Я прогоняю из мыслей образ Халиба, лежащего в луже крови на грязной дороге, и смотрю на письмо. Халиб мертв. Я вот-вот задохнусь.

— Нет, — отвечаю я слабым голосом.

— Что такое? Что случилось? Тебя тошнит?

Как я могу объяснить ему это, не сойдя за сумасшедшую? Но когда я смотрю на Люка, подсознание шепчет: он поймет. Он единственный не подумает, что я спятила.

— Я думаю, что Халиб… — Но я не могу произнести это. — Ничего. Все будет в порядке, — говорю я, стараясь сдержать слезы, рвущиеся изнутри.

Люк поднимает письмо и осматривает его. Хмурится.

— Фрэнни, у него все хорошо. Он едет в Афганистан навестить родных и поискать работу. Ничего не случилось.

У меня нет сил спрашивать, как Люк прочитал письмо без перевода.

— Он мертв.

— Ты откуда знаешь?

— Я видела его.

Он на долю секунды кажется потрясенным, и я понимаю, что ошиблась насчет него. Наверное, считает меня чокнутой. Он опускается рядом и обнимает меня за талию.

— Давай я отведу тебя к медсестре.

— Нет! — кричу я, отталкивая его. — Дай мне минутку. — Я ложусь спиной на траву, все еще испытывая тошноту. Видения о Халибе — и о других — не покинут меня. Все началось с Мэтта, но после него были еще многие. Я всегда первой узнавала, если друг семьи или пожилой учитель — те, кого я знала, — умирали. Их лица появляются в моей голове после вспышки молнии. И всегда они мертвы.

Несколько минут спустя я заставляю себя подняться, и Люк провожает меня до кабинета мистера Снайдера, где я пишу письмо Халибу. Если бы я знала, как дозвониться до него, то так бы и сделала, но понимаю, что это бесполезно. Письмо Халиба датировано прошлой неделей. Мистер Снайдер выглядит взволнованным, но обещает перевести письмо и отправить его сегодня вечером.

Весь оставшийся день в школе Люк не отходит от меня ни на шаг. Обычно я бы не стала мириться с такой опекой, но, кажется, его пребывание рядом со мной помогает. Когда мы после школы забираемся в машину, мне немного лучше.

Я весь на взводе. Перевозбужден. Я хотел знать, зачем аду понадобилась Фрэнни, и теперь я знаю. Видение.

Она забирается в машину, облокачивается на дверь и закрывает глаза. Большую часть дороги я стараюсь не тревожить ее, но больше не могу сдерживаться. Мне необходимо знать.

— Фрэнни?

— Да?

— То, что произошло во дворе, то, что ты видела… такое часто случается?

На ее лице появляется враждебность.

— Я не сумасшедшая, — рычит она.

— Да я об этом и не говорил. Лишь беспокоюсь за тебя.

И еще мне любопытно.

Она смотрит в окно.

— Не часто, иногда.

— Всю твою жизнь?

— Со времени моего… с семи лет.

— И что ты видишь? То, что должно произойти?

Она поворачивается ко мне, и по ее щеке скатывается слеза.

— Мертвых людей. Я вижу их за мгновение перед смертью. — Она опускает глаза на ладони. — Но я не могу остановить этого.

Понимаю, насколько это может быть полезным в преисподней. Если бы мы знали, что души уже в пути… если бы могли отметить их до того, как они попадут в чистилище… наше количество увеличилось бы.

Я стараюсь не выдать оживления ни голосом, ни выражением лица.

— Да уж, тяжко тебе. Ты справишься?

— Наверное, — не слишком уверенно говорит она.

Когда мы добираемся до моего жилого комплекса и заезжаем на стоянку, она с опаской осматривается. Уверен, она не этого ожидала.

— Так вот ты где живешь?

— Ну да. Есть проблемы? — спрашиваю я, подавляя ухмылку.

— Никаких, — фыркает она.

Я заворачиваю на стоянку, тормозя рядом с входом в мой дом и становясь между заржавевшим синим «шевроле-импала» и помятым черным «фордом». Краем глаза я замечаю, как Фрэнни разглядывает все кругом.

Пасмурный день усиливает унылую атмосферу этого района города. Когда-то четыре стоящих здесь двухэтажных цементных дома были белыми, но после нескольких десятков лет пыли, смога и ржавчины от водосточных желобов они посерели. Большинство окон целые, но тут и там можно увидеть картон или скотч вместо грязного стекла. Легкий весенний ветерок гоняет по пустой земле целлофановый пакет из супермаркета, в итоге застревающий на ветках дохленького куста около дома.

Фрэнни бросает на меня взгляд и, делая мужественный вид, толкает дверь и выходит наружу.

— Пойдем.

— Твое желание для меня закон, — говорю я, направляясь к зданию.

Я открываю дверь для Фрэнни, и она осторожно заходит внутрь. Следует за мной по обшарпанным ступенькам до второго этажа и ждет в тускло освещенном коридоре, пока я достаю ключ и вставляю в замочную скважину.

— Твои родители на работе? — спрашивает она, когда я прохожу внутрь и включаю свет.

— Возможно.