Шрифт:
Здесь хочется отметить, что «часы на башне» позже будут не раз встречаться в стихах Маршака, в частности в стихотворении «По часам Кремлевской башни…» (иное название — «1947»).
Власть в Екатеринодаре не раз переходила от белых к красным, от красных к белым. Бывало и так, что в одной части города правили белые, в другой — красные. Нелегко ориентироваться в такой обстановке. В один из периодов двоевластья Маршак написал стихотворение «Два комиссара»:
…Жили-были два «наркома», Кто не слышал их имен? Звали первого Ерема, А второго — Соломон. Оба правили сурово, Не боясь жестоких мер. У того и у другого Был в кармане револьвер. Красовались в их петлице Бутоньерки из гвоздик, И возил их по столице Колоссальный броневик. Угрожая, негодуя, Оба в пламенных речах На московского буржуя Наводили жуть и страх. Каждый в юности недаром Был наукам обучен. Был Ерема семинаром, И экстерном Соломон… К этим грозным властелинам Все явились на поклон. Брат Ерема был блондином И брюнетом — Соломон. Как-то раз в знакомом доме У зеленого стола О Московском Совнаркоме Речь печальная зашла. Ленин действует идейно. Он — фанатик, маниак. Но уж Троцкого-Бронштейна Оправдать нельзя никак. По каким же был причинам Сей вердикт произнесен? Брат Ерема был блондином, Но брюнетом — Соломон… А в другом знакомом доме Разговор зашел о том, Сколько нынче в Совнаркоме Соломонов и Ерем. И сказал чиновник в форме, Что Израиля сыны В трехпроцентной старой норме В Совнаркоме быть должны.Маршак обладал удивительной способностью собирать вокруг себя таланты. Это он раздобыл для «Утра юга» «крамольные» письма В. Г. Короленко к наркому просвещения Луначарскому, письма, преисполненные отчаяния от всего того, что сделала с интеллигенцией на Украине и не только там новая власть. Заметим, письма эти были опубликованы в России уже в годы перестройки.
Самуил Яковлевич понимал степень риска, но иначе поступить не мог. В то время он поддерживал дружеские отношения с такими литераторами, как Аркадий Аверченко, Зинаида Гиппиус, Иван Шмелев (сын его незадолго до этого был расстрелян большевиками). Не будем гадать, как удалось уцелеть Маршаку во времена красного террора. Скажем просто: слава Богу.
В конце 1918 года Маршак познакомился с Елизаветой Ивановной Дмитриевой — Черубиной де Габриак. Имя этой поэтессы в антологиях русской поэзии едва ли можно найти. Стихи Черубины де Габриак впервые были опубликованы в модном и популярном журнале русских символистов «Аполлон» в 1909 году, когда звезда символизма уже закатывалась. Родилась Елизавета Дмитриева в Петербурге 31 марта 1887 года, то есть она была всего на несколько месяцев старше Маршака. Вот несколько строк из ее автобиографии: «Небогатая дворянская семья… мать по отцу украинка… отец по матери швед… я — младшая, очень-очень болезненная, с 7 до 16 лет все время лежала — туберкулез и костей, и легких.
Мое детство все связано с Медным всадником, сфинксом на Неве…
В детстве, лет 14–15, я мечтала стать святой и радовалась тому, что я больна темными, неведомыми недугами — и близка смерть. Я целых десять месяцев была погружена во мрак, я была слепой…
От детства я сохранила облик „Рыцаря Печального Образа“ — самого прекрасного рыцаря для меня — Дон Кихота… Гимназию окончила поздно, в 17 лет, в 1904 году, с медалью, конечно. Потом поступила в Женский императорский педагогический институт и окончила его в 1908 году по двум специальностям: средняя история и французская вековая литература… После была и училась в Париже, в Сорбонне — бросила… До 1918 года, когда я из Петербурга приехала в Екатеринодар, все время жила в Петербурге…»
Да, революция разбросала петербургскую интеллигенцию по свету: кого — в Париж, кого — в Прагу, кого — в Белград. А вот Дмитриева и Маршак оказались в Екатеринодаре. Незадолго до того, как Черубина де Габриак покинула Петербург, она написала такие стихи:
Тебе омыл Спаситель ноги, Тебе ль идти путями зла? Тебе ль остаться на пороге? Твоя ль душа изнемогла? Храни в себе Его примера Плодоносящие следы, И помни: всеми движет вера, От камня до святой звезды. Весь мир служил тебе дорогой, Чтоб ты к Христу подняться мог. Пади ж пред Ним душой убогой И помни омовенье ног.Знакомство Дмитриевой и Маршака переросло в настоящую дружбу. «После Гумилёва и Волошина Маршак был для меня самым близким человеком», — вспоминала позже Елизавета Ивановна. Самуил Яковлевич не раз говорил, что именно под влиянием Дмитриевой, благодаря ей он стал писать для детей. В 1920 году она вместе с Маршаком вела занятия в драматической студии клуба Красной армии.
Детский театр открылся 18 июля пьесой «Летающий сундук», написанной Е. Васильевой (фамилия Дмитриевой по мужу) и С. Маршаком по мотивам сказки X. К. Андерсена.
«Я пришел к детской литературе через театр, — вспоминал впоследствии Маршак. — Интерес к детям был у меня всегда. До революции я много бывал в приютах, в Англии сблизился с Лесной школой. Но по-настоящему я узнал детей, когда в Краснодаре группа энтузиастов устроила театр: Елизавета Ивановна Васильева, я и художник Воинов. Замечательный был у нас актер Дмитрий Орлов — он потом работал в Москве у Мейерхольда. Прекрасно читал стихи Некрасова, а впоследствии „Василия Теркина“.
В голодные годы я организовал Детский Городок. Нам отдали бывшее помещение Кубанской рады — целый дворец, — и мы там устроили читальню, библиотеку, детский сад. А главное наше дело было — детский театр. Первые мои вещи в стихах для театра — „Кошкин дом“ (маленький) и „Сказка про козла“…» Все это было уже при советской власти.
Но вернемся в Екатеринодар белогвардейский и к стихам Д-ра Фрикена из сборника «Сатиры и эпиграммы»:
Известный Ножин нам поведал В недавней лекции своей, Что погубил страну и предал Еврей, злокозненный еврей. Весь мир евреи держат в путах… Кто их влиянья избежит? Во всех волнениях и смутах Chercher le жид! Chercher le жид! Пусть нам рассказывает книжка О том, что в сумраке веков Мутил народ Отрепьев Гришка, Затем Емелька Пугачев. Но это — ложь и передержка, А факт действительно таков: Мутил народ Отрепьев Гершка, А позже — Хаим Пугачев…