В комнатке было темновато, прохладно. Из-под ног дуло, он заметил в полу широкую деревянную крышку с настоящим медным кольцом, вбитым в дерево. Похоже, у Бабы Яги еще и погреб. Жутких криков снизу пока не слышно…

— Проголодался? — спросила старуха. — Сейчас что-нибудь придумаем… Да и я перекушу…

«Меня перекусит», — мелькнуло у него пугливое. Вон зубы, еще больше стали. На глазах растут.

— Да мне что-то не хочется, — сказал он торопливо. — Водицы глоток, что еще проезжему надо? И прикорнуть на ночь могу где угодно. Ты не беспокойся, бабуля.

— Какое беспокойство, — ответила Баба Яга. — Так давно никто не заглядывал, что я уже и забыла…

«Вкус мяса человеческого забыла, — понял он. — Во нажрется теперь! Я, как назло, не мелочь какая, а удался ростом и силой. Сала не нарастил, зато мяса как на быке. А у нее зубы-то, зубы…»

Старуха, пятясь, вытащила из печи ухватом с короткой ручкой широкий горшок. По комнатке потек запах разваристой гречневой каши, но Залешанин напомнил себе, что откуда гречка в лесу, все обман, в горшке одни жабы да летучие мыши.

Он опасливо заглянул в миску. Из темного варева выглядывают тонкие лапки, не то лягушачьи, не то жабьи, запах вроде бы мясной, только он такого мяса не пробовал, голову на отрез.

Старуха не сводила с него горящего взгляда. Рот ее начал открываться, заблестели и другие зубы, страшные, как зубья пилы. Будь что будет, Залешанин зачерпнул ложкой гадостное варево, задержал дыхание, поднес ко рту. Только бы не выблевать, мелькнула мысль, бабка сразу убьет. А если не сразу, то сперва помучает, натешится, наизгаляется…

Он глотнул, зачерпнул снова, попробовал даже улыбнуться: вот, мол, ем, уважение выказываю, но рука дрожала, ложкой тыкал мимо рта, разливая горячую похлебку. Хлебнул снова, попался кусок вроде бы мяса, проглотил, а со вторым пришлось остановиться, не задохнуться бы, разжевал, проглотил, а старуха наблюдала прищуренным глазом.

Залешанин ел, искательно улыбался, проклятая бабка следит, как ест, ни одну ложку не пронесешь мимо рта. Пахнет мясом, но и вкус мясной… или почти мясной. Что-то срединное между мясом и рыбой. Точнее, между рыбой и птицей…

Бабка удовлетворенно кивнула, Залешанин в замешательстве ощутил, что ложка задевает дно, а сперва миска казалась размером с корытце.

— Изголодался, — сказала бабка знающе. — Мужик молодой, здоровый, сила играет… Но совестливый! Меня, старуху, боишься объесть. Так ведь?

— Гм, — пробормотал Залешанин. — Ну, не так уж чтоб очень… Тебе кот готовит, бабушка?

— А что, шерсть в супе?.. Ежели оголодал, на цвет шерсти не смотрят.

— Да, — согласился Залешанин. — Мне все одно — с черного кота шерсть или с белого.

— Молодец, — одобрила Баба Яга. — А то был тут один… Как увидел моего кота, сразу в крик: черный кот! Страсти! Несчастье… Белого ему подавай, паскудник.

Она убрала пустую миску, взамен поставила неопрятного вида чашу, желтую, но чистую. Почти до краев колыхалась такая же темная жидкость, попахивало кровью.

— Где он теперь? — рискнул полюбопытствовать Залешанин.

— Да куда он денется, — ответила старуха рассеянно. — Здесь…

Он сделал осторожный глоток, стараясь не сильно перекашивать рожу, пахнет мерзостно… хоть если по-честному, то скорее непривычно пахнет, а так, если внюхаться, то терпимо…

Отпил почти до половины, а когда опускал, наконец сообразил, что пьет из человеческого черепа. Только что по бокам малость меди и старого серебра для красивости.

Пальцы разжались, роняя чашу, но уже почти поставил, не расплескал, дрогнувшим голосом торопливо поддакнул:

— Что белый — в лесу в грязи извозишься, не отмоешь! Хуже, чем белая ворона. А кот и должен быть черным. Белый кот — разве кот? Урод какой-то…

Старуха одобрительно кивала, глаз ее постепенно из ярко-багрового становился почти зеленым. Залешанин, подбодрившись, сказал:

— Хорошо готовишь, бабушка. Будет время, еще как-нибудь заеду к тебе, чтобы с котом поздороваться, отвару твоего отведать…

Замер с сильно бьющимся сердцем, как старуха примет такие слова, но Баба Яга отмахнулась:

— Не заедешь.

Сожрет, понял Залешанин, замирая. Сожрет, и не копыхнешься.

— Что так, бабуля? — спросил он заискивающе.

Она равнодушно повела на него огненным глазом:

— Зарежут тебя, милок.

— Бабуля! — вскрикнул Залешанин.

— А что? — буркнула она. — Чем ты лучше других?.. Князь брата родного зарезал, а уж тебя…