— Это кто там?

Ксения в страхе сглотнула слюну.

— Это мой товарищ по факультету. Мы с ним ядерную физику учим. Расщепление атомов.

— А почему он голый?! Почему ты в халате на голое тело?! Почему он под кроватью?!

Ксеня усиленно хлопала ресницами.

— Он… Я… Мы… Мы учили расщепление атомов…

— Почему он голый и под кроватью?! — вскипала от ярости женщина.

Девушка стала хлюпать носом. Тут из пространства, где был обнаружен молодой человек, тоненьким голоском прозвучало:

— Это я виноват, Лидия Ивановна! Мы с Ксенией учили расщепление атомов. А такая жара в комнате и на улице! Вот и разделись! А под кровать я полез потому… потому.… Потому что испугался, что вы будете меня ругать! — поспешно выдал свою версию паренек.

— Ругать?! — прогремела штангистка, — Ты лишил девственности мою Ксюшеньку?! Ты — коварный хорек!

— Мама! Нет! — запищала Ксюшенька, но взбешенную мать было уже не остановить.

Лидия Ивановна вновь резко наклонилась и свирепо взглянула в глаза любовнику дочери под кроватью. Ненависть во взгляде бывшей спортсменки горела, как спираль электрокамина, и паренек инстинктивно убрал руки с причинного места и закрыл ладонями лицо лишь на пару секунд. Но этого времени хватило, чтобы женщина резко вытянула мускулистую руку вперед и крепко ухватила молодого человека за мужское хозяйство. Подростковый даже больше крик, нежели мужской, прорезал атмосферу комнаты. Бондаренко — старшая попыталась вытянуть спрятавшегося друга дочери из его укрытия. Крик усилился.

— Мама! Что ты делаешь? — в тихом ужасе прошептала Ксения.

— Атомы ему расщепляю! Вот что я делаю! Чтобы неповадно было порядочных девушек бесчестить! — пробасила мать.

Крик под кроватью перешел в нечто, похожее на скулеж придавленной собачонки.

— Отпусти его, мама!

— Ты уже не девственница? Этот хорек успел, или нет? И не ври матери!

— Нет, мама! Не успел! Честное слово! Не успел!

Лидия Ивановна немного подумала и ослабила хватку.

— Она правду говорит? Эй, ты! Под кроватью!

— Клянусь! — тоненьким голосочком просипел плененный, — Клянусь! У нас ничего не было! Клянусь! Отпустите! Больно! Отпустите!

— Ладно! Хватит канючить! — приказала хозяйка дома юнцу.

Она обратилась к дочке:

— Значит, вовремя я успела! Я как чувствовала прямо, что ты дашь слабину! И я успела! Я расщеплю ему его атомы и тем самым сохраню твою невинность!

Студентка слушала молча, покорно глядя на рисунок на паласе.

— Я же тебе строго-настрого приказала: до свадьбы — ни-ни! Береги честь с молоду! А уж девственность — тем более! Я тебя этому учила?!

— Да, мама, учила! Извини меня.

— Эй, там, под кроватью! — пробасила Лидия Ивановна, — Ты слышал, что я говорю о постели до свадьбы?

— Угу! Слысал! Слысал! И полностью поддерживаю ваш подход! — раздался скулеж из укрытия горе-любовника в ответ.

— Ого! Мой подход! Ладно! Вижу, что этот парень не глуп. А это всегда хорошо для мужеского пола. Можете встречаться! Но до свадьбы никакого секса! Усекли?!

— Усе усек! Усе усек! Усек! — моментально донеслось из-под кровати.

— Я все поняла, мамочка! — расстроено подтвердила слова матери Ксения.

Бондаренко — старшая решительно покинула комнату дочери при этом по привычке мощно, с силой штангистки, хлопнув дверью. Под кроватью сразу же вздрогнуло от испуга обнаженное тело студента. Бондаренко — младшая обратилась к вышеупомянутому телу:

— Вылезай, Олежек! Олежек! Она ушла!

Из укрытия появилась сначала одна юношеская нога, затем другая. С глазами, полными ужаса, на свет вылез голый студент, одногруппник хозяйки комнаты — Олег Бессчастных. Щуплое, еще больше подростковое, нежели мужское тело, покрылось мурашками. Мужское достоинство он прикрывал трясущимися ладонями. Бедолага встал на колени и прополз с полметра по мягкому паласу к своей возлюбленной. Молчание, как замок на губах, сковало рот студента. Дыхание у паренька сбилось, отчего нос его отрывисто втягивал воздух помещения с ароматом земляничного ликера. Ксюша провела рукой по взъерошенным волосам несостоявшегося любовника, потом еще и еще. Она гладила Олега и приговаривала:

— Эх, Олежка, Олежка! Я ведь тебе рассказывала, что у меня за маманя и какое воспитание она проповедует, какие принципы! Говорила же тебе, что уж лучше бы мы этим занялись в хранилище нашей библиотеки, в самом дальнем углу. Никто бы нас там не побеспокоил! Для чего нам абонементы? Да и шаги любого человека в том хранилище издалека слышны! А ты не согласился.

Бессчастных застыл обнаженной статуей на коленях и покорно внимал рассуждениям девушки, предпочитая не перебивать и хранить молчание.

— А ты со своими предрассудками! — продолжала Ксения, — Дескать, не могу этим заниматься среди произведений великих писателей, портреты которых, якобы, глядят на нас с обложек книг в хранилище. Говорил, что тебе важна кровать, тепло.

Человеческие условия. Легкое спиртное, чтобы раскрепоститься. Вот и раскрепостился, что дар речи потерял от встречи с моей маманей! И стоишь голенький, замерзший, обалдевший на коленочках! Бедненький ты мой, отбитый могучей рукой штангиста фаллосик! Раздавили почти твои атомы стальные ладони спортсменки! Ну! Иди ко мне! Я тебя обниму болезного!