8) Строфа 36. «с стекла» никак нельзя оставить! Вздох должен «слететь», а он царапается о стекло!

9) Строфа 47. «Замолить — пой хвалу» портит всю концовку 1 главы. Я бы очень советовал переделать всю строфу.

10) Строфа 49. «Перга»? Да еще «терпкая»? Что это такое? Признаюсь — не знаю… И едва ли многие знают. Воск?

11) Строфа 52 противоречит строфе 54. Если «не просьба, а хвала», то почему «все головы склоняют печально перед ним»? Хвала есть нечто радостное и «тихой» обычно не бывает. Я просто выбросил бы строфу 52.

12) Строфа 57. Не нравится мне: «Так вот твой “строгий рай”». Он же у Вас и есть строгий: «суровые персты», молчание «садовника», печально склоненные перед ним головы? Не к месту поэтому недоумение и ирония приведенной строки.

13) Строфа 61. Вся, с барабаном и обезьянами, мне лично не по вкусу.

14) Строфа 62. «Отсекры, дьякона» — очень неудачно. Разве они правят?

15) Строфа 66. «И кто оценит вкус» — по-моему, неудачно. Вкус вообще вещь спорная, не абсолютная.

16) Строфа 74. Я решительно против «Вальми». Почему «Вальми»?

17) Строфа 77. «нараспашку»… Как это понимать?

18) Строфа 88. Вместо «собаки» рекомендую «собака».

19) Строфа 99. Вместо «да, нам» советовал бы «и нам».

20) Строфа 105. Не нравится мне «иная ли работа». Неуклюже.

21) Строфа 111. «памятуя все типы» — вероятно, тоже нарочитый перебой? Советовал бы устранить. Можно «запомнив все типы».

22) Строфа 113. «быстрее поездов» в наше время уже не образ.

23) Строфа 116. «Убранство страны моей Трансваль». Что Вы хотели этим сказать? Ума не приложу… И горячо возражаю, как и против Вальми. Вообще, после прекрасных строф 113–115 строфы 116 и 117 как-то не удовлетворяют и выпадают из картины.

24) Строфа 119. «отчаянный» и «вперехлёст» тоже не к месту в заключительных строфах поэмы, не в их смысле и стиле.

Вот все, что я могу «возразить». Это мелочи! Интересно, совпадут ли некоторые мои соображения с Вашими, поскольку Вы пишете, что и на Ваш собственный вкус поэма еще не вполне отделана.

Где будете печатать? Советовал бы в «Н<овом> ж<урнале>». Все-таки самый солидный и заплатит больше других.

С Вашего разрешения возвращаю поэму простой почтой, воздушной было бы разорительно.

Желаю удачи в окончательном оформлении поэмы! Еще раз спасибо за нее; и за то, что прислали, и вообще!

Да, еще: в строфах 73 и 74 разговор с Ладой переходит в разговор с Богом. Это обязывает! Требования к Богу — тема трудная и спорная. С нею Вы в этих строфах, по-моему, не справились. Звучат они, я бы сказал, по-елагински. Это очень важное возражение, а я чуть было его не пропустил

Искренне Ваш Д. Кленовский

25 ноября <19>54

Дорогой Владимир Федорович!

Письмо получил. Вы напрасно вроде того, что извиняетесь наперед, буде не последуете моим советам! Ну ясно же, что решать придется самому! Многие мои соображения к тому же практически неосуществимы, иные сомнительны, а все вместе взятые — плод сугубо личного вкуса. Кое-что я по забывчивости просто не понял. Трансвааль, например, как-то выпал у меня из памяти, и только после Ваших разъяснений в ушах зазвучало: «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне!» (так?) А вот насчет Вальми… [71] Помню, что в 1797 г. было такое, не очень-то решающее, сражение между французами и пруссаками, на котором в качестве «наблюдателя» от веймарского герцога присутствовал Гете, написавший о сем в «Campagne in Frankreich» [72] , но что он написал — не припоминаю. Вне Гете Вальми, насколько мне помнится, никак не принято считать неким поворотным пунктом истории. М. б., Гете, именно в связи с личным своим присутствием, так Вальми воспринял, но не слишком ли это субъективно? Я все-таки против Вальми и против Трансвааля… Вы ими, на мой взгляд, не достигаете того эффекта, на который рассчитываете, и тем снижаете значение этих мест поэмы.

Статья Ваша в «Н<овом> журнале» [73] понравилась мне чрезвычайно. Она необыкновенно убедительна в своей ясности и четкости. Со всеми Вашими тезисами нельзя не согласиться.

Терапиано, как это ни странно, совершенно лишен воображения. Считает себя непогрешимым мэтром. Иваск — другое дело, но он, — кажется мне, — легко эпатируется. Что он в восторге от В<ашей> поэмы — это я понимаю, но от «перебоя»… — это уже истерика!

А теперь давайте ссориться по поводу Иванова. Стихи его в «Н<овом> ж<урнале>» [74] , несомненно, замечательно сделаны. Кажется, именно в применении к стихам Иванова впервые появился эпитет «пронзительные» [75] . В некотором отношении они именно пронзают, но тех, кто… дает себя легко пронзить. На меня лично духовный нигилизм Иванова не действует, и стихи его, как хорошо они ни сделаны, меня не волнуют. Если вглядеться, в стихах И<ванова> не столько травмы, сколько позерства. Кроме того, они наивны, и в этом, пожалуй, их главная беда. Восьмистишием с персональным выговором Господу Богу [76] проблемы мирозданья не разрешить. Конечно, предложение покончить сразу «с мукою и музыкой земли» [77] звучит (я имею в виду подчеркнутые слова) чарующе-блестяще, но по существу это же детский лепет! Не нужно быть непременно верующим христианином, чтобы отвергнуть мысли И<ванова>. Достаточно просто понимать, что вселенная, человек, зверь, дерево — все это штука хитрая и мудреная, гамма сложнейших нюансов и возможностей, и вот этак, с плеча, парой блестящих фраз, с нею не разделаешься. Судить же о стихах И<ванова> вне их содержания — нельзя, ибо он сам на нем настаивает.

К моему удивлению, я нашел в стихах Иванова элементы внутренней и внешней подражательности. № 2 [78] — типичный Адамович, № 5 [79] — стопроцентный Елагин, № 6 [80] — Оцуп, № 7 [81] — Одарченко [82] , № 13 [83] — Заболоцкий (вплоть до неправильного «Заболоцкого» ударения: камбала вместо камбала) и т. д. Кстати, этот № 13 не могу не назвать позорным… Некоторые стихи проигрывают от внутренних противоречий. Какая же поэзия «точнейшая наука», если поэту приходится «подчиняться произволу рифмы», и ему это «все равно» (а вторая строфа стихотворения — замечательная!).