Но сердце у меня есть. И оно наполнено любовью к тебе. — Ха! — сказала Анджела, однако в ее глазах загорелся блеск, которого Филипп по глупости раньше не замечал. — Я люблю тебя. А ты любишь меня. И я не отпущу тебя, пока ты в этом не признаешься. — В таком случае, Томлинсон, тебе долго придется ждать. — Но вопреки своим словам Анджела обняла его за шею и поцеловала. — Я люблю тебя всем сердцем, — прошептала она, не отрываясь от его губ. — И буду любить всегда. Филипп вздохнул с облегчением. Знать, что тебя любят, это одно, а слышать — совсем другое. — Я должен был сказать тебе. — Да. Должен был. — Раз так, я хочу искупить свою вину. Клянусь любить тебя утром, днем и ночью ближайшие сто лет. — Три раза в сутки в течение ста лет? Три умножить на триста шестьдесят пять и еще на сто… Итого около ста тысяч. Маловато. Филипп фыркнул. — Оказывается, ты еще и математический гений! — Стараюсь, — любезно ответила она. Он провел ладонью по ее животу. — Слышишь, дружок? Твоя мама будет хорошим врачом. Может быть, она даже согласится работать вместе со мной. — Это взятка? — негромко рассмеялась Анджела. — Возможно, — серьезно ответил Филипп. — Впрочем, когда мы вернемся на виноградник и ляжем в постель, я смогу предложить тебе что-то более заманчивое. Ее ответный поцелуй был таким крепким, что Филипп чуть не задохнулся. — Очень заманчивое, — прошептала она. — Соблазн велик… Филипп помог Анджеле забраться в угнанную ею машину, сел за руль и завел двигатель. — А что будет с твоим «порше»? — Подождет до утра. — Он взял руку Анджелы, поднес к губам и поцеловал в ладонь. — В отличие от любви.