— А зачем было пересаживаться, если электричка, в которой он ехал, все равно шли к Москве? — озадачился Федулов, не забывая, однако, и про еду.

— Вот именно... Да, слушаю. Только две? Спасибо, — Беклемешев повесил трубку. — От Желтикова до Яхромы в этот отрезок времени идут всего две электрички — в 12.57 и в 14.03.

— В 14.50 он был уже в Москве.

— Правильно. Вторая электричка отпадает. Остается первая, 12.57. Но в час с небольшим Секаева видели в столовой, на обеде. А в 13.31, самое позднее, он сел в электричку в Дмитрове или Яхроме.

— Рейсовый автобус? — предположил Федулов.

— От воинской части, где служил Секаев, до Дмитрова, если по прямой, километров двадцать. По шоссе и того больше. На автобусе, тем более загородном, это минут тридцать, не меньше. Вывод: Секаева отвезли на машине.

— Кто?

— Да нашлись, видимо, добрые люди: Подвезли к той самой электричке, в которой гарантированно не бывает свидетелей.

— Дело ясное, что дело темное, — кивнул Федулов, подумал и добавил: — Ну и хрен с ним. Пускай теперь Министерство обороны само со своим Секаевым разбирается. Нам так даже лучше. Баба, как грится, с воза, кобыле, соответстно... что? Правильно, легше. Ты бери еще бутерброд-то, бери. Не стесняйся.

— Спасибо, — Беклемешев взял следующий бутерброд, подержал в руке, спросил задумчиво: — Слушай, Артемий Демидович, ты не знаешь случайно, что у нас находится под площадью Тверской Заставы?

— Под площадью Тверской Заставы? — Федулов пожал плечами, отхлебнул чай, прополоскал им рот, причмокнул. — Восхитительно, — сделал еще глоток. — Под площадью Тверской Заставы, Зиновий Ефимович, расположен командный бункер Главного штаба Гражданской обороны. А что?

Ровно в шесть со стороны ВДНХ на улицу Королева вкатилось звено бронетранспортеров. Четыре колесные машины, от которых на километр тянуло жаром и соляркой. Вошли в людское море, словно корабли в незнакомую акваторию, сбросив ход почти до нуля. Зеваки загомонили оживленно, принялись обмениваться мнениями. Интересно же на эдакие махины посмотреть вблизи. У-у-у, зверюги.

На перекрестке Королева и Цандера бронеколонна разделилась.

Две машины ушли к Звездному бульвару, две остановились, не доезжая ограждения. Из приоткрытого люка головного БТРа выбрался молоденький ефрейтор в шлемофоне, гаркнул звонко на всю улицу:

— Кто тут старший? Где машины ставить?

Сержант-спецназовец подбежал, замахал рукой:

— Брат, оттянись вправо, к домам, под стены. — И заорал на зевак: — Ну что встали? БТР никогда не видели? А ну разойдись! Дай дорогу! Разойдись, говорю!

Ефрейтор вновь нырнул в люк. Толпа расступилась. Бронированные чудища, взревев двигателями, неуклюже развернулись, вползли осторожно на газон и, ломая чахлые, тонкие саженцы берез-недомерков, подкатили к домам. Качнувшись, встали прямо под окнами.

Ефрейтор выбрался из машины, достал из кармана комбинезона пачку «Примы», закурил лениво и поинтересовался у спецназовца:

— Слышь, братан, кому докладываться?

— Ты сиди, жди пока, — отмахнулся тот. — За тебя доложатся.

— А-а, ну лады.

Водитель взгромоздился на броню, устроился поудобнее, принялся озираться, покуривая неторопливо.

В штабном «РАФе» Третьяков, нет-нет да и посматривавший в экран телевизора, повернулся к хмурому, как грозовая туча, Ледянскому и сказал:

— Роман Валентинович, я бы на вашем месте запретил телевизионщикам снимать из окон телецентра.

Тот тоже посмотрел на экран и вздрогнул. По НТВ как раз начался выпуск новостей. И, разумеется, основной новостью дня был захват Останкинской башни. Промелькнула заставка, дикторша что-то быстро пояснила «для тех, кто еще не в курсе», а затем возникла четкая, яркая картинка: четыре БМП, въезжающие с Останкинской улицы на улицу Королева.

— Черт! — взорвался генерал, наливаясь кровью,— Неужели нельзя как-нибудь унять этих идиотов? Почему у меня должна голова еще и об этом болеть?

— У них работа такая, — рассудительно заметил Третьяков, нажимая на клавиши. — По всем каналам одно и то же. Ракурсы только отличаются. Этажи, наверное, разные.

— Все, приехали, — мрачно выдохнул спецназовец. — Если у этих подонков есть телевизор, они убьют заложников.

— Я же говорил, — поддержал его Четвертаков. — Надо было положить главаря, пока он стоял внизу. Остальные бы мигом обделались.

Приоткрылась дверца, и в салон заглянул милиционер из оцепления, козырнул: