Шрифт:
— Ну, давай попрощайся с Филиппой, — сказал усатый дяденька. — Ведь я ухожу вместе с ней.
Склонившись над коляской, Маттиас взял маленькую ручку Филиппы в свою, погладил бантик на ее маленькой шапочке. Теперь уже маме не придется надевать на нее шапочку…
Ему стало как-то не по себе, хотя в кармане у него лежало столько серебряных крон! Что же он наделал! Неужели он и взаправду продал Филиппу? Как раз теперь, когда у нее отросли реснички и вообще…
— Еще раз спасибо! Ну, до свиданья! — распрощался с ним усатый дяденька и подтолкнул коляску к выходу.
Тут Маттиас почувствовал, что его всего, с ног до головы, обдало жаром.
— Нет, не надо! Я ее не продам! — закричал он и, бросившись вперед, вцепился в коляску. — Вот вам обратно деньги, пожалуйста: одна, две, три, пять, четыре, семь, шесть, девять, восемь, десять крон!
У дяденьки с усами округлились от удивления глаза, но деньги он взял и стал старательно засовывать их обратно в кошелек.
Казалось, он не так уж и огорчился, что ему не удалось купить Филиппу. Наоборот! Он вдруг так расхохотался, что у него начал колыхаться живот.
— Я так и знал, что ты не захочешь продавать свою сестренку! — хохотал дяденька.
— Все-таки она очень миленькая, когда смеется! — признался Маттиас.
Усатый дяденька снова раскрыл свой кошелек, достал крону и протянул Маттиасу.
— Это тебе за то, что ты передумал и не продал свою сестренку! — похвалил он Маттиаса.
Не успел Маттиас выйти из парикмахерской, как Филиппа снова закричала.
Она кричала так, что личико ее сделалось лиловым. Но Маттиасу уже больше не хотелось ее продавать. Он понял, что очень любит ее, хотя она совсем маленькая и страшная крикунья, а личико у нее совсем лиловое.
Птенчик
Маттиас сидел за кухонным столом и ел простоквашу.
Солнце светило прямо в окно кухни, и в его лучах перстень на указательном пальце Маттиаса сверкал словно настоящий бриллиант. Перстень он купил на ту самую крону, что получил от усатого дяденьки, и был страшно горд. Ни у кого такой ценности не было — ни у Пончика, ни у Пелле Маленького!
Маттиас сидел в раздумье. Дело в том, что у него был клад, зарытый под деревом в парке Ванадислюнден. Никто на свете о нем не знал, это была тайна. А тайны свои он умел хранить! Может, и перстень положить туда?
— А вдруг кто-нибудь нашел мой клад? — громко сказал он самому себе, насыпая целый сугроб сахарного песку в простоквашу.
— Что нашел? — спросила мама.
— Да так. Ничего.
Нет, перстень лучше оставить дома. Покончив с простоквашей, он тотчас помчался в парк Ванадислюнден. День выдался на редкость жаркий, и улицы были почти безлюдны, так как все уехали за город.
В парке было хорошо и прохладно. На зеленых лужайках в тени деревьев сидели дряхлые старушки и неторопливо попивали свой кофе.
Клад был зарыт под четвертым каштаном, если считать от пригорка, и завален тремя камнями. Маттиас тотчас отыскал свой тайник, убрал камни и стал осторожно разгребать землю. Ага, вот и коробка — лежит на том самом месте, куда он ее положил. И сережки никуда не делись.
Маттиас нашел их во дворе на улице Нортульсгатан. «Может, они золотые?!» — мечтал он.
Вдоволь налюбовавшись на свои драгоценности, он сунул их обратно в коробку и снова закопал ее в землю. А сверху точь-в-точь, как раньше, стал класть камни: один, второй…
Только он взялся за третий, как за спиной у него раздался писк: пип! пип! Маттиас живо обернулся.
Никого не было.
Пип..! Пип..!
Маттиас снова оглянулся. Нет, никого!
Пип..! Пип..! Пип..! Пип..!
Писк доносился откуда-то из травы. Точно, там кто-то был! Кто-то весь пушистый и кругленький. Ой! Да это маленький птенчик!
Тем временем птенчик подобрался к Маттиасу и клюнул его в руку. Глазки у него были черненькие и махонькие-премахонькие, и смотрели они на Маттиаса почему-то очень печально — как будто птенчик о чем-то хотел попросить мальчика.
«Наверно, ему хочется, чтобы я взял его на руки», — подумал Маттиас.
Вдруг он услышал, как кто-то с бешеной скоростью мчится по посыпанной гравием дорожке. Это был Пончик. От быстрого бега щеки его раскраснелись.
— Ты нашел птенчика? — пыхтя как паровоз спросил он. — Можно мне его подержать?
Пончик осторожно взял птенчика, и тот удобно улегся на его пухлой ладони, словно на маленькой подушечке.
— Он меня полюбил, — сказал Пончик. — Смотри, как он мигает глазками.