– А то. Вы завтра уйдёте, а они, прознав, что капище без защиты осталось, снова явятся. Надевайте личины. И мечами пока не машите.

– Но как же так случилось… – начал было Розмич.

– После объясню, – шикнул волхв. – Близко уже! Облачайтесь! Извиняйте, но окрутить [12] не поспею.

– И так хороши, – острил верный себе Ловчан.

Шубы оказались впору, будто страж капища точно знал, кто явится на помощь, и шил по размеру. Рукава, к удивлению дружинников, были глухими – заканчивались не прорезями, а хитро скроенными варежками, внешне походившими на медвежьи лапы.

Розмич первым разглядел, что «лапы» непростые – между «пальцев» закреплены ножи. Железо тронуто ржавчиной, но острей иного меча будет. Если сжать кулак, ножи аккурат меж костяшек становятся.

– И как такими драться? – тихо спросил он.

– Как бер дерётся, – пожал плечами старик. – Не сможешь – бей кулаком, как обычно. Ну а совсем худо станет – сбрасывай личину и руби мечом.

«Мда… – подумалось Розмичу. – Не видел ты, дед, настоящего сражения. Когда же там раздеваться-то?»

– Они обычно без броней приходят, – пояснял волхв, натягивая шубу белого зверя. – Вооружены ножами и охотницкими луками. Лучников я на себя возьму, а вы бейте тех, кто в круг пройдёт.

– Насмерть бить? – уточнил Ловчан.

– А пускай и насмерть, – поразмыслив, заключил старик. – Только одного живым оставьте.

– Добре, – кивнул дружинник.

Из землянки выбрались беззвучно, след в след. Снаружи было темно, как в бочке с дёгтем, даже звёзды отчего-то попрятались. Ноздрей коснулся студёный воздух, наполненный запахом хвои и сырости. Чудно ощущать дыхание осени, когда лето ещё в силе. Ещё чуднее поджидать врага не на поле брани, а в святом месте.

Волхв, который шел первым, сразу же растворился в ночной тьме. Розмич с Ловчаном разделились – первый отправился к живой изгороди, второй к идолу. Оба, как ни старались, ходили гораздо громче старца, да и звериного проворства выказать не сумели. Будь на дворе день, ни один враг не поверил бы, что перед ним нелюди.

Несмотря на ночной холод, в меховых одеяньях было жарко. Зато личины оказались на удивление удобными – на головах сидели прочнее шлемов и обзор почти не скрадывали. Хотя на кой тот обзор, если вокруг темень, в которой собственную руку с трудом различаешь?

Замерли. Каждый вслушивался в происходящее, пытаясь определить, с какой стороны нападут. Но в лесу было тише, чем на старом кладбище. Только деревья постанывали от порывов налетающего ветра да изредка потрескивали ветки.

Высокий кустарник стоял полукругом, защищая капище с южной и западной стороны. Остальную часть прикрывал валежник – перебраться через такие завалы невозможно, тем более в темноте. Так что, если придут, будут штурмовать ежевичный плетень. За ним-то Розмич и присматривал. Сперва ходил, после присел у самой ограды.

Немного погодя Розмич начал молчаливо костерить волхва, – видимо, старик и впрямь умом тронулся! Весь к нему, видите ли, идёт! Да на кой этой веси словенское святилище? Своих капищ мало?

Он уже подумывал снять личину и отправиться досыпать, как за изгородью послышалось бряцанье.

Воин, как мог тихо, отстранился. По-звериному припал к земле.

Короткий свист, и кусок ограды, кажется, шевельнулся. За свистом последовала приглушенная, неразборчивая брань. Надо думать, покусившийся на колючее растение не озаботился защитить руки и лицо.

Опять свист, уже отчётливей. Следом – треск веток и недовольное бурчание.

Розмич поймал себя на том, что наблюдает за нарушителями с огромным интересом. Так старый, умудрённый жизнью пёс глядит на крадущихся к курятнику воришек. Не посвящённым в охотницкие забавы кажется, будто страж ленив или глух, а тот всего лишь упрощает свою работу: пусть супостаты осмелеют, оставят осторожность и подойдут ближе… Разумнее совершить единственный прыжок, чем гоняться за ними по всему двору.

Он даже усмехнулся мысленно – вот что с людьми звериная личина делает! Особливо если волхвом дадена.

«Гости» проникали на капище по одному и, несмотря на царящую темень, видны были отчётливо. Розмич тут же обозвал пришельцев остолопами – иные не сообразят чёрной ночью в белоснежные рубахи вырядиться. Громко клацнул зубами, чтобы обозначить своё присутствие, но враги не обратили внимания на посторонний звук.

«Тем лучше, – заключил дружинник. – Дураков бить не жалко. Их в последние лета слишком много расплодилось».

Только веселье кончилось быстро – отряд чужаков разделился. Двое остались сторожить вырубленный в изгороди проход, а четверо воровато двинулись к идолу. В том, что Ловчан четверых сразу не остановит, сомнений не было.