Я открыл и закрыл рот. Для меня было само собой разумеющимся, что положительные герои и все те, кто на их стороне, мрут красиво и с возвышенными словами, а злодеи – гадко и в отвратительных корчах, застывая с выпученными как у жаб глазами.

Павшие лежали в героических позах, сжимая обломки копий и мечей. Лиц уже не различал, далеко, но железные доспехи блестели под лунным светом тускло и торжественно, посеченные, залитые кровью, но очень странно, что победитель не подобрал мечи, ножи, топоры, не снял с павших доспехи – пусть поврежденное, но годные в починку, а если и не в починку, то на перековку в нужную в хозяйстве вещь...

Какую, мелькнула мысль. На подковы? Но я пока что не видел ни одного селения, где пахали бы землю, сеяли хлеб, убирали сено, пасли стада, чтобы девочка гнала длинной хворостиной на пруд стадо гусей, а те гоготали и норовили свернуть на тропку к лесному озеру.

– Вон там! – рыкнул волк, и мои смутные мысли смахнуло как клочья сырого тумана свежим ветром. Волк ускорил прыжки, потом, опомнившись, так же внезапно перешел на шаг и остановился вовсе. Я натянул поводья, едва не разодрав единорожью пасть.

Каменистая равнина в двух верстах впереди с размаха расшибалась об отвесную гору, перегородившую мир. Массивная серая плита, поставленная стоймя, вершиной царапала облака, а вправо и влево уходила за горизонт. Стену испещрили темные и багровые прожилки, отчего казалось, что по ней непрестанно стекает кровь гигантского животного.

По голове меня шарахнуло жесткими перьями. Твердые когтистые мослы отпихнулись с такой силой, словно это пернатое прыгнуло до облаков, не раскрывая крыльев, Меня вдавило в седло, единорог зло фыркнул. Волк сел по-собачьи, вскинул морду к луне. Черные ноздри часто раздувались, внутри блестело влажным.

– Пахнет жильем, – сообщил он наконец. – Много жилья!..

В неподвижном чистом воздухе поблескивало, словно лунный свет отражался на крылышках эльфов, есть же среди них и совсем мелкие породы, как бывают, к примеру, муравьи крупные и муравьи совсем мелкие. Мои ноздри наконец начали улавливать чужой тревожащий запах, но тут в ночи захлопали крылья, мелькнула темная тень.

Я напрягся, но ворон углядел вблизи торчащий как чертов палец камень, рухнул, я слышал жутковатый скрип когтей, словно ножом поскребли по сковороде, крылья хлопнули пару раз, в мою сторону обратился красный как вишня глаз.

– Там вход!..

Волк рыкнул ревниво:

– Это знаем. Чуть левее, если взять от этого камня.

Ворон отдышался, прокаркал хрипло:

– Но я заглядывал вовнутрь!

– И как далеко? – поинтересовался волк.

– Достаточно!

Волк прорычал насмешливо:

– Понятно... Мой лорд, если мы что-то хотим узнать в самом деле, надо ехать. А это, которое в перьях, пусть пока отдыхает. Такое пузо таскать!

Копыта стучали звонко, но теперь мне слышался лязг мечей, стук костяных рогов, удары боевых топоров по щитам и шлемам, а холодный воздух ночи холодил кровь и обращал ее в мелкие стучащие кристаллики льда.

Стена разрасталась, заняла половину неба. Затем звезды исчезли, мы почти уперлись в залитую мертвенным лунным светом гору, срезанную с этой стороны как гигантским мечом.

В холодном воздухе плыли струи теплого воздуха. Я ощутил запах теплых тел, свалявшейся шерсти, испражнений, из чего понял с еще большим холодком, что пещера ведет в глубины настолько дальние, что оттуда чудища даже не выбегают из присущей каждому зверю чистоплотности.

Захлопали крылья, сверху злорадно каркнуло:

– А я первый заметил!.. Я первый!

Волк прорычал:

– Я тоже чую... уже давно. Там левее должна была большая нора. Или даже вход в пещеру. Я проведу тебя, мой лорд!

Хриплый голос заорал:

– Нет я поведу! Я первый заметил!

– А я первым нашел!

Под моими коленями начало подрагивать. Я не знал, то ли единорог начинает трястись, то ли с моими ногами что-то не так, но лучше бы с этой рогатой лошадью, герою не пристало выказывать даже сомнение в полной и абсолютной.

Мы ехали вдоль стены, что вырастала из земли под прямым углом, а то и под точкой кипения, я пугливо задирал голову, если оттуда сорвется глыба, да еще с самой вершины, а тут еще это услужливое пернатое распорхалось, то мои роскошные волосы героя точно испортит...

– Вот оно!

Два голоса, рык и карк, слились в одно, даже единорог что-то хрюкнул, попрядал ушами, словно пчела в хореографическом танце, сообщающая о запасах меда.

Я осторожно пустил коня вдоль каменной плиты, упершейся в небо. Вся вздыбленная стена залита неживым светом упырей, а впереди зияет сплошная чернота то ли провала, то ли входа. Конь вздрагивал, все-таки это его трясет, я сцепил зубы и заставил Рогача приблизиться к черноте.