У Томека дрожал подбородок, и он ничего не мог с собой поделать. Но если Мари пережила все это и не плачет, то он не будет плакать от ее рассказа. Он сжал зубы и спросил:

— А потом ты вернулась с той стороны леса? Там, наверное, очень здорово, среди всех этих цветов?..

— Конечно, я хотела там остаться, особенно когда представила, что меня будет ждать с другой стороны. И вот, вообрази себе, мы с Кадишоном оказались посреди поля. Но, представь себе, выяснилось, что по нему нельзя пройти больше километра.

— Почему же? — спросил Томек.

— Просто потому, что запахи сводят с ума. Они ударяют в голову, и ты начинаешь бредить. Начинаются галлюцинации. Это весело и смешно, но потом можно умереть. К счастью, Кадишон оказался более выносливым, чем я. Мне лишь хватило сил сказать: «Назад, Кадишон!» — прежде чем потерять сознание, и он довез меня до могилы Пита на краю леса, где запахи слабее. И мы поехали обратно.

После рассказа Мари воцарилось молчание. Кадишон-младший бодро шагал по дороге. Томек заметил, что стало гораздо темнее и холоднее.

— А ты? — снова заговорила Мари. — Что тебя сюда привело? Теперь твоя очередь рассказывать.

— Хорошо, — ответил Томек, укутываясь в одеяло, — но моя история не такая интересная. Я просто очень хотел путешествовать. У меня небольшая бакалея в моей деревне; мне стало скучновато. И вот я ищу реку Кьяр. Знаешь такую?

Мари никогда о ней не слышала.

— Это река, которая, вроде бы, течет вспять, и если пройти вдоль нее до самого конца, на вершину горы, которая называется Священной горой, то можно набрать воды, которая дает бессмертие.

— Правда? — удивилась Мари. — И кто же тебе рассказал об этой реке?

— Мой друг Ишам. Он уже совсем старый, и я бы очень хотел принести ему этой воды.

— Ты действительно смелый мальчик, Томек, — промолвила Мари после небольшой паузы. — Скажи мне, во время нашего маленького эксперимента, до того как я вышла из леса, ты собирался в него войти?

— Думаю, да, — ответил Томек, очень гордый собой.

— Ты хочешь найти воду для своего друга Ишама, и это все, что заставило тебя тронуться в путь?

— Все.

— Ничего больше? — спросила Мари.

— Ничего больше, — ответил Томек.

Он смутился, потому что ему показалось, что была и другая причина. Он попытался вспомнить ее, но не смог.

Потом они замолчали и повозка, мерно покачиваясь, потихоньку убаюкивала их.

Через час пути Томек убедился в богатых музыкальных способностях Кадишона. Стемнело, и не было видно ни зги. Кроме того, в повозке стало неуютно от холодного тумана.

— Тпру, Кадишон! — крикнула Мари, и осел остановился как вкопанный.

Она протянула дрожащему Томеку куртку.

— Возьми накройся. Потом будет еще холоднее. А я пока надену тапочки на нашего приятеля.

Томек подумал, что бы это могло значить, и решил посмотреть. Мари порылась в повозке, вынула из нее кучу тряпок и кинула их на землю. Потом спрыгнула на землю сама и принялась обматывать Кадишону копыта, так что скоро на каждой ноге образовалось по большому шару. Томек ничего не понимал.

— Вот и все. Теперь можно в дорогу! Томек, мне нужна твоя помощь!

Томек выпрыгнул из повозки, и они сделали с колесами то же, что и с копытами Кадишона: намотали на них длинные полоски ткани и закрепили на спицах. Теперь у колес появились настоящие шины. Томек только хотел спросить у Мари, для чего все это, как вдруг раздался истошный крик, за которым последовало страшное рычание, потрясшее лес. Оно было похоже скорее на крик раненого, чем нападающего животного. Кадишон замер. Мари и Томек прислушались, но снова воцарилась тишина.

— Что это было? — спросил Томек, сжимая руку Мари.

— Не понимаю, — призналась она. — Скорее всего, медведь на что-то напоролся и поранился. Но первый крик? Не знаю… Возможно… Нет, не знаю.

Все стихло. Они забрались в повозку и снова тронулись в путь. К большому удивлению Томека, повозка ехала совершенно бесшумно. Было едва различимо шлепанье Кадишона, а колес вообще не было слышно. Они словно скользили по дороге.

— А теперь я тебе все объясню, — прошептала Мари своему другу.