Если бы не потери, могли подойти бесстрашно. Или, что благоразумнее, спустить парус, сесть на вёсла и скрыться с глаз долой. Теперь же дорога только одна – вперёд. Но толку чуть. Если здесь каким-то чудом минуют беды, встанут на грядущих волоках. Слишком мелки речушки, слишком мало их осталось – корабельщиков да дружинничков.

Парус всё-таки ослабили. Воины спешно обряжались в брони, на скору руку правили мечи и готовили луки. Хотя на стрелы не слишком и рассчитывали – у неприятеля и рук, и тетив куда больше. В том, что дело дойдёт до мечей, сомневались ещё больше.

Но коли в живых остаться не получится, как ни старайся, хоть помереть красиво!

– Жаль, что Олег о том может не узнать, и княжье поручение останется невыполненным, – сокрушался Розмич. – Впрочем, вот они, дирхемы, предназначенные Жедану. Вполне себе откуп. Но коли ворог в силе, так он торговаться не станет, и дирхемы отберёт, и свободу, и самою жизнь – может.

Теперь лодья шла в разы медленней. Зоркий Вихруша на пару с Ловчаном вглядывались, пытаясь опознать неприятеля. Затея сидела тихой мышью и дрожала. От увещеваний схорониться под тюками да дорогими полотнами – отказывалась, что толку? Розмич беззвучно бранился, до боли сжимал рукоять меча. Бледный Ултен молился. Жедан вопрошал.

– Чем же прогневили? – шептал он, уставившись в небо. – Неужто мало откупились? Неужто мало тех жизней, что забрали бьярмы? За что вновь корите?

Небо, как обычно бывает, не отвечало. Немногие тучки мчались, подгоняемые ветром. Именно тогда смертному и кажется, что всесильным богам глубоко наплевать на его горести. Возможно, это так и есть.

Жедан пошатнулся, прикрыл глаза ладонью. Бессильные слёзы катились по щекам, душа кричала подстреленной чайкой.

– Не за себя прошу, – продолжал шептать он. – За неё. Затею, только Затею пощадите!

Сказал, а самому ещё страшнее сделалось. Коли жива останется племянница – быть ей рабой. А как с рабынями поступают, купец знал отлично, хотя сам никогда невольников не обижал.

– За что?! – снова выспросил он и, не выдержав, взвыл.

Взгляд сам скользнул к рыжебородому кульдею Ултену, после – к ромейке. Внутри что-то оборвалось, мысли закружились быстрей ярмарочной карусели.

– Затея, отвернись! – не своим голосом приказал Жедан.

Синеглазая девушка вздрогнула, уставилась на дядю, будто впервые видит.

– Отвороти глаза-то! – повторил купец. Его поддержали и остальные, соображая, что удумал Жедан.

Затея задрала подбородок, готовясь выказать спесь, но седатый кормщик бросил правило, ухватил девицу за плечи. И хотя был изранен и избит настолько, что еле ноги переставлял, держал крепко. Синеглазка и пискнуть не успела, как оказалась в плену.

На борту лодьи стало тихо, словно в могиле. Взгляд Жедана проследили все.

Ромейка вскочила. Замерла, прижав ладони к груди. Она по-прежнему напоминала гадюку, только испуганную.

– Нет… – протянул Ултен, ещё не веря, что намеренья купца серьёзны. – Ты не посмеешь её тронуть.

– Это тебя тронуть не посмею, – не глядя на священника, ответил Жедан. Голос прозвучал холодно, расчётливо. Он сделал единственный шаг в сторону ромейки, и тишину прорезал надрывный крик.

Купец невольно отшатнулся, а ромейка заметалась загнанной волчицей. Только что той кормы? Куда бежать, если вокруг глубокое, холодное Онежское море?

– Помоги, – бросил Жедан Розмичу.

Дружинник стрелой метнулся вперёд, без труда поймал ромейку за горло. Рабыня попыталась ответить – выцарапать глаза, да не дотянулась.

– Что вы! – заголосил кульдей. – Да разве ж так можно! Господь…

– Закрой пасть! – рыкнул Ловчан. – Иначе самого на требу пустим.

– Какая треба? – не унимался Ултен. – Вы разве не понимаете? Девица ни в чём не виновата!

– Виновата, – отрезал Жедан. – И ты, служитель чужого бога, виноват. Неужто не видишь? Все беды оттого, что ваше племя на борт взял. Боги не раз предупреждали, а я не слушал. Теперь понял. И волю богов выполню.

– Ка… – начал было кульдей, но смолк, получив удар рукоятью меча в темечко. Тяжелым кулём осел на гладкие доски.

Девица уже не голосила – хрипела. Слов Жедана не разумела, но тут и без слов всё ясно. Купец приближался, в его руке хищно поблескивал нож.

– Чужачка! Ты носишь знак мёртвого человека. Ты принесла несчастье моим людям и воинам нашего князя. По твоей вине боги осерчали. Я не знаю, смилостивятся ли они теперь.

Розмич умело перехватил руки ромейки, подскочивший Ловчан содрал с головы платок, стиснул в кулаке чёрные косы. Девку перегнули через борт, и Жедан, проворно очутившийся рядом, полоснул по горлу.