— Значит… восемнадцать дней, не так ли? Нет, даже девятнадцать.

— Двадцать, — извиняющимся голосом поправила ее Крошка. — Завтра будет три недели. — Она рассмеялась, как смеются счастливые девочки, и пообещала: — Мы испечем праздничный торт со свечами.

Кэрол, казалось, совсем не слушает. Она смотрела в окно на голубое небо и молочного цвета тучи.

— Нужно закрыть окна какими-нибудь занавесями, — сказала Крошка. — Готова поспорить, ночью ты ни на минуту не сомкнула глаз.

— Делай, как хочешь, — безразлично пожала плечами Кэрол. — Я бы и с занавесями не заснула. Я думала. Я хотела…

— Что? — подождав несколько секунд продолжения, спросила Крошка.

Кэрол терпеливо посмотрела на нее, как на пустое место.

— Я хотела, чтобы одна из молний попала в дом и убила меня… Чтобы все закончилось… — Она говорила медленно, глотая слова. Но с каждым днем ее дикция улучшалась. Целую неделю после той ночи, когда она чуть не повесилась, Кэрол Уоттерсон вообще не могла произнести ни единого звука. — Никак не могу понять, зачем вы так стараетесь сохранить мне жизнь. — Ее усталые и слабые глаза вспыхнули. — Ведь все равно вам в конце концов придется убить меня.

— Убить тебя? — в ужасе переспросила Крошка. — О, Кэрол, откуда у тебя взялась эта ужасная мысль?

Выражение лица Кэрол постепенно начало меняться. Сначала она казалась убитой горем, как человек, над которым жестоко посмеялись, потом на смену горю пришла отвратительная злоба, а ярость парализовала все мускулы у нее на лице. Она подняла закованные руки и трясла цепью до тех пор, пока не стала задыхаться и чуть не упала в обморок от напряжения.

Крошка сочувственно сморщилась.

— Я же тебе уже говорила, что против цепей. Они нужны только для того, чтобы… ну знаешь, чтобы ты не бежала… а когда наступит время возвращаться, мы снимем их. Кэрол? Пожалуйста! О, Господи, мы не… да у нас и в мыслях не было убить тебя… Джим вообще пацифист, и ты знаешь это! Он ненавидит насилие. Послушай, я почти доктор. Я верю в клятву Гиппократа, и эта клятва для меня священна, как Божья молитва! Я не хочу сказать, что готова зайти так же далеко, как зашел Швейцер… [25] Иногда существуют веские причины для того, чтобы выпустить душу из тела, которое только портит ее, но…

— О, Крошка, заткнись! — безжалостно оборвала ее Кэрол, села на кровать и разрыдалась.

Крошке хотелось самой расплакаться, но она кое-как успокоила дрожащий громадный подбородок и произнесла обиженным голосом:

— У нас тебе ничто не угрожает, Кэрол. Господи, да с нами ты в такой же безопасности, как если бы находилась в монастыре. А я могу тебе многое рассказать о монастырях.

— Возможно, — ловя ртом воздух, кивнула Кэрол Уоттерсон, — тебе все равно, жива я или мертва. — Она прекратила рыдать так же внезапно, как и начала. Сейчас она казалась влажной и перегретой. Но как по расписанию, на смену слезам пришла икота. — Ик… ик… ик… а как на… на… насчет остальной твоей банды? Ик… Красавчик Дан или как там его зовут тоже ненавидит насилие?

— Туро? Туро, конечно же, не причинит тебе ни малейшего вреда. Он питает к тебе самые глубокие чувства…

Кэрол приложила к своим мокрым глазам салфетку.

— Да?

— Он влюбился в тебя по уши! Господи, как же ты могла не заметить этого?

Кэрол тихо жалобно ответила:

— Мне было плохо.

И внезапно расхохоталась. От смеха на глазах у нее появились свежие слезы. Крошка тоже захихикала, придерживая живот обеими руками, как Санта-Клаус из детских рождественских книжек.

— Это… интересные… ик… новости, — сообщила Кэрол, наконец поборов икоту. Она сделала несколько больших глотков воды. Уши у нее оставались алыми, но все остальное лицо приняло нормальный цвет. Крошка вытерла слезы на щеках, а потом вытерла руки об огромную, с полакра размером, серую юбку, которая была на ней. — А где Туро? — поинтересовалась Кэрол Уоттерсон. — Не видела его… ик!.. вот черт!., очень давно.

— О, Туро… — Крошка внезапно замолчала, словно не хотела говорить, и взяла с подноса булочку, от которой отказалась Кэрол. Она съела ее, облизнула пальцы и сказала: — Я попрошу Джима, чтобы он разрешил тебе спускаться вниз на весь день. Хочешь, я помогу тебе переодеться?

— Через минуту… Крошка?

— Что?

Кэрол посмотрела на толстуху серьезным и даже немного строгим взглядом.

— Я бы сказала, что мы стали подругами, правда?

Лицо Крошки расплылось в довольной улыбке.

— Надеюсь. О, Господи!.. После всего того, что нам пришлось пережить вместе.

— Если бы не ты, я бы просто не выжила. Я знаю, что обязана тебе своей жизнью, и мне жаль, что я сказала… что я заговорила о смерти. Это было жестоко и отвратительно, но я сказала неправду. У меня просто было ужасное настроение. Мне нужно, наверное, хорошенько выплакаться.